«Деньги идут к деньгам, а у меня идти-то не к чему, несладко жить без средств, вертелось у него в голове. При подобном обстоянии не больно-то погордишься перед предками или ещё перед кем-нибудь. Не раскопылишься вширь, когда у тебя не имеется за душой ничего, кроме крепкого здоровья да громозды желаний. Верно говорят, что от гордости мало корысти, а я всё заношусь и амбиции воображаю, дурень. Кабы имелись деньги, тогда другое дело: мог бы чувствовать себя пренебрежительным человеком. А если шиш в кармане да вошь на аркане, разве почувствуешь? И разве усидишь на месте спокойно, когда тебя шпыняют и подзюкивают каждодневными оскорблениями? От бедности да от батиной грызни и собака со двора побежит, не то что я хоть в белый свет как в копеечку, а хоть и на работу. Оно, конечно, ретивому коню тот же корм, а работы вдвое, нехорошо с этим торопиться. Лучше было б осадить настроение и переждать отцовский нетерпёж: может, со временем тот отмякнет и позволит ещё пожить без трудовых подвигов. С другой стороны, рада бы курочка не идти на пир, да за хохол тащат В армии, когда мечтал поскорее вернуться домой, разве мог я представить, что батя станет до такой степени докапываться с трудоустройством? И ведь сам-то по себе он человек незначительный, до смехотворности безрезультатный, а вот поди ж ты, воображает о своей персоне незнамо что и шпыняет, шпыняет, как проклятого! Ладно, может, устроюсь на какое-никакое прохладное место и проскочу одним махом все невзгодья. Хотя вряд ли. Кому-то бог дал, а мне даже не посулил, но почему бы не попробовать? Наперёд не узнаешь, где найдёшь, где потеряешь, так уж водится на свете, что материально недостаточному человеку надо как-то изворачиваться. Вот и попробую, попытка не пытка».
Людей на улице было немного, и отыскать в них сколько-нибудь примечательные знаки Чубу не удалось бы при всём старании. Хотя он совершенно не старался, а просто двигался по неприбранному тротуару, засунув руки в карманы и время от времени сплёвывая то вправо, то влево, точно выполняя специальный ритуал, предназначенный для подманивания удачи и охранения от затаившихся враждебных сил. Чужие взгляды прозрачно мельтешили вокруг Чуба наподобие прыгучих кузнечиков, однако не оставляли следов в его воображении, поскольку он думал о своих проблемах, и для посторонних мелочей в его умственном пространстве не имелось места.
Впрочем, в один непреднамеренный момент Чубу вдруг помстилось, будто он недавно умер и в образе призрака воротился в родимые места ради остаточных чувств и прощальных воспоминаний. Он даже остановился от неожиданности. И затряс головой, чтобы отогнать ерунду. А когда восстановил внутреннее равновесие, снова зашагал по привычным улицам полусонной станицы.
Спустя несколько минут Чуб умеренным аллюром добрался до проходной консервного завода. Перед которой замедлил шаг и как бы продолжая нескончаемый разговор с отцом произнёс сомневающимся голосом, обращаясь в никуда:
Человек не создан для работы.
И возразил из нутряной глубины на сей раз противовесным батиным полубасом:
Зато работа создана для человека, тем более когда нужда нужду ведёт, а горе сводит. Надо идти на уступки действительности и не поддаваться разложению.
Почему ноги принесли его именно к проходной консервного завода, а не в какое-нибудь другое место, Чуб объяснить бы не смог, даже если б его об этом спросили. Но его никто не спрашивал. Многое на свете происходит само собой, беспричинно, просто так вот и с ним произошло.
***
Тебе чего? подозрительно поинтересовался заводской охранник, прогуливавшийся от скуки вдоль длинного красно-бело-полосатого шлагбаума.
А-а на работу устраиваться, по непонятной причине внезапно оробев, ответил Чуб.
Так это не сюда. Устраиваться иди в контору, охранник указал рукой направление. Вон, за твоей спиной, видишь?
Вижу.
Вот и дуй прямиком в отдел кадров. Оформляйся, стало быть. А сюда уже с пропуском пришагаешь.
«А что, мысленно рассудил Чуб, стараясь подбодрить себя перед решительным жизненным шагом, на консервном заводе в основном бабцы трудятся. Среди них мужику должно быть интересно».
И, деловито наморщив нос, направился к зданию заводоуправления.
В отделе кадров ему неожиданно обрадовались:
Только что из армии? расплылась в улыбке, просматривая его документы, сухостойная тётка средних лет. Нам как раз нужны надёжные ребята, малопьющие, на первичную переработку. А то кругом одни женщины, а из мужиков только алкатории пожилые: день поработают, а потом уходят в запой на целую неделю. В общем, берём тебя без разговоров.
***
Тебе чего? подозрительно поинтересовался заводской охранник, прогуливавшийся от скуки вдоль длинного красно-бело-полосатого шлагбаума.
А-а на работу устраиваться, по непонятной причине внезапно оробев, ответил Чуб.
Так это не сюда. Устраиваться иди в контору, охранник указал рукой направление. Вон, за твоей спиной, видишь?
Вижу.
Вот и дуй прямиком в отдел кадров. Оформляйся, стало быть. А сюда уже с пропуском пришагаешь.
«А что, мысленно рассудил Чуб, стараясь подбодрить себя перед решительным жизненным шагом, на консервном заводе в основном бабцы трудятся. Среди них мужику должно быть интересно».
И, деловито наморщив нос, направился к зданию заводоуправления.
В отделе кадров ему неожиданно обрадовались:
Только что из армии? расплылась в улыбке, просматривая его документы, сухостойная тётка средних лет. Нам как раз нужны надёжные ребята, малопьющие, на первичную переработку. А то кругом одни женщины, а из мужиков только алкатории пожилые: день поработают, а потом уходят в запой на целую неделю. В общем, берём тебя без разговоров.
Оклад какой дадите? уточнил Чуб осторожным голосом.
Ну, пока что восемнадцать тысяч рублей. Но вообще глядя по выработке может и больше получаться.
Да всё равно маловато.
Так у нас же пищевое производство, слегка понизив голос, многозначительно сузила глаза тётка. На консервных предприятиях везде зарплаты маленькие. Потому что есть возможность ну, там: то яблочек, то сахарку домой понемножку, понимаешь?
А-а-а, понимаю, закивал Чуб, легко нарисовав себе в уме возможность каждодневного беспочвенного обогащения, в которое обычно верят бесхитростные трудящиеся. Ладно, тогда оформляйте.
Вот и правильно, одобрила его решение сухостойная кадровичка. Запасливый нужды не знает, а чего не припасёшь, того и не будет. У нас все выживают по такому принципу. Только ты не наглей, не проноси через проходную слишком много за раз, чтобы не попасться.
Ага, постараюсь не наглеть.
Ему по большому счёту было безразлично. Чубу надоела не столько неопределённость собственной жизненной позиции, сколько материальная зависимость от отца и матери. Невозможно до бесконечности выносить попрёки, этак недолго и мозгом сдвинуться Путёвую работу он всё равно подыщет себе чуть погодя. А пока чтобы несколько месяцев сильно не напрягаться подойдёт приткнуться и на консервном заводе. Радоваться особо-то было нечему. Хотя, если подумать, и для кручины не имелось оснований. Ни то ни сё, в общем: хрень на постном масле и густота в умственном пространстве. Послал бог работу, да отнял чёрт охоту. Ну и ладно, лишь бы батя больше не пристёбывался. Успокоится старый перец вот и ладно. Для начала вполне достаточный результат.
Оставив за спиной заводскую проходную, он ощутил внезапную усталость. Как будто не плёвое дело сбросил с души долой, а по-стахановски отпахал рабочую смену в консервном цеху. Усмехнувшись, пожал плечами: имел бы склонность к суевериям посчитал бы это дурным предзнаменованием. И затем весь путь от завода до родительского подворья прошагал в замедленном темпе, точно слабозрячий инвалид, опасающийся нечаянно расшибиться об стену или угораздиться под автомобиль.
***
Чуб оказался прав, ожидая положительного разворота в отношениях с родителем. В самом деле, узнав о сыновнем трудоустройстве, отец переменился на глазах. Стал относиться к нему как к человеку взрослому и даже в некоторой степени существительному. Не то чтобы перестал общаться в тоне превосходства, однако заметно сбавил суровость в выражениях. За ужином налил Чубу и матери по рюмке самогона, чтобы отметить состоявшийся факт записи в трудовой книжке. И произнёс в виде тоста:
Работа по пищевой части это для меня область незнакомая и, по правде выражаясь, вдвойне удивительная прилагаемо к тебе. Но ничего особенного, трудновыполнимость предполагать на консервном заводе не приходится. Тем более казак он как голубь: куда ни залезет, там и пристанет. Буду надеяться, сынок, что с сегодняшнего дня закончится твоя молодая дурость, широкий праздник разгультяйства. Я всё-таки не зря утверждал, да ты и сам видишь, если не дурак: на дворе стоит кризис, даже можно сказать, сразу несколько кризисов разбухают внутри друг дружки, потому пора приготовляться к трудным временам. Как говорится, всего вдруг не сделаешь, но с чего-то начинать надо, а деньги они ровно мыши: где обживутся, там и поведутся. Не век же мне односильно обеспечивать семейство достатками, верно? Каждый человек должен иметь полезное применение, иначе зачем он существует? Животные и растения те порождаются на свет для нашего пропитания. А людей природа предназначила для трудовой деятельности. Никуда от этого не попляшешь, всегда так было, есть и будет. Да и сколь нам с матерью осталось до дряхлого состояния? Пять или десять годков самое большее. А потом уже твоя очерёдность приспеет: станешь тянуть главенствующую лямку нашей жизни, чтоб мы не доедали хлеб до голых рук. За то и выпьем, сынок!