Остальные же, менее удачные, вариации будут естественным образом элиминированы выбракованы, удалены.
Концепция творчества, основанная на «слепой вариации и избирательном удержании», образована тремя составляющими:
1) принцип слепой вариации (или изменения), который обосновывается хорошо известной «бритвой Оккама» случайные мутации, рекомбинации и стечения обстоятельства куда проще объясняют сложность системы, чем какой-то отдельный «демиург»,
2) принцип асимметричных переходов заключается в том, что любая система так или иначе стремится к равновесию, поэтому те изменения, которые к нему ведут, предпочтительнее тех, что ведут к обратному результату,
3) принцип удержания, по сути, говорит нам следующее если вы достигли равновесия, стабильности, то вы в этой стабильности и будете пребывать (этот принцип, конечно, несколько тавтологичен, но при этом логически непротиворечив).
Итак, представим себе теперь интеллектуальный или даже творческий процесс, протекающий в нашем мозге самостоятельно без какого-то «демиурга», думающего в нём от первого, так сказать, лица: простая, случайная по сути комбинация элементов (интеллектуальных объектов).
Одни элементы связываются с другими по принципу ассоциации (последние же представляют собой существующие нейронные связи) какие-то сходные черты, выбранные случайно, позволяют мозгу соотнести одни интеллектуальные объекты с другими, потом с третьими и т. д., что приводит его к какому-то решению такой-то «мысли».
Но тут, понятное дело, возникает вопрос а зачем, собственно, эти мысли думаются и связываются друг с другом?
Ответ будет достаточно обескураживающим вопросом «а зачем эволюция создала человека» или «зачем броуновское тело движется на предметном стекле».
Низачем. Просто есть некая энергия, которая стремится к более стабильному состоянию, создавая на пути своего рассеивания новые и новые «сложности» («эксцессы»), которые, в свою очередь, приводят в движение следующие, вновь поступающие в систему потоки энергии.
Причём с мозгом тут и вовсе не должно возникать вопросов:
с одной стороны, он сам выполняет эволюционную функцию то есть несёт в себе соответствующие инстинкты-потребности,
с другой стороны, его деятельность, побуждённая этими инстинктами-потребностями, определяется той самой немарковской динамикой возникают «эксцессы», которые или решают поставленные потребностями задачи, или нет.
Проще говоря, в нас возникают определённые потребности, которые необходимо удовлетворить, для этого мы должны найти соответствующее решение, а чтобы его найти, мозг рекомбинирует имеющиеся у него знания, создавая таким образом новые, которые, если они приведут к удовлетворению соответствующей потребности, будут удержаны (сохранятся в памяти), а если они оказались неудачными и ничего не выгорело канут в Лету, то есть произойдёт их селекция.
Понимаю, что всё это может выглядеть как абстрактная теория (а впрочем, так и есть), но о чудо! эта абстрактная теория, судя по всему, вполне согласуется с принципами работы нашей нежно любимой дефолт-системы.
Всё это сначала было достаточно подробно описано в научных работах профессора департамента психологии Калифорнийского университета в Дэвисе Дина Кита Саймонтона14, а затем сопоставлено с исследованиями дефолт-системы научной группой Университета Нью-Мексико в Альбукерке под руководством профессора Рекса Юнга15.
Каков результат? Все принципы «слепой вариации», «асимметричных переходов» и «удержания» прекрасно работают на уровне ключевых центров дефолт-системы мозга.
Мышление, равно как и творчество, предполагает создание чего-то нового и в каком-то смысле полезного, востребованного. И в этом принципе, как мы понимаем, вся суть эволюционного процесса.
Так что нет ничего странного в том, что Дональд Кэмпбелл, формулируя принцип «слепой вариации и выборочного удержания», считал его универсальным как для биологической эволюции, так и для творческой, продолжающей в каком-то смысле первую.
И в том и в другом случае и в случае биологической эволюции, и в творческом процессе необходима дивергенция.
Причём первую мы видим невооружённым взглядом, а вторая, как доказывают исследователи, реализуется в рамках любого мозгового штурма или вообще при решении любой творческой задачи.
Причём первую мы видим невооружённым взглядом, а вторая, как доказывают исследователи, реализуется в рамках любого мозгового штурма или вообще при решении любой творческой задачи.
И да, это срабатывает. Сталкиваясь с новой задачей, мы должны придумать идеи, варианты её решения, и чем нетривиальнее оказывается наш заход на проблему, тем зачастую изящнее оказывается и итоговое решение.
Впрочем, чьи-то мозги делают этот большой охват возможных вариаций закидывают невод максимально широко, демонстрируют дивергентное мышление, а чьи-то, напротив, ходят по протоптанным дорожкам уже готовых автоматизмов.
Признаюсь, я и сам, столкнувшись с настолько простым и незамысловатым объяснением творчества, да ещё и без всеведущего творческого демиурга в «душе гения», вероятно, ощутил бы некоторое сомнение.
Но именно действительный гений и не оставляет этому сомнению никаких шансов
Возвращаемся к «Математическому творчеству» Анри Пуанкаре, где он уподобляет единичные интеллектуальные объекты отдельным «атомам» вещества, их взаимодействие рекомбинациям, а творчество выбору (удержанию) тех рекомбинаций, которые соответствуют рационально-обоснованным требованиям:
«Несомненно, что комбинации, приходящие на ум в виде внезапного озарения после длительной бессознательной работы, обычно полезны и глубоки. <>
Но наша воля выбрала их не случайным образом, цель была определена; выбранные атомы были не первые попавшиеся, а те, от которых разумно ожидать искомого решения (выделено мной. А. К.).
Атомы, приведённые в движение, начинают испытывать соударения и образовывать сочетания друг с другом или с теми атомами, которые ранее были неподвижны и были задеты при их движении.
Я ещё раз прошу у вас извинения за грубость сравнения, но я не знаю другого способа для того, чтобы объяснить свою мысль»16.
Эту статью Анри Пуанкаре написал в 1908 году, за четыре года до своей смерти.
И потребовалось ещё полвека, чтобы Дональд Кэмпбелл формализовал уже представленные в ней принципы творческой (мыслительной) работы.
И ещё полвека, чтобы нейробиологическая команда Рекса Юнга показала, как эти принципы «вариации и удержания» работают в нашей с вами дефолт-системе мозга без всякого специального мыслящего «демиурга».
Глава вторая
Дух из машины
Нейроны не знают, для чего нужны те данные, которые они принимают и передают.
Элиэзер ШтернбергПосадите маму с годовалым младенцем перед простынёй, которая будет играть роль ширмы, и проведите следственный эксперимент
Допустим, показываем ребёнку банку с красной краской и белую салфетку. Затем прячем банку с салфеткой за нашей импровизированной ширмой и достаём красную салфетку.
Как реагирует ребёнок хоть в полгода, хоть в год? Нормально, спокойно. Ведь всё логично.
Теперь повторяем первую часть этой антрепризы, а из-за ширмы достаём не красную, а синюю салфетку. Что произойдёт?
На лице ребёнка тревога, удивление, непонимание. Нелогично.
Следующий предмет арбуз. В одном случае мы будем демонстрировать его ребёнку вместе с ножом, а в другом вместе с книгой. Но и в том и в другом случае мы достанем из-за ширмы две половинки арбуза
Да, даже если ребёнку полгода, он не удивится, что острый и вытянутый предмет вместе с арбузом может дать две половинки арбуза.
Но вот книга не может разделить арбуз пополам это удивительно, странно, нелогично.
Наконец, усложним эксперимент Возьмём банку с красной краской и зелёное яблоко, покажем их ребёнку и спрячем за ширмой. Через пару секунд достаём красное яблоко.
Какая будет реакция? Ну, такое В целом, а почему нет? Норм.
Но дальше фокус-покус: красная краска и зелёное яблоко исчезают за простыней, а появляются из-за неё два зелёных яблока. Как вам такое?.. Вот это шок. Такого не может быть.
Иными словами, младенцы (да что уж греха таить и шимпанзе тоже) имеют в каком-то смысле врождённые знания о множестве физических законов и даже, как его называют учёные, чувство числа.
Подобных исследований в детской психологии проводилось огромное множество. Например, профессор Иллинойсского университета Рене Байаржон ставила своих подопытных четырёхмесячных младенцев перед такой задачей.
Мама вместе с ребёнком располагалась перед небольшой сценой, и они наблюдали за представлением17