Желание барышни закон, ответил я. Не хотите не надо. Я только лишь поцелую вам ступни и голени.
Так и быть, великодушно разрешила Ева. Разрешаю. Но не переходите за грань дозволенного.
Я вылез, вытащил свои ноги подальше от Евы, перевернулся, встал на колени, потом откинул свои ноги назад, благо кровать большая, и лёг на живот, целуя её ступни, пальцы и икры. Была ли тем самым перейдена пресловутая запретная грань, непонятно, и мои губы шли всё дальше. Ева была тёплой, вкусной, душистой. И у неё были мышцы! Очень люблю таких девушек и готов их любить.
Очень люблю таких девушек и готов их кушать, произнёс.
Звучит по-маньячески. Но каких же? спросила издалека невидимая мне из-за её вагины в трусах и живота голова Евы.
Красивых. Добрых. Милых.
Ну, так кушайте, великодушно разрешила невидимая голова Евы. Только трусы с меня не снимайте. Всё равно не дам.
Как-как вы сказали?
Кушайте, маньячила. Но трусы не снимайте. Не позволю.
Скольжу вдоль тела Евы и пробираюсь к её голове, целую её волосы (она закрывает глаза), её веки, но за груди не щупаю.
Бретельку трусиков отодвину? Поцелую? Полижу? спрашиваю.
Ева поднимает и опускает веки. Она стройная. С уместными грудями. Чистенькая. Отталкивает меня. Открывает глаза и говорит:
Я никогда не чувствовала мужских губ на своих главных губах. По крайней мере, таких мужских губ, которые мне были бы по нраву. Вы поняли?
Да.
Вы хотите, чтобы я дала вам шанс?
Да.
Вы готовы его оправдать?
Да.
Не верю.
Дайте мне шанс!
Вы будете стараться?
Обещаю!
Ладно. Так и быть, вот ваш шанс, милостиво разрешаю, Ева отталкивает меня, наклонившегося над ней, от себя, откидывается и раскидывает ноги.
Хорошо, когда девушка чистая, такая, как Ева, и я снова её ощущаю. Кожа на бедренных складках чуть отдаёт сметаной, потому что новый российский акционер заставляет прибавлять к местной сметане супер-пупер амортизаторы, так что мы, кто её поел, чуть вспотеем, сразу ею начинаем пахнуть, превращаясь в ходячую рекламу сметаны, но Ева реклама лежачая.
Ласкаю губами внутреннюю поверхность бёдер, как жаль, что не могу одновременно целовать одно и второе бедро так что второе по крайней мере рукой щупаю. Иду губами всё целеустремленнее и ближе к цели. Вот уже и около трусов, вижу их лямки, ищу волосики, их нет. Ева побрилась или эпилировалась.
Упоение чарами
Губы к губам! Одни губы тянет к другим губам таинственная сила притяжения, это естественно. Отодвигаю осторожно лямку её трусиков над святая святых источником притяжения и вселенской мудрости. В этом есть магия, целовать ворота, откуда ты вышел, прохожу губами по одной губе. Отодвигаю дальше и через пропасть перелетаю губами ко второй её губе. У другой ноги. Прохожу по губе губами. Ева чуть двигается телом. Приподнимаюсь, смотрю на её лицо. Улыбка Джоконды Мона Лизы. Лижу языком, снова, клитор. Она чуть солёная, такой малосольный лосось. Приятно отдаёт щавелем. Твёрдым языком пробую её мягкость. Ах, её губы, а меж губ мягкость.
Мягче! Мягче! требует Ева, и расслабляю язык.
Влагалище, как вход в шатёр легенд и сказок. Выше опять клитор. Внизу спайка. Да и вверху выше клитора тоже. По центру пропасть, и это здорово, а по краям вверху и внизу по спайке. Ну, так. Вот клитор интереснее. Чуть-чуть быстрыми чуть заметными движениями змеиного языка трогаю. Ева начинает ёрзать попой.
Вагина чистая, мускулистая, спортивная. Снизу рукой одновременно сжимаю ей ягодицы, вижу их и разделяющую их обе щель-створку меж шарами, это так прикольно, полностью владеть девушкиным хозяйством и его полностью просматривать, чему не мешает отодвинутая в сторону полоска трусиков. Джоконда таинственно улыбается, широко раскинув ноги, и ладонями берётся за свои бёдра, чтобы пошире себя представить и экспонировать пытливому исследователю.
Языком проникаю ей во влагалище. Раз за разом. Смоченным в слюне пальцем играю азбуку Морзе на клиторе. Ева снова и снова меланхолически- мечтательно вздыхает. Сжимает мою голову, уши бёдрами. Я ничего не слышу. Только шум моря, звон и биение волн собственного кровотока. Ласкаю клитор, чуть касаясь языком, «да, мадам, да», играю пальцем во внутренностях влагалища, оно, как рот, только в отличие ото рта оно, это узкая, затягивающая таинственно-мистическая подзорная труба в вечность. Вот, похоже, и точка G, вверху и наоборот. Ева вскрикивает, вскидывает бёдрами снова и снова. Раскидывает бёдра. Освобождает меня, завозясь ногами, как будто шагает по невидимой спортивной дорожке.
Сексуальный ты маньяк, улыбается она. Тащит руками меня к себе. Всматривается в лицо в розовой полутьме своими большими глазами.
Ну, могёшь. Можешь, она хлопает мне по попке ладонью, не очень попадает, скорее, по нижней части спины, но это никого из нас не смущает.
Как ты посмел? сажается она сверху мне на грудь.
Каюсь, подыгрываю ей.
Кто тебе разрешил так меня, саму невинность, тревожить?
Хотел как лучше.
За это, сексуальный разбойник, ты жестоко поплатишься
Я не хотел. Это инстинкты. Я не знал, изображаю раскаяние.
А это никого не волнует. Незнание не освобождает от ответственности.
Не надо! Я не хотел вас обидеть!
Это по барабану. Ты будешь жестоко наказан, отвечает Ева и хватает меня за уши.
Как же наказан?
Я вам отсосу, отвечает Ева и делает большие глаза.
Хотите? М-м-м? Ева встаёт на колени у меня между ног, груди красиво свисают, глядя сосками на простыню, и её рот понарошку всасывает в себя член. Отвечаю:
Да.
Давно не держала во рту горячего хуя, говорит. Усмехается. И берётся всерьёз.
Прекрасное накрывает нас
Мне становится как-то неловко. Наверно, права была одна психологиня, когда сказала, что у меня комплекс самозванца. Сосущая Ева восприняла меня, как крутого Дон Жуана, бретёра и ухаря, из-за чего я чувствовал комплекс вины, боясь обмануть её ожидания. А что, если потом она узнает, что я не крут? Едкая совестливая боль заставляет меня гладить обеими руками голову и волосы Евы, которая, чмокая, сосет член, вбирая в себя с удовольствием. Потом беру её тоже за уши, как она меня ещё недавно, и отрываю от члена.
Ну? недовольно откликается Ева. Всё равно же не отдамся, даже и не проси.
Нет-нет, вежливо возражаю. Я хочу другого, Ева. Ложитесь, пожалуйста, на спину.
Чего? недоверчиво говорит она. Чего вы хотите?
Продолжить то, что начал.
Что начал? с недоверчивой и злой улыбкой откликается. Меня не обманете. Знаете что? Дам коленом по яйцам в ответ на поползновения.
Обещаю вам абсолютно корректный и вежливый куннилингус. Точнее, продолжение начатого.
Наклоняюсь и целую её грудной сосок. Слюнявлю. Один, другой. Она накрывает меня ладонями, гладит волосы. Потом слегка отталкивает меня и молча откидывается на спину, раздвигая ноги.
Касаюсь губами её девичьих интимных губ, и чувствую вдруг, что Ева течёт. Лижу, по лицу стекает по щекам смазка, лишь мешает бретелька трусов, которая больно трётся о щеку.
Я сниму трусы? прошу. В них же нет смысла. Я и так вас исследовал полностью от и до, и касаюсь руками ануса. Ева, похоже, кивает.
Начинаю стягивать трусики, Ева помогает и отбрасывает. Снова припадаю к источнику вселенской мудрости. Клитор, влагалище и обратно. Девушка увлажняется всё сильнее. Поцелуй губы в губы. Почти как на свадьбе, только губы другие. Целую её осторожно, взасос. Потом сильнее и по-прежнему с тонким благоразумием. Сокровищница смыслов течёт родником познания. Я начинаю с аппетитом причмокивать. Глубокое погружение. Мне нравится ею чавкать, утопая всё глубже в чудной влаге.
Вау, вау, передразнила она хлюпающие звуки.
А? переспросил.
Хочется тебя взять за уши и затащить на себя.
А! я продолжил лизать со страстью, раз ей так нравится.
А-а-а! слегка застонала она. Иди ко мне. Иди в меня. У тебя есть презерватив?
Нет. А у тебя?
У меня тоже нет.
Что же делать?
Плохо. Что же ты, к нам в салон и без презерватива? Шучу. Но ладно, и она потянула меня на себя. Ничего, кончишь куда-нибудь мимо.
Доверяя высказанному предварительно Евой запрету, я и страшуся, и надеюсь. Как избавиться от вас, сдержанность, скованность, напряженность, о, где же ты, нормальная эрекция. Ева извивается, трогает себя за груди, призывно смотрит в глаза и нежно говорит: «Жду». Кто сказал, что только женщины любят ушами, приходит долгожданное великое стояние на Угре. Прилаживаюсь. Ввожу. Стыковка прошла успешно. Вхожу и выхожу из Евы. Но, но, но. Кончать не хочется. А как же без семяизвержения? Как будто за мной следит с высоты умерший папа. Или умершая мама. Я вдвигаюсь бивнем в розу прекрасной Евы, с признательностью за доверие, и никак не могу перестать рефлексировать, что же обо мне подумают Ева или другие видимые-невидимые женщины, с которыми я был, и которые словно бы нашу кровать с любопытством обступают с бокалами шампанского и с тихим неслышным шептанием и покиванием глав.