Облом
Нагнется, лиф почти откроет грудь,
Глядит в глаза с улыбкою лукавой,
А то подол поддёрнет выше чуть,
Но прикоснись, озлится сразу Клава.
Уйти бы мне, а держит, как магнит,
Всё, ухожу, бросаю с раздраженьем,
Она в ответ вглубь комнаты манит
Кивком и глаз с зелена движеньем.
Ко мне спиной, глядит через плечо:
«Замок заело, попробуй расстегнуть»
К щекам и кровь прилила горячо,
И тяжела рука, дрожащая чуть-чуть.
Бегун скользит без всякого труда,
Открылись плечи белые, лопатки:
«Как позову, тогда войдешь сюда
Вот хорошо, что молния в порядке!»
Пока смолил на кухне папиросы,
Воображенье черте что сулило
А если заглянуть туда без спроса,
Прогонит? «Можно, я готова, милый»
Цветная блуза и в облипку джинсы,
В туфлях черных, средний каблучок:
«На танцы: нет, гуляем просто нынче.
Ты что подумал, славный дурачок?!..»
Щебечет Клава, взяв меня под руку,
О ком, о чем никак не разумею,
И что за чувство: радость или скука.
Гуляю ночь по улицам я с нею
Студенты
Завернутый в вечернюю газету,
За пазухой пригреется бутыль,
И рыхлая минтайная котлета
Навеет мне студенческую быль.
Автобуса селедочную плотность
Привычно с полчаса и потерпеть.
Товарищ мой студент голодный,
После котлеты с водкой станет петь
Мне под гитару грустные напевы,
Любовь свою, оплакивая скрытно:
«Влюбился я в молоденькую деву,
Она меня не любит, как обидно!..»
Когда стоят стаканы под завязку,
От дыма сигарет висит уже завеса,
Расскажем незатейливые сказки,
Банальные студенческие пьесы.
Потом и сам под финиш, опьяненный,
Пойду искать в ночи оборванную нить,
И под окном униженно влюбленный,
Начну себя за что-нибудь корить
Дом мертвый
Черными окнами дом на дорогу
Смотрит тоскливо проемами глаз.
Здесь постою удрученный немного,
От чувства утраты родится рассказ.
В двери войду, осторожно вступая:
Хлам, головешки, железа корявость
По сердцу ударит боль резко тупая
Жестокий огонь поработал на славу.
Лестница вверх вся золою покрылась,
Битый кирпич вперемешку с посудой,
Огонь похозяйничал с яростной силой,
Что я увидел здесь, в век не забуду.
Квартиру сестры, где бывал, не узнать.
Спиральная плитка на тумбе железной.
Ругалась на дочь за неряшливость мать,
Пилила за пьянки-попойки и, бесполезно.
В недогоревшем тряпье от матраца
Сверху бутылки копчёные с водки,
Стол ли со стульями, не разобраться,
Свисает лохмотьями всюду проводка.
Стекло под ногами хрустит неприятно
В трагедии лик безобразный взглянул,
С душой, потрясенной спускаюсь обратно,
Дом черный, и мертвый пугающий гул
Мгновенья памяти
Расколотость полотна и части
Дуновеньем порхают небрежно;
Так посуда из рук на счастье,
Или в стену комочком снежным.
Обессмертить мгновенье словом,
Собирая брызги цветные детства,
Тем придать им порядок новый,
Душе-страннице приодеться
Вот увидел себя мальчишкой,
От мороза румяные щечки.
Шапка, шарфик, на вате пальтишко.
Я охотник, солдат и летчик!..
Ногу выше, тяните носочки!
Раз-два, раз-два, левой, раз!
Я шагаю по лужам и кочкам.
Я курсант, и дом мой плац.
Ромб в петлице, костюм с лавсаном.
И прощальный студенческий бал.
Выпускник. Инженер. Как странно!
Новизны впечатлений шквал
Ряд станков. И начальство. И планы.
Суета! И нервозность: давай!..
Мне опять удивительно странно,
Роль чужую как будто играй.
И расколота вся картины
Брызнет память струёй огня.
Нет для грусти моей причины,
Отпустила бы память меня!..
И так поймут
Язык единый, нам понятен
Не всякий в группах разговор,
Поймет тебя в тот час приятель,
Чужой же скажет, мелишь вздор.
Обучен, кто разносторонне
Наукам разным и искусствам,
Не станет спорить с посторонним
С эмоционально слепым чувством.
Не перебьет на полуслове,
Ошибки вежливо поправит,
Фальшь казуистики уловит,
Но промолчать он так же вправе.
Язык усвоенный устойчив
К набору фраз в одних значеньях,
Менять не может и не хочет
Ум центра сосредоточенья.
Усвоен, часто, с детства говор,
Лишь пополняется словами,
«Привет, пока и будь здоровый»
Хранит под коркой крепко память.
Так говорят, и нам привычны
Давно усвоенные фразы,
Не распознать за ними личность,
И рядом кто, поймешь не сразу.
Кто сыплет термины некстати,
Свой ложный статут обозначив,
Доверие вскоре он утратит,
Щелчком по носу будет сдача.
«Обогащает разум чтенье»
Для нас цитата так затерта,
Что не находим в ней значенье,
Послав совет со школы к черту!
С какими группами ты связан,
Такой язык твой постоянный,
И сленг поддерживать обязан
Даже тогда, когда ты пьяный.
И автор этих пошлых строчек
Сам у банальностей в плену,
Пусть показать он и не хочет
Изъяны, а речь его и так поймут.
Копка
И так поймут
Язык единый, нам понятен
Не всякий в группах разговор,
Поймет тебя в тот час приятель,
Чужой же скажет, мелишь вздор.
Обучен, кто разносторонне
Наукам разным и искусствам,
Не станет спорить с посторонним
С эмоционально слепым чувством.
Не перебьет на полуслове,
Ошибки вежливо поправит,
Фальшь казуистики уловит,
Но промолчать он так же вправе.
Язык усвоенный устойчив
К набору фраз в одних значеньях,
Менять не может и не хочет
Ум центра сосредоточенья.
Усвоен, часто, с детства говор,
Лишь пополняется словами,
«Привет, пока и будь здоровый»
Хранит под коркой крепко память.
Так говорят, и нам привычны
Давно усвоенные фразы,
Не распознать за ними личность,
И рядом кто, поймешь не сразу.
Кто сыплет термины некстати,
Свой ложный статут обозначив,
Доверие вскоре он утратит,
Щелчком по носу будет сдача.
«Обогащает разум чтенье»
Для нас цитата так затерта,
Что не находим в ней значенье,
Послав совет со школы к черту!
С какими группами ты связан,
Такой язык твой постоянный,
И сленг поддерживать обязан
Даже тогда, когда ты пьяный.
И автор этих пошлых строчек
Сам у банальностей в плену,
Пусть показать он и не хочет
Изъяны, а речь его и так поймут.
Копка
Если не рыть глубоко,
Рефлексируя в меру,
То лукавые три подружки
Надежда, Любовь и Вера,
Скорее мягки, чем колки,
Бессмысленно смысл не ищут;
В душе не горят пожары,
Не толпятся вопросов тысячи,
И ум отдыхает сонный,
Мелькание дней не видит,
В спокойствие мир созерцает,
И на судьбу не в обиде.
А как потревожишь гнезда
Осиные, жалят и жалят
Крылатые мстители душу
Тоскою, обидой, печалью.
Нигде не находишь спасенья,
И ноют незримые раны,
И сладкое кажется горьким,
В судьбе роковые изъяны
Находишь, и смерть призываешь
Утешить, прижать к своей груди;
Боишься, а как не отпустит,
Вконец зацелует и сгубит.
Нет, нет, замолчи сумасшедший,
Станут ловушками ямы,
А осень обычная осень,
Судьба твоя лишь мелодрама,
Иль даже трагикомедии,
А в целом обычная пьеса,
Где роли играют герои
Пустячные, но с интересом.
И любят, страдают, мечтают,
И ты на них многим похожий,
Такой же герой простофиля,
Чуть-чуть поумнее быть может.
Корни порежешь лопатой,
Если на штык заглубиться,
Засохнет познания древо,
Вить гнезда не станут и птицы.
Копай осторожно, неспешно
В истории личного дела,
Ищи в нем не преступленья,
А то, что достигнуть хотелось,
Удобри слезами порывы,
Окучивай хрупкое счастье,
Подвязывай тряпочкой нежность,
Сад сбереги от ненастья.
А дочь против
«Нет, мама, нет!.. я против, чужой он нам мужчина.
А как же папа? его забыть? ах, мама, невозможно!»
«Нам легче будет жить, Иван поможет нам, Галина.
А папа давно не с нами, твои, дочь, чувства ложные»
«Я против всё равно, чужой мужчина в доме,
Нет, нет, не нужно нам отца, родного кроме»
«Родной, но не по крови, а отчим, я повторяю заново,
В метриках Владимировичи все, а ты одна Ивановна,
И хорошо, что так, пусть люди думать будут,
Что ты родная дочь Иван Петровича, не удочерит покуда»
«Да пусть и не отец, а отчим, он мне навек родной,
А этот Иван Сергеевич противен мне». «Одной
Мне будет очень трудно растить вас четверых,
Во-первых, тебе тринадцать, доча, это, во-вторых.
Что ты в свои-то годы о жизни знаешь толком.
Как на цепи собакой, завоешь диким волком,
Когда детей орава, а муж лежит в могиле»
«Я не ребенок, мама!.. ведь как-то мы прожили
Четыре года после здесь, и в Коми, и вернулись
Опять в поселок этот , я помогу, мамуля!..
Не нужно тебе замуж, мы проживем, мы сдюжим,
Я не могу представить твоим чужого дядю мужем!»
«Ты добрый, милый Ваня, не убоялся взять обузу
Меня и малых деток, но дочь против нашего союза,
Я ей и так, и эдак, мол, жить полегче станет,
Когда мужчина в доме, нет-нет, кричит заранее,
Я не хочу, и всё тут!.. Ах, глупая малышка!..
Ревнует отца ко всем мужчинам слишком
Прости, Иван Петрович, придется нам расстаться»
«Ошибка это, Шура, ведь девочке тринадцать,
Ребенок, но , на силу мил не станешь
Прости и ты меня, прощай, нет до свиданья!»