«В диаметре сантиметров пять, плюс-минус. Много это или мало? Не знаю. А вдруг придется вскрывать? Вдруг не рассосется?» мысль, что внезапно поражает её, шокирует, пугает её и, отразившись на лице, выдает её.
Подскочив, Нина страшным загробным голосом выдыхает:
Покажи.
Светлана не выдерживает и прыскает со смеху.
Смотри.
Где болит?
Вот здесь, указательным пальцем Светлана трогает точку на груди чуть ниже и правее ареолы. Только, пожалуйста, будь осторожна.
Не бойся. Я профессионал.
Правда? с удивлением спрашивает Светлана, проверяя мелькнувшую мысль.
Да. Всякое случалось, рассеянно отвечает Нина, в интересах бизнеса чего не сделаешь.
Она берет её грудь в руки и кладет на правую ладонь и пальцами левой руки пытается проникнуть под кожу:
Здесь больно?
Да, здесь больно, твердо отвечает Светлана. Очень!
Они стоят посередине душевого помещения, и Нинка сосредоточенно изучает Светланину грудь. Голые. На Светлане лишь кулон. Желтый камешек лежит в ложбинке её грудей. В этом кусочке янтаря не застывшая букашка, а высохшая, законсервированная на миллионы лет травинка. Она изогнулась в очень правильную, каллиграфически выведенную буквицу «С» Светлана. Поддавшись порыву, Светлана расстегивает золотую застежку
Бери, подруга. На память.
Ой, восклицает Нина. Она даже не делает попытки вежливо отказаться. Она бросается подруге на шею, обнимает, целует, тискает. Светлане это не нравится:
Ну, хватит! Потрогала, оценила Сашину страсть? Теперь пошли в бар. Я замерзла и хочу выпить.
И, не дожидаясь, что ответит ей Нина, идет одеваться.
Нина возвращается под душ, но лишь на секундочку. Закрутив кран, она догонят свою подружку.
В полутемном баре, пронизанном атмосферой искусственного порока, они затаиваются в уголке, чтобы под перерастянутые, звучащие вполтона блюзы насладиться опьянением.
Нина пытается развлечь «компанию» пикантными, почти непристойными историями. Постель, секс, половое сношение эти понятия тесно вплелись в сферу её «работы».
А ты мультиоргастична? спрашивает её Светлана.
Нина бросает в рот арахисовые орешки, жует и немного сердится за то, что её перебили.
Муль-ти-ор-гас-тич-на, повторяет Светлана, хмельно смакуя длинное слово.
Ты слишком умная! Умных женщин не любят, лениво тянет фразу Нина.
«Вопрос не уместен, думает про себя Светлана. Нину интересует форма! Все остальное для неё сопутствующие изыски. А что такое форма? Немного придыхания и не забыть бы протяжный стон, когда сперма партнера перельется в тебя и захлюпает, зачавкает, как в дождливый день по проселочной дороге в насквозь промокших домашних туфлях».
Дураки не любят. Умные мужики умных баб любят, парирует она. Впрочем, ты права. Иногда, осознавать тот факт, что я умна, просто горько.
Ну и о чем ты? спрашивает Нина.
А я и сама не знаю о чем, невинно удивляется Светлана, просто так. Болтаю. Пора выпить.
Женщины синхронно поднимают рюмки. Они большие, глубокие. Пары коньяка, тяжелые, осязаемые, скапливаются в их практически полных сферах, что напоминают батискафы, готовые к погружению в темноту вечной полночи океанских впадин, и дают насладиться волшебным ароматом еще до того, как они успевают пригубить пылающий напиток.
Подруги чокаются. Раздается приятный хрустальный звон.
Единственный недостаток бокалов, что греются в наших руках, всегда кажется, что в этих большущих емкостях мало. И это впечатление эфемерный обман, ловкая иллюзия, невинная ложь. Как мужское признание в любви в состоянии эрекции. Я знаю. Я представляю. Ах, все равно обманываюсь. Вот опять кажется, я напилась.
Светлана улыбается.
Неожиданно Нина цедит:
Сходи к доктору, покажи грудь.
Напоминание неприятное само по себе. Светлана молча пьет двойную порцию.
Ровно в девять часов вечера Светлана открыла дверь собственной квартиры.
Скинув в прихожей туфли, она прошла в комнату. Присела на диван и, закурив, устало откинула голову назад.
Тонкая струйка дыма из ноздрей и задумчивая амплитуда сигареты, зажатой между указательным и безымянным пальцами Полураскрытые, будто для поцелуя, губы Вдох Её лицо спокойно, но будто бы напряжено. Нет той безвольной сглаженности линий, что свидетельствует да, расслабилась, унеслась куда-то вдаль, мечтает. Сразу видно, она сосредоточенно думает, и эти мысли, скорее, мучительны, чем нейтральны.
«Что? Недополученный оргазм во время дневного коитуса на производстве? Или иное неопределенное и беспокойное чувство, что шариком перекатывается в моем сознании и, никак не попадая «в свою лузу», трансформируется в моем сознании в гипертрофированную чувственность? Или излишек гормонов, что легко и помимо моей воли «выдает» мое зрелое тело? Не знаю. Но мне хочется, хочется, хочется. С какой стати я буду врать сама себе? С какой стати стану сдерживать естественные порывы? Разве желание подавленное, нереализованное, умерщвленное не превратится в моей душе в яд и не будет травить меня по капелькам в течение долгих мучительных в своей пустоте часов? И, наоборот, исполненное, разве не осветит оно путь к очищению и раскаянию? Так ли ценны моя независимость и лелеемый мною эгоизм, возведенный в фетиш? Не много ли я теряю, оберегая свою индивидуальность, банковский сейф, забитый на поверку всего лишь цветной бумагой? Разве понятие о добродетели в старом, прошловековом понимании этого слова стало смешным и неприличным? Ах, не стоит бороться с искушением. И причина не в моих забродивших гормонах, я просто хочу своего мужа. Я мечтаю «вернуться» к нему. Ох-х. Или я пьяная? Пожалуй, выпью кофе».
Резким движением, загасив недокуренную сигарету, Светлана встала.
«Я стою, уткнувшись в плиту. Я слилась с нею. Я и она одно целое. Я стоуввумен! Фантастический агрегат, чье предназначение достижение неповторимого сочетания вкуса и аромата у единственного в мире напитка. И все безумные затраты на такое изобретение оправданны! Я наблюдаю за густой коричневой пеной, стараясь не пропустить момент, когда она закипит, и размышляю. Диме удалось подкрасться ко мне незаметно. Он словно прочел мои невысказанные мысли и тайные желания. Щекотка легкого поцелуя в шею и жар выдоха в ухо Знакомое тело прильнуло к моему, начинающий твердеть член занял позицию между моими ягодицами, его руки к их прикосновению я до сих пор по-настоящему неравнодушна по-змеиному проскользнули у меня под мышками и легли сначала на живот, а потом, разделившись в направлении своего движения О-о! Левая кисть, перебирая пальцами, словно они существовали отдельно, опустилась ниже и еще ниже, и вот уже почти там, а правая стала подниматься как альпинист на возвышенность правой груди Когда наши раскрытые губы встретились, а языки скрестились и попали каждый в чужой рот и обожгли всполохами открытого пламени нежную слизистую неба и щек изнутри, и он в страстном порыве сдавил своими сильными пальцами, не зная о том, мое больное место, тогда я глухо, протяжно и с надрывом завыла:
А-а-аа.
На несколько секунд я провалилась в пустоту.
Черная тьма густым едким туманом повисла у меня перед глазами.
Я словно заблудилась.
Затем что-то выплыло с периферии моего мира и промелькнуло, оставив трассирующий след. И он растаял медленно, нехотя. Но возник звук. Из тишины. Его метаморфоза развивалась по нарастающей неясный, едва различимый шорох; прерывистое, с неровным тембром шипение, напоминающее свист кипящего чайника, и, наконец, ужасный плач изнемогающий протест против несправедливости, обида, обреченная на забвение, холодный озноб страха всё слилось в этой мелодии женской физиологии.
Я открыла глаза и поняла, что слышу свой собственный оглушительный рев и глотаю свои родные слезы, а мой мир, сосредоточенный сейчас в тесном пространстве этой кухни, разваливается на куски.
Я поняла, что я заболела! Я догадалась, что уплотнение у меня в груди не гематома, опухоль!
Я с трудом взяла себя в руки, а Дима был напуган до смерти. На короткий получас».
Глава 6. Утром следующего дня
Ты проспишь, дорогая, Дима настойчиво тряс Светлану за плечо.
Прежде чем открыть глаза, прогоняя последние обрывки сновидений, она несколько раз моргнула:
Привет, дорогой.
Как ты себя чувствуешь?
Нормально.
Она ответила машинально, еще не поняв а в самом деле, как же она себя самоощущает?
Да, вроде ничего, могло быть и похуже, осторожно подумала она, боясь сглазить первое впечатление.
И, действительно, распив с Ниной бутылочку коньяку, она выпила и с Димой, а перед сном, чтобы успокоить ходившие ходуном нервы и боль, приняла две таблетки радедорма обычного бытового снотворного, но, в сочетании с приличной дозой алкоголя, небезобидного
Неминуемые последствия досадливо присутствовали. Головная боль и головокружение, тошнота, нарушение координации все имело место, но в легкой, переносимой степени.