НАТА
Миша
Миша шуточно боксирует, ударяет по носу Сашу. Настроение прекрасное. Мальчики радостно гоняются друг за другом,
как два щенка на прогулке.
МИША
Разрешили. Один там упрямый сидит,
а я еще упрямей.
Пока не подпишешь бумагу, сказал ему-не уйду.
САША
Молодец!
МИША
Слушай, Саша, я с капитаном поговорила.
Он обещал нас вместе отправить.
Ната охает, минуты расставания все ближе.
НАТА
Когда?
МИША
После завтра. Тогда-стоп! Погоди
Миша видит, что у Наты глаза на мокром месте. Еще чуть-чуть и она заплачет навзрыд. МИША
Тихо, тихо. Ната, ну, ты что?
Не надо-не плачь.
НАТА
Не буду.
Миша обнимает девушку за плечи, прижимает к себе.
Девушка утыкается носом в его рубашку, хлюпает носом.
САША
Боец, прекратите близость (ударяет Мишу по плечу)
Рядовой, отпустите штатскую.
Саша натягивает кепку Мише на нос. Миша наконец-то отпускает Нату, бежит за Сашей.
МИША
Эх ты! Вот попадешь со мной в один окоп.
Мальчики убегают вперед, Ната смотрит им вслед напряженно, утирая слезы. Расставание неизбежно. Ната закрывает глаза, и вот она уже в студии записи звука вместе с Мишей. Пишет пластинку на память. Инженер, полноватый мужчина, долго копается в дальнем углу.
МИША
Я на фронт ухожу. Хочу своей невесте
звуковое письмо писать.
ИНЖЕНЕР (оборачивается)
Целлофана нет. Только бумага
МИША
Ну, давай бумагу. Ладно.
Миша затаскивает Сашу в стеклянную кабинку, усаживает ее
у микрофона. МИША
Саша, Саша заходи, заходи. Садись!
НАТА
Миша, ну что ты придумал опять?
МИША
Письмо запишем на память, ты, а потом я
(инженеру) Эй, давай, включай свою аппаратуру.
Мы готовы!
Бумажная лента, заправленная в два латунных валика, крутится медленно, фиксируя последние слова Наты и Миши. Инженер кивает головой. ИНЖЕНЕР
Приготовились, девушка? Можно.
Ната вздыхает, Миша кажется сквозь стекло загадочным принцем из сказки. Ей хочется заснуть, а проснувшись, узнать, что никакой войны и вовсе нет, а Миша не уходит в армию. Ната набирает
в легкие воздуха, и произносит в микрофон слова, которые Миша будет помнить всю войну.
НАТА
Миша, я очень люблю тебя, я люблю тебя
и буду ждать всегда. Я люблю тебя,
и это на всю жизнь.
Голос Наты звучит гулко, эхом отражаясь от стен студии. Когда она наконец-то замолкает, Миши пытается сесть на ее место в студии.
МИША
Так, теперь я. Меняемся местами.
Ната встает, уступая Мише место. Но записать Мишин голос не удается вовсе. ИНЖЕНЕР (щелкая тумблерами)
Тока у нас нет. Техника бастует.
МИША
Эй, мы так не договаривались
ИНЖЕНЕР
Простите, молодой человек, вернетесь с войны
запишем Вас.
Мишино отражение пропадает в стекле, Ната остается одна в студии, она пристально и тревожно всматривается в свое отражение и видит в своих глазах лишь грусть и одиночество покинутой женщины. Женщины, которую оставил любимый мужчина. Надолго, а может быть навсегда.
2004ELENANEMYKH©
2018CINEMAMUET©
Глава 3. Москва/Подмосковье. Декабрь 1941.
Зима в тот военный год был суровой. Мороз больно хватал за щеки, снежные заносы не давали пройти ни в магазин, ни в школу. Лиля посещала занятия, которые вовсе не отменили в связи с военным положением и прорывом фронта войсками Вермахта. А вот в ГИТИСе занятий не было. Ната, удачно прошедшая все туры на первый курс, была зачислена приемной комиссией, однако в сентябре уткнулась
в табличку на двери деканата: «Все ушли на фронт»
Девушке было очень грустно. Проводив Мишу и Сашу в армию,
Ната мучительно ждала от них писем, однако письма все не приходили и не приходили. Рита числилась в медицинской аспирантуре и писала диссертацию по особенностям операций на человеческую голову и влияния операций на мозговую деятельность и в институт так же не ходила. Они с Ритой добровольно выезжали на рытье окопов
в Подмосковье, но пойти на фронт так и не решились.
Жалко было бросать маму и бабушку на произвол судьбы.
Каждый поход в магазин, правда, был уже подвигом. В городе ввели карточки, хлеба решительно не хватало. В Москве было тревожно и холодно. Участились драки и грабежи. На семейном совете было решено остаться на даче. Печка отлично работала, дров хватало, и перезимовать можно было и в Подмосковье. Однако вскоре заболела Рита. Тяжело заболела, в тот злополучный день, Елена Сергеевна отправилась за пайком для всей семьи в ближайший районный магазин на автобусе. И когда подошла поближе к продмагу увидела страшную картину: огромная толпа толпилась у закрытых дверей в надежде получить свой кусок хлеба. Ни патруля, ни очереди, никого, кто мог бы организовать бушующую народную массу не было. Очевидно, что продмаг был закрыт уже несколько часов, и хлеба все не было и
не было. ЖЕНЩИНА
Да, погоди ты, куда прешь.
ДЕВУШКА
Вы здесь не стояли.
МАЛЬЧИК
Мама, мама, иди сюда.
МУЖЧИНА
Куда, вы прете, мамочки
БАБУШКА
Наглые какие
Елена Сергеевна готова была развернуться и вернуться домой. Толкаться в общей толпе было неприятно, да и небезопасно.
Однако неожиданно на площади появилась черная машина,
по виду ЗИЛ, на переднем сидении виден был мужчина в пенсне и
в шляпе. Толпа замерла, потом кто-то все же узнал пассажира.
Это был местный райкомовский работник Петухов. В его руках был фикус, заднее сидение было завалено чемоданами и коробками.
ЖЕНЩИНА
О, начальство драпает. На машине.
Фикус прихватил, гляди, интеллигент ишь ты
ДЕВУШКА
Ну, при чем тут интеллигент?
Интеллигенция вся здесь.
А это вот спекулянты и приспособленцы.
Елена Сергеевна смотрела как машина, шурша покрышками по мостовой, проехала мимо, вздохнула, и в этот самый момент дверь
в магазин открылась. Толпа, тут же забыв о беглеце, с фикусом бросилась внутрь. ЖЕНЩИНА
А сколько хлеба в одни руки дают?
Говорят нормы снизились.
ДЕВУШКА
Да вроде как и раньше:450 на работающего,
250 на иждивенца.
МУЖЧИНА (сдерживая напор женщин)
Куда прете? А?
Елена Сергеевна наконец-то решилась подойти к ступенькам продмага. На ступеньках стояла простая бабка в платке и с узелком.
Она неприветливо посмотрела на интеллигентную даму в зимней соболей шапке и боа. Цепким взглядом оценила кольца на руках, поджала губы. ЕЛЕНА
Простите, а молоко и сыр по карточкам дают?
БАБА
Гражданочка, за молоком и сыром Вам
в деревню нужно.
Там они есть (кивнула на руки)!
Вы вот снимите кольца с себя,
что получше, ну чтобы поменять на еду.
Сзади к ней подбегает крепкий парень. Он в кепке и бушлате. Толкает ее плечом. ПАРЕНЬ
А у Вас иждивенцев много?
Я слышал педагогам больше
хлеба положено.
ЕЛЕНА
Я не педагог. Увы! У меня дочь заболела.
Парень, ухмыляясь, заходит внутрь магазина. И Елена Сергеевна будто что-то почувствовала, слишком неприятно улыбался молодой человек. Она кидает взгляд на свою сумку, и, о боже, замок открыт, ридикюль нараспашку, карточек нет: недельных, с пайком для нее, Наты, Риты, Лили и бабушки. Елена Сергеевна залезает в карманы своего пальто, выворачивает их наизнанку: пусто. Ей хочется заплакать, она делает шаг к магазину, но вышедшая на крыльцо продавщица, закрывает дверь Продмага перед самым ее носом.
Через час Елены Сергеевны уже у постели Риты.
Разговаривает с доктором.
ДОКТОР
Питание, питание, и еще раз питание.
Жиры. У нее очень глубокий бронхит.
Возможен даже туберкулез.
ЕЛЕНА
А какие жиры?
ДОКТОР
Масло, творог, молочные продукты.
Из жиров: сало, на худой конец красная икра.
Доктор смотрит сочувственно на бледную Риту, разворачивается, выходит из комнаты, где она лежит на кровати почти в забытьи. Елена Сергеевна провожает доктора до двери дачного домика, и, закрыв дверь, тут же начинает сборы.
Перебрав весь свой гардероб, она находит две старые и ненужные шубы, платья, часть посуды. Вообще все, что можно обменять на продукты в ближайшей деревни. В тот самый момент, когда Елена Сергеевна укладывает в чемодан драповое пальто Андрея Михайлович Рудина на кухню входит Ната.