За спиной молодого охотника кто-то щелкнул зубами. Буревестник. Ондатра почувствовал, что друг пытается спасти его шкуру, представил его избитым по своей вине, и красный зверь вновь зловеще зарычал.
Нет, громко сказал Ондатр и встал во весь рост, глядя на Ската. Это он мне.
И в подтверждении собственных слов, он щелкнул оскаленной пастью, не сводя злых глаз со своего противника.
Скат был выше на голову, на скуле красовалась кривая отметина, оставленная в одном из поединков. Коротко кивнув, меченный отступил в центр зала. Какая уверенная у него поступь и осанка вождя, таким и должен быть настоящий воин племени. Ондатра ощущал волнение, азарт и восхищение противником.
Оба сняли с себя портупеи, оставшись только в штанах, произнесли ритуальные фразы, и в глазах Ската Ондатра прочитал потаенное желание причинить ему как можно больше боли. «Он желает изувечить меня, наказать за наглость», промелькнуло у него в голове. «Пускай себе, зато это бой равных». От этой мысли кровь парня ликующе взволновалась и обожгла мышцы, а в голову ударило азартное веселье.
Скат ударил без предупреждения, кинулся, словно барракуда, метясь в уязвимые жабры между ребрами. У молодого охотника захватило дух от его скорости, опытный воин и правда был очень силен, и только природная прыткость спасла Ондатру от болезненного удара. Скат разочарованно зарычал, и от этого сердце парня странно заликовало. Он почувствовал, что танцует с акулой-исполином или с самим Извечным, на кончиках зубов его огромной пасти, что поглощает моря. Красный зверь кольцами вился внутри него и жалил огненными иглами. Они обменялись еще несколькими выпадами, словно пробуя друг друга на вкус.
«Он собрался схватить тебя за плечи и повалить на пол», шепнуло в голове, и молодой охотник инстинктивно пригнулся. Не ожидая такого маневра, Скат пролетел над ним и сделал несколько шагов вперед. Драгоценная секунда, словно капля живительной влаги, дала Ондатре призрачную надежду на победу. Распрямившись, он толкнул оппонента в спину и резко, до влажного треска, завел назад его руку. Откуда-то издалека он услышал рычание боли, но пульсирующий гул в ушах заглушил его. Красный зверь угрем обхватил голову, сжал тугим узлом и застлал глаза туманом. «Кусай в шею!» громко шипел он. «Разорви горло, дай крови». Словно в гипнотическом трансе, Ондатра качнулся вперед, но вовремя остановил себя, и зубы сомкнулись на предплечии противника, в нескольких дюймах от шеи, глубоко увязая в плоти. Резко мотнул головой, отрывая горячий кусок, окончательно забывшись в кровавом дурмане, и отпустил руку Ската. Тот извернулся под ним на скользком от крови полу и нанес два точных удара по ключицам. Тело Ондатры застыло в судорогах боли, и прежде, чем он смог прийти в себя, получил пинок коленом прямо по грудным жабрам. Красный туман сменился черным, и парень медленно погрузился на самое дно, где темно, холодно, тихо и веет разложением
Первое, что он почувствовал, разлепив глаза тянущую боль от шеи к грудине, остро режущую на вдохе. От запаха лечебных водорослей засвербило в носу. Он почти не сомневался, что Скат сломал ему несколько ребер, но серьезных увечий, кажется, не нанес. Парень похолодел, вспоминая детали поединка. Красный зверь почти уговорил его совершить убийство соплеменника. Каким бы Скат ни был уродом, он кровь племени, и пустить ее было бы кощунственно. Издав стон, Ондатра оперся о стены и встал из вороха одеял и подушек. В дверном проеме тут же показалось взволнованное лицо Дельфина:
Уверен, что можешь идти?
Могу, болезненно прохрипел Ондатра, мне тяжело дышать, а не ходить.
Хорошо. Старейшина приказал явиться к нему, как будешь в состоянии
Парень простонал от досады. Мало того что поединок он все-таки продул, так еще и старейшина снова посадит его на бескровяной пост. Молодой охотник поплелся в полный народа общий зал. По пути к старейшине пересекся взглядами с Буревестником и обменялся с ним слабыми улыбками. Если бы он снова отступил, то перемотанным водорослями валялся бы этот безумец Ондатра почувствовал, что взять на себя ответственность было верным решением.
В норе старейшины пол был устлан несколькими слоями мягких ковров, отчего в воздухе постоянно летала плотная занавесь пыли. Старый воин спасался от нее головным платком, скрывающим пол-лица. Борясь с желанием чихнуть, молодой охотник опустил глаза перед закутанным в покрывало мужчиной. Весь изрытый шрамами, словно китовая шкура, с тяжелой косой, больше похожей на корабельный канат. Он вперил в молодого воина узкие щели зрачков и недовольно проворчал:
В норе старейшины пол был устлан несколькими слоями мягких ковров, отчего в воздухе постоянно летала плотная занавесь пыли. Старый воин спасался от нее головным платком, скрывающим пол-лица. Борясь с желанием чихнуть, молодой охотник опустил глаза перед закутанным в покрывало мужчиной. Весь изрытый шрамами, словно китовая шкура, с тяжелой косой, больше похожей на корабельный канат. Он вперил в молодого воина узкие щели зрачков и недовольно проворчал:
Явился, наконец.
Ондатра не смел поднять голову.
Я слышал, что произошло. Ты дерзко смотрел на Ската и получил по заслугам! Иногда я не понимаю тебя. Ты короток ростом, но не умом же!
Его голос взревел, и молодой воин невольно вздрогнул, все так же не поднимая глаз. Ондатра прекрасно понимал, что виной всему были его эмоции. Он все еще плохо контролировал их и поступал слишком импульсивно.
Да, это моя вина́, глухо ответил парень.
Старейшина звонко щелкнул языком:
Радует, что ты способен брать на себя ответственность, он выдержал паузу. Радует и то, что ты, наконец, проявил себя. Подними глаза.
Ондатра вскинул голову, в его взгляде застыло недоумение, а старейшина продолжил:
Скат сколько угодно может рассказывать, как с легкостью одолел тебя. У него сломана рука, а на предплечии следы зубов. Теперь он надолго вышел из строя, пока не срастутся кости, да и клок мяса ты у него выдрал приличный. Вероятно, я недооценил тебя. Ты мал ростом, но сила в тебе немаленькая
Глаза Ондатры радостно блеснули! Как долго он ждал подобных слов.
Я хочу поручить тебе работу. Воину она не подобает, слабаку ее не доверишь, а двуногие рыбы не справляются. Будешь присматривать за порядком в одном месте, и если осилишь, то, может быть, я доверю тебе работу, достойную воина, а не мальчишки.
Лицо Ондатры просияло:
Старейшина, я не подведу вас!
Не обольщайся, отрезал бывалый воин. Если услышу хоть одну жалобу, до конца твоих дней заставлю собирать мусор на дне гнилой бухты. Не давай мне повода усомниться в своем выборе.
***
Внутренний двор палаццо Всеблагого был высажен пальмами, гранатовыми деревьями и зерноцветом. Последнее немного удивило Кеана. Чудно́ было видеть любовно выращенный сорняк, в то время как в деревнях полуострова его безжалостно выкорчевывали. Только вот Маске, похоже, эти синие огоньки на толстом зеленом стебле очень нравились. Протектор поправил себя: «Нравятся». Погибло только тело, а божественная сущность ждет следующего воплощения, томясь в клетке бесплотности. Кощунственные мысли все чаще закрадывались в голову Кеана, лишая обычного равновесия. Это расследование нравилось ему все меньше и меньше.
Усмехнувшись, он вспомнил, с каким энтузиазмом принялся за дело почти две недели назад. Он был похож на бегущего по следу пса. Глаза горели, тело не знало усталости, а душа пылала желанием найти виновного. Первым делом Кеан заявился в этот злосчастный палаццо. Он бывал здесь и раньше в качестве одного из учеников Симино и претендентов на титул мастера. Главный зал подавлял своими размерами, блеск мрамора, покрытый золотыми бликами множества лампад, напоминал ясное звездное небо. Массивные колонны, подпирающие купол, переходили в мощные опоры, с которых свисали чадящие курильницы. Воздух был плотен от запаха дорогих благовоний, стояла страшная духота, несмотря на свежий ветер с побережья, гуляющий по залу. Кеан лежал на полу, изнывая в раскаленной кирасе, словно свежеотваренный лобстер. Краем глаза он видел многоступенчатый трон и фигуру Его Благодати, застывшую, словно эбеновое изваяние. Его вид показался Кеану кощунственно обыкновенным. Просто хрупкий человек, с ног до головы замотанный в черный балахон. «Как же ему, наверное, жарко», мелькнуло в голове молодого протектора. После этого он несколько дней изгонял из себя эти крамольные мысли в холодной исповедальной камере, читая Закон Благодати и каясь в слабости собственной веры.
В этот раз все неуловимым образом изменилось. Те же палаццо и зал, та же густая сладкая духота, только трон осиротел, и Кеан больше не стелился по полу, словно ручная собачонка. Он въехал в главные ворота с горделивою осанкой рыцаря, бросил поводья слугам и прогремел:
Протектор Кеан Иллиола, прибыл по делам расследования.
Суета придворных, их заискивающие взгляды и льстивые любезности с непривычки ласкали слух, но очень скоро первый дурман развеялся, и рыцарь осознал, что это дело ему так просто не раскрыть. Все-таки он по большей части выслеживал, преследовал и карал, а там, где приходилось применять мозговой штурм, пасовал.