Мы начали потеть, трезветь и мучительно просчитывать варианты. Вырисовывалось два: сбежать или сдаться властям. Но, к счастью, все решилось предельно просто и гуманно. Когда мы снова подозвали официанта и начали что-то блеять и мычать, тот совершенно без каких-либо эмоций ответил: «Ребята, да никаких проблем. В таком случае придется обойтись без горячего». По-быстрому допив остатки, и, как нам казалось, под насмешливыми взглядами персонала и немногочисленных посетителей мы с позором покинули обитель красивой жизни.
С тех пор эта понятная обоим фраза: «Придется обойтись без горячего» используется нами в разных ситуациях все эти годы. И мы по-прежнему дружим, хотя, как я уже говорил, видимся не часто.
Глава 2
Экзамены и выпускной вечер позади, пора поступать, куда неважно, главное, чтоб с военной кафедрой, а то не ровен час, и в ряды защитников загреметь недолго, а этого совсем не хотелось. ЛЭТИ показался подходящим вариантом. Поддержка семейных традиций, опять же.
Во время сдачи вступительных экзаменов я познакомился с парнем по имени Валера, он поступал на другой факультет и был явно наш человек, что тогда можно было понять сразу по внешнему виду он был волосат, тощ и в джинсах. Ну а я выглядел в соответствии со своими представлениями о прекрасном: волосы ниже плеч, светлый клетчатый пиджак, синие в тонкую белую полоску клеша́ (40 см!), сшитые на заказ и армянские красно-коричневые ботинки на платформе. Ботинки мне усовершенствовал мой приятель Вася, работавший в обувной мастерской. Каблук у них был сантиметров десять, подошва около четырех, и весили они килограмм по пять. Периодически я с них падал и подворачивал то одну, то другую ногу. Дополняло картину бритвенное лезвие на алюминиевой цепи с палец толщиной на запястье. Даа, чувство стиля меня никогда не подводило, ну, вы поняли.
Мы разговорились, вскоре, естественно, о музыке, и выяснилось, что мой новый знакомый играет на гитаре в ансамбле со взрослыми дядьками из какого-то НИИ, они дают концерты и ездят на халтуры (так это тогда называлось)! Чтобы не ударить в грязь я в ответ наплел про то, что я, вообще то, супербарабанщик и до недавнего времени играл в супергруппе, а сейчас временно пребываю в творческом поиске.
Ну, так, поболтали и разбежались, а в начале декабря он нашел меня через деканат. Надо сказать, тогда в ЛЭТИ училось около 15 тысяч человек одновременно, и шансов случайно повстречаться у нас было мало, тем более, наш факультет территориально находился не там, где все остальные.
И вот он мне говорит, что, мол, у них случилась беда, скоропостижно умер барабанщик, а буквально через три недели начнутся предновогодние халтуры, то есть полная жопа, и только я смогу их спасти. Я, конечно же, согласился, хотя и предполагал, что шансов у меня никаких.
НИИ «Гипропроект» находился за мостом Александра Невского на правом берегу, как вы понимаете, Невы. В репетиционном помещении, которое располагалось в подвале, меня встретили двое солидных мужчин, я так думаю лет тридцати пяти или чуть старше, Сергей Велинзон и Сергей Радушинский, если ничего не путаю. Комната была забита всякими колонками, усилителями и стойками. Кроме того, присутствовала огромная двухмануальная «Вермона Формейшн» (электроорган Vermona Formation, ГДР) в деревянном корпусе, похожая на буфет с клавишами и, как потом выяснилось, весом килограмм сто, и полная ударная установка Трова (Trowa). Все это богатство на 90% было, конечно, казенным, так было принято в организациях выделять безналичные деньги на культуру. И кое-кто кое-где тогда у нас порой находил способы использовать общественное в личных целях. Здесь как раз был именно этот случай.
Распространяя запах лука и устойчивого перегара с огромным динамиком наперевес, ввалился еще один участник коллектива. Его звали Тишкин (Тихон, что ли?), он был маленьким и чумазым и, как я потом узнал, заведовал всеми техническими вопросами в группе, плюс играл на бас-гитаре и работал кем-то в метро. Что-то мне подсказывает, что уж точно не машинистом поезда.
Велинзон управлял электроорганом и являлся как бы руководителем, Радушинский играл на гитаре, причем, как аккомпанемент, так и сольные партии, собственно, его, можно было бы считать лидер-гитаристом по современной классификации. Тот и другой пели. Вообще, как я теперь понимаю, уровень этих троих, включая Тихона, был очень даже ничего. Роль Валеры мне пока была неясна, тоже вроде бы гитарист, то есть что-то там брякает, но не очень внятное, и необходимости в нем, на мой взгляд, нет никакой. Смысл присутствия данного персонажа в составе я узнал позже. Все оказалось просто его мама являлась председателем профкома НИИ, и благодаря ей руководство смотрело сквозь пальцы на некоторые скользкие моменты в деятельности коллектива. Достаточно было отыграть пару шефских концертов в году для ветеранов или комсомольцев.
Велинзон управлял электроорганом и являлся как бы руководителем, Радушинский играл на гитаре, причем, как аккомпанемент, так и сольные партии, собственно, его, можно было бы считать лидер-гитаристом по современной классификации. Тот и другой пели. Вообще, как я теперь понимаю, уровень этих троих, включая Тихона, был очень даже ничего. Роль Валеры мне пока была неясна, тоже вроде бы гитарист, то есть что-то там брякает, но не очень внятное, и необходимости в нем, на мой взгляд, нет никакой. Смысл присутствия данного персонажа в составе я узнал позже. Все оказалось просто его мама являлась председателем профкома НИИ, и благодаря ей руководство смотрело сквозь пальцы на некоторые скользкие моменты в деятельности коллектива. Достаточно было отыграть пару шефских концертов в году для ветеранов или комсомольцев.
Настроились и начали. С чего-то простого, типа «Марионеток» Макаревича, и я вдарил в бубен Не допев второго куплета, Велинзон заорал: «Стоп, бл ть! Кочумай, бл ть!», и все замолкли. «Валера, объясни, за каким хм ты привел сюда этого красавца?!». Валера уныло молчал в ответ, а что он мог сказать? Ни о какой технике или постановке рук у меня речи идти, конечно, не могло, я о посадке за установкойто судил по фотографиям западных барабанщиков. Разве только чувство ритма, да и то не уверен. Еще часок поколупались, и я был отправлен домой плакать в подушку, а великие остались совещаться.
Удивительно, но через день мне позвонил Велинзон и сказал, чтобы я приходил. Понятно, что их решение объяснялось отсутствием времени на поиски других кандидатов, а не моими какими-то уникальными данными.
Так или иначе, мы начали активно репетировать, на меня орали и складывали матюги, хорошо хоть не били. Репертуар был актуально кабацким: от «Цыганочки» до «Black Magic Woman», много «Машины времени», вальсы, танго, «Семь-сорок» и т. д. Ничего необыкновенного от меня не требовалось понимать разницу между ум-цей, тремя четвертями или босановой, отстукивать ритм и стараться не сбивать остальных. Сами понимаете, мне и этого было чертовски много, но дядьки отнеслись ко мне, в общем-то, доброжелательно и всячески помогали. В конце концов, я через пень-колоду освоил репертуар, и их рекомендации стали звучать уже не так резко, а больше в духе поговорки «вот здесь, старичок, на коду делаешь трах-бабах и кончаешь в тарелку».
И наступил, наконец, день нашей первой халтуры, день, когда я впервые выступил за деньги, открыв, таким образом, отсчет своей биографии человека, которому платят за его музыку. Это были последние числа декабря 1978 года, точнее не скажу, больше 40 лет назад, короче говоря.
Тогда мы отыграли четыре или пять вечеров, каких-то подробностей, собственно, выступлений я вспомнить уже не могу. Кроме, пожалуй, отношения к нам со стороны празднующих, восторженного и очень уважительного. Любая песня воспринималась на ура, девушки строили глазки, а мужчины в перерывах звали за стол.
Всё мне это очень понравилось, то есть, я заощущал себя практически звездой рок-н-ролла. Были, конечно, и отрицательные моменты бесконечное таскание тяжеленных колонок, всякого железа, упомянутой неподъемной «Вермоны» и ловля транспорта для доставки всего этого добра туда и обратно. Вообще, за годы пребывания в этом моем шоу-бизнесе, я переместил несколько десятков тонн такого рода грузов и поездил на самых разнообразных средствах передвижения от катафалка до мусоровоза. Да и признание публики тоже бывало всяким и принимало порой самые экзотические формы.
Последнее наше выступление в той серии происходило в школе где-то в районе Новоизмайловского проспекта. К 11 вечера зачехлились, Тишкин был отправлен ловить машину, и пропал, а директриса начала нас ненавязчиво провожать ей надо было запирать школу. В конце концов, оказались мы на улице со всем своим добром на лютом морозе. Вряд ли кто вспомнит, но зима этого года была на редкость холодной, в домах рвались батареи, а птицы, я так думаю, замерзали на лету. После получаса нашего подпрыгивания на крыльце, когда уже начал лопаться пластик на барабанах, показался Тишкин в лучах фар, он оказывается уже давно поймал машину, но в силу географического кретинизма, вызванного обилием принятого, заблудился во дворах.
Загрузились, поехали и тут же провалились в замерзшую лужу и застряли. Выталкивали долго, но «РАФик» (это такой микроавтобус, если что, а не имя водителя) засел намертво. От воды, хлеставшей из-под колес, мои штаны превратились в ледяные колокола, мне даже казалось, что я скоро услышу звон (удивительно, что после этого я вообще смог стать отцом). Потом мы долго ещё метались в поисках другой машины, чтобы нас вытащили. В итоге, в глубокой ночи́ мы добрались до «Гипропроекта», перетаскали аппаратуру, поделили заработанное и распрощались. За все праздники за вычетом накладных расходов я получил гигантскую сумму 28 рублей, двумя купюрами, четвертной и трёшку. Я разложил их по разным карманам и отправился ловить такси. Дорога от Заневской площади до «Елизаровской» тогда стоила от силы рубля полтора, поэтому я легко поймал машину, посулив таксисту трёху. Приехав к дому, я расплатился царским жестом, водитель меня в ответ чуть ли не расцеловал, долго тряс руку и сигналил вслед, а я ощущал себя хозяином жизни и командиром всего. Когда же я пришел домой и полез в штаны, то обнаружил там всего 3 рубля. 25 я отдал таксисту, не специально, само собой, просто не из того кармана достал. Я, конечно, огорчился, но не сильно, грела уверенность, что всё только начинается.