Освободившаяся от оков бренного немощного тела, душа ликовала, пронизывая пространство мироздания собой. Она сливалась с каждой песчинкой на земле и с этой галактикой и даже со всей вселенной, проникая за ее пределы. Для нее не было преград, она являла собой это мироздание, она всё помнила и знала. Энергия, излучаемая ею, стремилась во все самые отдаленные уголки.
Но душа помнила, что не всё завершено задуманное. Нити боли и страха, злобы и невежества, словно искусно сплетенная паутина, пронизывали это самое мироздание, заставляя испытывать сильную скорбь. Душа помнила, что это была часть плана, когда-то задуманного и неисполненного. Она устремилась сквозь вечность, сквозь время, продолжая свой долгий путь к преисполнению важной цели существования.
Тишина
Глава 3
14-е лето от великого примирения в звёздном храме
Где-то в параллельной вселенной
5495 год до нашей эры
Предгорья Гарийского хребта. Весна
Зор сноровисто карабкался вверх по довольно крутому скальному отрогу, с лёгкостью перепрыгивая с уступа на уступ, крепкими пальцами цепко хватаясь за попадающиеся на пути выступы.
Молодой, почти двадцати лет от роду, высокий белокурый юноша спешил очень. Холщёвая светлая куртка, шнурованная от пояса до ворота, такого же цвета плотные штаны. Мягкая обувь с невысоким голенищем, крепко перетянутая, позволяла бесшумно ступать по камню, а плотная подошва из особого материала, не давала скользить на камнях.
Его губ касалась легкая улыбка. Полная луна, нависавшая почти у самой вершины, отражалась в глубине больших голубых глаз. Он иногда хмурил брови, но делал это как-то по-доброму, словно размышлял о каком-то приятном воспоминании.
Прыжок, ещё один, перехват. Оттолкнувшись от небольшого уступа, он ухватился за нависавшую над головой глыбу, подтянулся и забрался на просторную террасу, которая являлась вершиной.
Зор встал в полный рост, вытянул руки вперед чуть в стороны и широко улыбнулся, слегка щурясь от первых лучей поднимавшегося солнца над обширной горной грядой.
Ур-ур-р-р! выкрикнул он прерывисто коротко, щурясь в сторону восходящего солнца, и быстро направился в сторону огромного валуна неподалеку.
Сгорбленная фигура, сидевшая чуть поодаль от глыбы у самого обрыва, встрепенулась. Человек обернулся, бегло взглянул на приближающегося гостя, скинул капюшон с головы и снова отвернулся, потеряв интерес, уставившись на зарождавшийся восход.
Уфф успел! выпалил подоспевший Зор и присел рядом, скрестив ноги между собой. Я пришел, Яр! Я обещание своё старался не нарушить. Ты не сердись, что опоздал на миг, мне жаль, с искренним сожалением посмотрел он на него.
Ты зря сюда приходишь, Зор, тихим чуть хриплым голосом ответил седоволосый Яр, продолжая смотреть вдаль с легким прищуром.
Его волосы были настолько седы, что казались абсолютно белыми словно снег. Он не был старцем, чуть менее сорока лет, с резкими ярко выраженными чертами лица. Несколько мелких шрамов и один крупный начинавшийся на щеке, петляя уходивший за подбородок, прячась за воротом, выдавали в нем определенно бойца. Но больше всего этот нюанс выдавали глаза тяжелый, словно опустошенный с нотками отчаяния взгляд, казалось, отражал в своей глубине все виденные когда-то битвы, врагов в предсмертных судорогах. Яр тяготился этой памятью, но не мог ничего с этим поделать, лишь смириться оставалось.
Когда-то он был так же молод, как и Зор, беззаботен, добр и наивен. Радовался каждому восходу солнца, каждому дню, пока в этот благодатный край, в котором он родился, не пришла война. Взяв в руки оружие, повергнув первого противника, он обрек себя на вечное страдание, на битву с самим собой.
Яр и еще тысяча воинов, предводителем которых он являлся, давно обрекли себя на отшельничество. Они принесли себя в жертву четырнадцать лет назад, в великой битве с армией страны Красного Солнца страны Дракона, как ее называл тогда правящий император Тариман.
До того в Гарию никто с войной не наведывался, но после злополучной кровопролитной битвы, то одни, то другие с жаждой наживы начали проникать в эти тихие края. Сирхи за последние три года уже два раза приходили. Яр со своим немногочисленным отрядом с легкостью разбивал неприятеля. Они не видели сложностей в военном искусстве, оно казалось простым, но вот только очень мучительным душевно для этих людей. По природе своей гарийцы были чисты, никогда не помышляя о зле,а вот жизнь внесла свои исправления. Чтобы сохранить ту чистоту целостной, Яр и еще тысяча гарийцев, вызвались взять на себя все бремя войны, чтобы другие смогли остаться чисты, не испачкавшись в чужой крови, продолжив род. Нужно было сохранить ту чистоту любой ценой. И вот теперь Яр со своим небольшим войском, постоянно проживали в предгорьях гарийского хребта длинной цепи горных массивов, тянувшихся с севера на юг и являвших собой своеобразную границу края. Они добровольно ушли из Гарии, искренне полагая, что более не достойны ступать по земле предков, чтобы ненароком не нарушить гармонию своим присутствием, духом, пропитанным смертью.
Зор был сыном истинной гарийки и бывшего императора Красного солнца Амура, или как его иначе некоторые звали Асур. Мать его погибла, недолго прожив после рождения Зора, а отец умер сразу же после войны с армией Таримана, тогда Зору было всего пять лет. В той битве Амур и Яр стояли плечом к плечу и одержали победу, вот только радости им она так и не принесла, изменив жизни одних навсегда, других завершив вовсе. Зор часто приходил с равнины в предгорья к Яру в надежде отыскать тот ответ, как-то помочь вернуться им всем в родной дом. Он из-за этого сильно переживал, но Яр был упрям и наотрез отказывался возвращаться.
Они давно уже стали добрыми друзьями, еще с тех пор, как Зор был совсем мальцом, с момента смерти его отца. Всегда встречали рассвет солнца в полной тишине, проникаясь каждым его мгновением. Это уже стало их добрым личным ритуалом. После восхода, Яр разводил небольшой костерок и готовил вкуснейший отвар из сушеных побегов вереска, всегда припасенных на этот случай и горной еловки красивого белоснежного цветка, придающего напитку особый тончайший аромат мёда.
Говори уж, вижу, не терпится, нарушил тишину Яр, видя, как его гость неспокойно вздыхает время от времени.
Сон мне снился накануне, наконец произнес Зор, ожидавший разрешения начать свой, как ему казалось важный рассказ, но не решался нарушить тишину рассвета.
Хм Яр нахмурил брови, Былое иль грядущее? Или может разум сыграл с тобой в прятки? Гарийцам сны не снятся. Мне снятся все чаще, но я утратил искру, поэтому смирился. Ты же чист. В прошлую луну был сон, и снова? Что гложет тебя, чем разум забиваешь? недовольно буркнул Яр, исподлобья глядя на парня.
Я жил в странном мире хотя, иногда мне казалось, что это был мой друг, глазами которого, я смотрел на ту жизнь. Там много людей было, и все мы сидели в каких-то серых мрачных темницах высеченных из застывшего камня, выстроенных до небес. Их было огромное множество, и убежать оттуда не представлялось возможным. Помню, все мы ждали чего-то, и я ждал, но был рабом и все рабами были. Я убегал иногда оттуда, убегал с цветущей весной, она благосклонна была, давала мне свободу, но возвращался вскоре, не найдя выхода. И вся моя жизнь была ужасна, я не понимал, как попал в те сплетения, словно кощунами выстроенные, без выхода и входа. Люди несчастны были, болели много всехм. Представляешь, Яр, абсолютно все и даже я! Мое тело разрывала боль грызучая, безжалостная. Она сжигала каждую клетку изнутри, особенно наслаждаясь с упоением моим безволием. Я не мог совладать с телом, не мог настроить, понять его. Мы утоляли жажду затхлым питьем, дурманили им разум, чтобы забыться. Мы ели пищу сплошь источающую смрад, давясь плотью мёртвых. Тот мир выстроил зверобойни для утоления голода нашего. Их было столько, сколь звезд мы нынче провожаем поутру. Мы пили кровь и давились внутренностями тлеющими, дышали гарью пожаров, поддерживающих ту жизнь. Но вот однажды я нашел выход, как ни странно боль помогла. Мне удалось вновь благодаря весне цветущей сбежать. Я помню, что был здесь, в этих горах, махнул Зор рукой в сторону простиравшегося хребта, открыв некую тайну, я умер в том мире, но одновременно я очнулся в нем вновь в момент смерти, без возможности уйти навсегда.
Странный мир рисуешь, усмехнулся Яр, поднялся, подошел к уже заготовленной охапке хвороста, достал из-за пазухи небольшой продолговатый камень, вытащил меч из ножен и четким движением, проведя камнем по лезвию, высек мощный всполох искр, тут же подхвативших пламя сухого трута. И что же люди? Кто управлял ими, кто рабами сделал? Какую ношу тянули для хозяина своего?
В том и суть, что никто нас не неволил, никто рабами не делал, сами и сделали, но как, не понимаю. Я в рабстве был добровольном, сам туда пришел, повесив ярмо. Пытался убежать, но возвращался каждый раз. Ложь ношей нашей была. С ней мы просыпались и с ней засыпали. Мы лгали друг другу и себе, и чем ярче был обман, тем крепче стягивались оковы, но к этому стремились. Яр, понимаешь?! Это было главной сутью того мира! Тот, кто старался быть честным быстро погибал. Зор придвинулся ближе к огню и взял протянутую Яром чашу с благоухающим напитком.
Видать разум твой путать тебя начал. Не ходи сюда больше, ты убьешь ту чистоту, что есть в тебе по роду. Не бывать такому миру никогда, это невозможно! Мы уйдем скоро на ту сторону гряды. Сирхи зачастили, матерый воин нахмурил брови и уставился в пламя огня, отражаемое в его глазах рыжими всполохами.