Плевать, что Заира увидит, главное выйти, а там побегу, и пусть делают что хотят.
Никто не отзывался.
Лика забарабанила в дверцы. Стала громко звать глухо.
А начальник там ждет, держит для меня место и думает, что меня волки съели.
Вот дура, а.
Пошла бы по лестнице.
Подумаешь, увидят, спросят да пусть хоть сто раз спросят.
Дура.
Дура.
Пальцы болели от напряжения, но дверцы не поддавались, никак.
Времени прошло столько, что Лика успела поседеть и состариться, и все на свете времена года сменились по сто раз, и самолеты все улетели и прилетели снова, и родились дети, и прошли штормы, а она все стояла в темноте, пропахшей глупостью и обидой, и не хотела расставаться со своей последней надеждой на другую жизнь.
Ээээээй! внезапно отозвался кто-то.
Лика! Ты где?! Зачем тебя туда занесло, Господи, секунду потерпи!
Торопливые шаги унеслись наверх по лестнице и затихли.
Сколько еще осталось, думала она, не успею, не успею, не будет он меня ждать, а может успею.
Буду бежать и успею. Ну быстрее, вы, давайте уже шевелитесь.
Резко загорелся свет, лифт вздрогнул и пошел вниз. Буквально на метр к этажу, до которого не доехал раньше.
Дверцы открылись.
Ну как ты? с круглыми глазами заглянула Заира. Господи Боже ты мой, я ребенка укачала, он в коляске уснул во дворе. Не задохнулась? Ну когда это ты по лифтам каталась?! И чтоб так угораздило именно сегодня Гурген проводку чинит, вырубил свет во всем доме.
Сначала не надо посмотреть, есть кто-то в лифте или нет? Выйдя наружу, Лика сощурилась от резкого солнца.
И тут высоко в небе зазвучал вязкий гул улетавшего самолета.
Он густел, заполняя пространство, дрожа внутри головы, подбрасывая сердце, обрушил небо на голову и медленно-медленно затих вдалеке.
А ты куда шла-то? С сумкой. Ты же только пришла. А? высматривая подозрительное в Ликином лице, спросила Заира.
Никуда, сказала Лика ровным голосом. К портнихе. Завтра пойду.
Осталось только успеть достать письмо из хлебницы.
Живя в городе Б., вы умеете извлекать радость из всего, что дарит вам жизнь. И, даже если она вам ничего не дарит, вы думаете, что так все равно лучше.
Дневник.
Такое-то число такого-то месяца.
Сон про детство
Над деревней все лето гудели самолеты.
Они оставляли в небе четкий белый след, гул нарастал и перекатывался, приводя в ужас всю живность.
Я зажимала уши и запрокидывала голову, представляя маленького человечка в крошечном самолетике.
А я тоже хочу полететь!
Зачем они Бога беспокоят, ворчала бабушка. Ходили бы по земле, ироды. Им тут мало дел?!
Бабушка целыми днями сновала по нашему королевству, ругала меня за валяние с книжкой и давала распоряжения:
Посуду помой!
Я послушно вставала к раковине.
Раковина под навесом, перед ним растут розовые кусты, бродит наседка с цыплятами и учит их разгребать лапками землю красиво так, по-балетному, ножкой вперед, круговое движение, наклон головы, смотрит одним глазом и сердито клокочет, дети ее, бестолковые желтые пищалки, не хотят учиться, лезут к ней под ноги, чтобы спрятаться и согреться.
Так, посуда же.
Открываю кран, намыливаю кусок рыбацкой сетки хозяйственным мылом, беру тарелку.
Столбик воды из крана попал в ложку и развернулся веером.
Солнце немедленно запустило в него палец, водяной веер расцвел радугой.
Трогаю мягкий водяной поток, представляю, какие тут можно сделать фонтаны: поставить во дворе бочку, в нее трубу с вертикальной струей, к верхушке приварить распределитель на шесть полос, и чтобы вода падала в ложки.
И будет целая радужная феерия!
Ты что тут делаешь, ротозейка?! внезапно возникает за плечом бабушка в соломенной шляпе, она сейчас похожа на Дон Кихота, только очень сердитого: ветряные мельницы опять завладели ее внучкой.
Сейчас! Сейчас-сейчас, все уже! Сердце упало в живот и прыгает там, как на батуте.
Приду через пять минут, чтобы все закончила. Потом иди полы мыть! Наследила, раззява, хватит котят приблудных домой таскать
Ее голос постепенно снижает громкость, но все равно слышен.
Быстренько заканчиваю с посудой, иду мыть пол.
Тут тоже не все просто.
На крашеном дощатом полу очень легко разделить мокрые сегменты и сухие, и сделать лабиринт: доски широкие, можно шагать в ниточку и не ступать на вражеский сегмент.
Ты по мокрому босыми ногами ходишь?! Бабушкина голова в окне: того и гляди влетит и откусит мне ухо.
Не, ба, все, заканчиваю уже!
Кто тебя замуж возьмет, одно дело довести до ума не можешь, в два счета заканчивай и иди, я тебя муку просеивать научу!
О, это интересно.
Быстренько выжимаю тряпку, развешиваю на заборе, чисто-чисто мою руки, как хирург, не забыть потом мыльных пузырей наделать и иду в кухню.
На столе чистая льняная скатерть, насыпана высокая белая гора кукурузной муки, стоит огромная эмалированная миска, в ней старенькое сито.
Смотри: берешь совочек, насыпаешь муки в сито, потом двумя руками делаешь вот так видишь, сыплется снизу?
Смотрю под сито оттуда белая пурга, снежинки идут густо, ритмично, ровными ниточками, мука ложится горкой, я подставляю ладонь снег этот нехолодный, пушистый и нежный.
Куда-а-а?! Бери сито, пустоголовая!
Беру сито, насыпаю муки, мерно качаю его и завороженно смотрю на снег.
Просеянная мука лежит идеальным конусом, нетронутая, как никем не покоренная гора.
Как же добраться до вершины?
Сначала надо дойти до подножия, а потом сделать тропинку.
Вот медленно и терпеливо человек протаптывает спиральную дорогу вокруг горы, над ним летают хищные птицы, у них на вершине гнезда, они бросаются на непрошеного гостя, бока горы взрыхлились, человек срочно роет себе пещеру, а путь продолжит ночью. Но гора коварно осыпается и запирает человека в западне. Кто же его спасет?
А можно сделать город.
Вот площадь. Вот домики. Это северный город изо льда, и у людей тут нет машин, а есть ездовые собаки. Вот тропка для них, чтобы им было легко тянуть сани.
Нет, пожалуй, лучше всего сделать посередине пропасть. Было землетрясение, и земля треснула пополам.
А еще лучше пустыня.
Ты когда поумнеешь, дуреха? Это же еда!
Руки сами собой засыпали города, пустыни, яранги, собак и хищных птиц.
Испугалась, что ли? Бабушка внимательно посмотрела на меня, сняла шляпу, вытерла лицо.
Иди, молитву прочитаю. Чего пугаться, играй сколько хочешь.
Приникла к моему сердцу и забормотала:
Сердце, сердце, иди домой, домой,
Сердце, сердце, что тебя напугало?
Сердце, сердце, иди домой, домой,
Сердце женщина или мужчина?
Сердце, иди домой, домой,
Сердце ребенок или взрослый?
Сердце, иди домой, домой,
Сердце человек или собака?
Сердце, иди домой, домой,
Сердце темнота или шум?
Сердце, иди домой, домой
Сердце забиралось под теплые крылышки наседки, выглядывало оттуда и вертело головой что, съели? Ничего не страшно, сердце дома, дома.
Мне снилось, что я выросла и улетаю по чистому небу в крошечном самолетике далеко, очень далеко.
Любовь МирандыЖить с Мирандой оказалось весело и интересно.
Она, уже очень давно разведенная мать-одиночка, любила некоего молодого матроса, не здешнего. Любила она его активно, ездила на судно встречать из рейса, как законная супруга, но тем не менее жениться он не спешил.
Клара же его ненавидела со страшной силой: ходить на судно, будучи не женой, а подружкой это чистой воды непотребство. Она была очень самолюбивая и чопорная, умнее своей матери раз в сто и старше ее лет на двадцать не годами, а зрелостью.
Она нашла в Лике благодарную слушательницу, потому что Миранда пару раз отделала ее за искренние слова в сторону матроса и его планов относительно женитьбы.
Мать была зациклена на матросе, как одинокий космонавт на планете Земля.
Лика даже не была уверена, что Миранда его в самом деле любит скорее, твердо уверена, что если не выйдет за него замуж, то все, жизни хана.
А он все не женился.
Миранда не останавливалась ни перед чем: ездила даже в его родное украинское село. Познакомилась с родителями, ходила с ним по дискотекам.
Купила однокомнатную квартиру в Одессе, чтобы создать ему все условия типа, н-н-у-у-у? Видишь, какая я завидная невеста? С приданым!
А он все не мычал и не телился. А кругом столько хищных девиц, глаз да глаз нужен!
А как за ним уследишь? То он в рейсе, то в селе. Поди знай, какая восемнадцатилетняя фря его окучивает!
И Миранда придумала способ слежки: каждый день по три раза она ходила гадать на кофе к своей крестной, айсорке Амалии.
Каким образом язычница могла крестить православную?! Непостижимые вещи творились в жизни Миранды.
Утром она забегала к гадалке до работы, в полдень пила кофе в редакции, переворачивала и сушила чашку, запаковывала ее в салфетку и бережно несла на расшифровку, а после работы вечерний сеанс ясновидения.