Выпив чаю, Андрей Ефимович поднялся и, подойдя к жене, нежно чмокнул её, похвалив ещё раз.
Варечка, милая, огромное спасибо за обед, после такого хочется отдохнуть, расслабиться, я бы и не прочь побыть с тобой, но меня ждут дела, а тебе предстоит ещё посмотреть картину, которую я привез, и оценить её, насколько это возможно, он взял жену за руку и повел в комнату.
Варя довольно долго рассматривала полотно, Дубовик же терпеливо ждал, понимая, что никогда не следует торопить людей с выводами, если хочется получить положительный результат.
Наконец, она сказала:
Очень странная картина, я бы сказала тяжелая: здесь перемешаны стили и направления, мне очень трудно сказать что-либо конкретное. Что-то в ней не так Какая-то раздвоенность
Варечка, я абсолютный профан в живописи, поэтому, если можно, простым языком, Дубовик обнял жену и легонько дотронулся губами до её уха. Варя засмеялась и, шутливо хлопнув его по губам, сказала:
Я тоже не большой профессионал, и мне, в самом деле, трудно понять, какой диссонанс присутствует в этой картине. Могу вам, Андрей Ефимович, только предложить отвезти её моему учителю. Кстати, я опоздала на занятия, кинув взгляд на большие часы, вздохнула девушка.
Ну, думаю, я смогу оправдать тебя перед твоим мастером, поехали! Андрей решительно поднялся.
Художник Лебедев находился в своей мастерской, где принимал учеников. Два молодых человека сидели у мольбертов и сосредоточенно водили кистями по полотнам.
Увидев Варю, Алексей Кириллович осуждающе покачал головой, но, когда Андрей объяснил ему причину её опоздания, засуетился и, взяв в руки картину, понес к свету. Поставил на мольберт и, отойдя в сторону, стал внимательно разглядывать.
Сразу не скажу ничего. Картина неординарная по своему написанию и содержанию. Даже стиль так сразу не определить. Позвольте мне поработать с ней немного? обратился он к Дубовику. Насколько я понимаю, для вас эта вещь важна, и абы что, сказанное мною, вас не устроит?
Правильно понимаете. Я вернусь за ней, когда скажете, он попрощался и, уходя, обнял и нежно чмокнул Варю в щёчку, чем вызвал у всех некоторое смущение, которого сам не заметил, раздумывая о словах художника.
В архиве областной библиотеки царили полумрак и тишина. Запах старых книг щекотал ноздри. Слышен был лишь тихий шелест переворачиваемых страниц: за одним из столов сидела молоденькая девушка и просматривала старые фолианты, которые внушительной стопой возвышались над ней.
Архивариус Нина Евдокимовна, весьма интересная женщина лет пятидесяти пяти, встретила Дубовика несколько высокопарно:
А я помню вас, вы уже бывали здесь, смотрели подшивки старых газет! Очень приятно, что в нас ещё есть нужда, что мы необходимы не только простым гражданам, но и таким значимым людям, как сотрудники Госбезопасности! она показала на свободный стол с зеленой настольной лампой: Проходите, пожалуйста!
Нина?.. Простите, запамятовал отчество, спросил Дубовик, проходя к столу.
Евдокимовна! подсказала женщина.
Нина Евдокимовна! Мне необходимы все имеющиеся у вас документы, газеты периода с 1910 ну, и, наверное, по 1914 год. Пока будет достаточно!
Скажите, товарищ?..
Подполковник.
Поздравляю! В прошлый раз вы были, по-моему, в звании, майора? Дубовик кивнул. Товарищ подполковник! Возможно, вас интересует что-то конкретное? Так мне будет легче сделать вам подборки газет, ведь были и совершенно специфические издания
Пожалуй, вы правы, согласился подполковник. Меня интересует купечество того времени, в частности, Лыткин. Вам, случайно, не знакома эта фамилия? Ведь он был купцом, насколько мне известно из истории нашего города.
Да, конечно! воскликнула женщина, приложив руки к груди. Представьте, я помню такую семью! Мне в то время было девять лет, я имею в виду 1910 год, но мы с детьми Лыткиных, как впрочем, и с детьми других купцов и мещан, играли в парке, катались на горках. Дети ведь не делают различий в сословиях как бы оправдывалась она. Но прошло много времени: сначала империалистическая война, потом революция, гражданская война, сталинские времена, ещё одна война многое позабылось, но фамилия эта у меня в памяти сохранилась. Правда, об их семье я не очень много знаю, пожалуй, только то, что касалось детей Она задумалась, потом вдруг вскинула глаза: А знаете, я помогу в большем, нежели просто документами из архива! Я дам вам адрес преинтереснейшего человека это просто кладезь исторических событий, энциклопедия! Сам он служил по почтовой части, а его старшие братья в полиции. Так что, вам прямая дорога к этому человеку! Но газеты я принесу! она направилась вглубь комнаты.
Дубовик с удовлетворением подумал, что его расследование уже на начальном этапе может обрести важных свидетелей.
Нина Евдокимовна положила перед подполковником две подшивки газет за 1910 год.
Когда вы просмотрите эти, я принесу ещё. Слишком много подшивок, не зря мы их в войну сберегли. Знаете, немцы ведь хотели поджечь библиотеку, но среди них, на наше счастье, оказался один офицер любитель русской классики, он даже отобрал для себя несколько ящиков очень хорошей литературы. А вот вывезти не успел так они убегали, что побросали даже свои вещи. Она друг наклонилась к уху Дубовика и тихо сказала: Когда они уезжали, у этого офицера выпала одна вещь Хотите, я вам её покажу? Думала отдать в исторический музей, но там посчитали, что это не имеет исторической ценности.
Ну, что ж, если настаиваете, пожалуй, я посмотрю, что там у вас, кивнул подполковник.
Женщина удалилась в дальнюю часть помещения, и через некоторое время принесла небольшой сверток, перевязанный бумажным жгутом. Распаковав его, она достала небольшой блокнот в кожаном переплете и протянула его Дубовику.
Тот с удивлением открыл его и прочитал написанное на титульном листе: «Личная вещь Дитриха фон Лемке», полистал, пробегая глазами некоторые строчки. Это был дневник немецкого офицера. Немного подумав, Дубовик протянул блокнот Нине Евдокимовне, стараясь не задерживать её внимания на нем, и умело скрывая свой интерес:
Тут, действительно, много личного и ничего существенного. Но, например, для изучения немецкого языка может вполне пригодиться.
Но последующие слова женщины убедили его в тщетности своих усилий:
Вот и директор исторического музея так же сказал, но у меня другое мнение. Вы, по-моему, тоже обратили внимание на его содержание. Я более тщательно ознакомилась с этим дневником. Немецкий язык я знаю в совершенстве. Там есть упоминания о наших местах, даже некоторые русские фамилии встречаются. Но эти записи будто зашифрованы. И, кстати, есть фамилия Лыткина! женщина торжествующе взглянула на подполковника, перехватив его удивленный взгляд. Это не может вас не заинтересовать!
Вы так считаете? Ну, что ж!.. А вы молодец! он одобрительно похлопал её по руке, внутренне удивляясь её любознательности и проницательности. Если я вас правильно понял, вы отдаете мне этот дневник?
Да-да, конечно! Теперь он, надеюсь, попал в нужные руки!
Год 1910, декабрь
Рождество входило в свой апогей.
Купцы в этом празднике ставили на первое место сакральное потому с утра посещали церковь, истово молились и жертвовали деньги неимущим.
После этого мужья ехали друг к другу в гости, оставляя жен своих дома для приема гостей. Женщины лишь во второй день Рождества немного освобождались от хлопот первого дня и отправлялись наносить визиты.
Во второй день и прислуга могла повеселиться всласть: пели песни, наряжались, мазали лица сажей, плясали камаринскую и казачка.
Столы в гостиной Лыткиных ломились от яств. Главным блюдом стола был жареный поросенок, за ним следовали фаршированная свиная голова, «наряженная» индюшка ей добавили фазаний хвост, вводя некоторых несведущих гостей в заблуждение. Вокруг стояли коцинские окорока, куры, зайцы в сметане, баранина, жаренная большими кусками, гусь с яблоками. На тарелках и блюдах всех мастей разложены были всевозможные заливные, колбасы, сыры, осетрина паровая, копченая, икра красная и черная! А уж стряпни было столько, что можно было накормить Малую городскую слободу! Пироги открытые, закрытые, с начинками мясными, рыбными, сладкие. А уж, каковы были кулебяки, курники, лодочки, расстегаи, шаньги и ватрушки! Многое тут же отправлялось в нищенские торбы славильщиков и детей из бедноты, им же выдавались и мелкие монетки.
Некоторыми суммами наделялись и гости. Заходил священник, пел тропарь перед образами, и кропил святой водой всякого, кто прикладывался к кресту.
А гости наезжали беспрестанно, одни сменялись другими. Так и блюда на столе, одни съедались, на их месте тут же появлялись новые, свежие!
Детей вели в вертеп там показывали историю рождения младенца Христа, потом и в цирк. Дома с ними водили хороводы, угощая разными сладостями и фруктами, стоящими в гостиной прямо в корзинах и лукошках. На простыни, натянутой в малой гостиной, показывали туманные картинки посредством волшебного фонаря. Разрывали хлопушки, наряжали малышей в бумажные маскарадные костюмы. Шумно было в доме и необычайно весело!