Отношения его с Дидаровым складывались на заводе не совсем ровно. И прямодушный, не мелочный Галимджан далеко не всё понимал в поведении фронтового своего друга. На некоторые его обещания и уверения, например, не всегда можно было положиться: порой говорил одно, а делал другое. Но характер его, доступный и общительный, казалось, сглаживал эти шероховатости.
Вдруг Галимджан услышал стороной, что Дидаров плохо отзывается о нём как об инженере. Дескать, сильно постарел человек, не может угнаться за современным техническим прогрессом, пора бы ему на пенсию. Если верить этому слуху, не о слабом сердце Галимджана заботился Дидаров, а был недоволен работой его. Возможно, им руководили какие-то другие соображения. Но и на этот раз Галимджан не стал углубляться в неприятные размышления, счёл излишним требовать объяснений от Дидарова, мало ли что наговорить могут.
Впрочем, вскоре выпал любопытный случай, который устранил возникшее было между ними недоразумение. Главного инженера сильно расхвалили в местной газете за улучшение конструкции одной машины, выпускаемой заводом. Действительно, машина теперь стала проще, надёжней и производительней. Но улучшение это было сделано далеко не одним Дидаровым, а целым коллективом, в том числе в какой-то мере и Галимджаном. Сперва Галимджан полагал, что главный инженер, если не на страницах той же газеты, то на каком-нибудь совещании укажет на допущенные в печати преувеличения его, Дидарова, заслуг. Ведь на заводе чуть ли не открыто осуждают его: присвоил себе немалую долю чужой славы. Конечно, пересуды эти не могли не дойти до Исрафила. И Галимджан думал: «Не должен смолчать бывший фронтовик Дидаров. Иначе не сможет он прямо смотреть в глаза товарищам по работе». Но Дидаров и виду не подавал, что у него неспокойно на душе.
Тут уж Галимджан не утерпел. Выбрав подходящую минуту, когда никто не мог их услышать, он высказался напрямик:
Знаешь, Исрафил, неудобно получилось. В коллективе нашем многие утверждают, что в газете напечатана несколько однобокая статья.
Да, да, сразу спохватился Дидаров, всё собираюсь сказать товарищам: я ведь на другой же день позвонил корреспонденту газеты и сказал, что он слишком возвеличил главного инженера и почти замолчал участие коллектива в реконструкции машины. Корреспондент извинился и объяснил, что статью его неудачно исправили в редакции. Он пообещал напечатать дополнительный материал, да, по-видимому, редакция не хочет ставить себя в неловкое положение. Очень досадно, что так вышло. Как думаешь, при первом же удобном случае не объясниться ли мне с товарищами, участвовавшими в реконструкции машины?
По правде сказать, Галимджан не ожидал от Дидарова такой прыти. Скорее можно было предположить, что он сначала попытается оспорить сложившееся о нём неблагоприятное мнение.
Пожалуй, лучше бы объясниться, Исрафил, согласился Галимджан, а то ведь бог весть что подумают люди.
Верно, верно! понимающе кивал Дидаров. Будут говорить: «Газета искусственно раздувает авторитет главного инженера». Ох, уж эти невоздержанные языки! И как я мог не учесть этого, ума не приложу! Тысячу раз благодарю, Галимджан, что напомнил! Я всё исправлю!
Казалось, Дидаров говорил совершенно искренне, но всё же Галимджан, зная непостоянство его, не был окончательно уверен, что он сдержит своё обещание, пожалуй, начнёт откладывать, тянуть, а там и вовсе забудет. Но на этот раз Дидаров не заставил долго ждать. На одном довольно авторитетном и многолюдном совещании у директора завода он очень удачно подхватил выступление одного из ораторов.
Это верно, журналисты не всегда умело освещают достижения новаторов производства. Иной раз в погоне за сенсацией больше вреда принесут, чем пользы И рассказал подробно, как корреспондент газеты неумеренно высоко оценил рационализаторскую деятельность главного инженера, оставив в тени других новаторов производства.
Галимджан остался очень доволен этим выступлением Дидарова. И ведь как хорошо Исрафил закончил свою речь. «Передовики нашего завода, сказал он, готовы и впредь выполнять большие и сложные производственные задачи». Участники совещания похвалили главного инженера за прямоту и объективность. Дидаров снискал расположение заводской общественности. Даже те, кто открыто недолюбливали главного инженера, должны были согласиться, что в данном случае он проявил себя с лучшей стороны.
Надо заметить, что Дидаров и прежде немало проработал на командных производственных должностях.
Несколько лет тому назад он допустил какую-то грубую ошибку, его понизили в должности и некоторое время держали как бы на испытании. Не исключено, что теперь нашлись бы люди, готовые напомнить Дидарову о прошлом. Но после выступления его на совещании ни у кого не повернулся язык, чтобы копаться в этом прошлом и как-то связывать его с недавней газетной статьёй. Чем плох Исрафил Дидаров? Знает дело. До старости ему ещё далеко. На здоровье не жалуется, энергичен, оперативен.
И всё же нашлись люди, не изменившие критического отношения к Дидарову. Молодой инженер Светлана Нилина, девушка искренняя и вспыльчивая, вскоре после совещания заговорила с Галимджаном:
Эх, Галимджан Нигметджанович, ну почему вы такой?!
Она произнесла эти слова так горячо и неожиданно, что Галимджан даже смутился, потом, улыбаясь, спросил:
Какой же это «такой»?
В конторе начальника цеха они были одни. Светлана возбуждена, лицо горит, в глазах мелькают огоньки. Через маленькое окно комнаты она то и дело взглядывает на ближайший угол огромного цеха. Но там всё в порядке. Десятки рабочих склонились над станками, слышно, как точат, режут, шлифуют. Иногда вспыхивают и осыпаются снопы искр. Над станками равномерно движется умный, словно живой, конвейер: в определённых местах он замедляет бег, чтобы рабочие успели снять с ленты нужные детали. На улице ещё светло, но в цехе горит яркий свет.
Как бы это сказать волнуется Светлана. Вас, заслуженного человека, игнорируют, не исключено, что над вашим доверием и простодушием тайно посмеиваются Нет, я бы не выдержала этого!
Светлана, кто же это тайно посмеивается надо мной? всё ещё не скрывая собственной лёгкой усмешки, спросил Галимджан.
Да всё тот же Исрафил Дидаров! выкрикнула Светлана. Я только что схватилась с ним. Он ведь все наши новшества, даже вот этот конвейер, готов себе приписать Вы вместе с другими трудились над усовершенствованием машины, а кто назван в газетной статье?! И вы молчите!..
Не горячитесь, Светлана Ивановна, уже серьёзно возразил Галимджан. Во-первых, я не молчу. Я говорил с Исрафилом. Ну, не о себе, конечно. Статья действительно однобокая. Но ведь Исрафил признал это на совещании и объяснил, почему так получилось. Вы же присутствовали, слышали. Во-вторых, главный инженер выступил после моего серьёзного разговора с ним.
Он был неискренен! не уступала Нилина.
Вот вы и заявили бы об этом на совещании, если уверены в неискренности Дидарова, спокойно заметил Галимджан.
И заявила бы!.. Но я ещё молода, Галимджан Нигметджанович. Меня могли неправильно понять.
Пожалуй, верно, согласился Галимджан. Помолчав минуту, вдруг сказал, должно быть думая, что признание его многое объяснит Светлане: Исрафил Дидаров мой фронтовой друг.
Ваш друг?! с негодованием воскликнула она.
Вскочила с места, выбежала из конторы. Послышался звонкий топот её каблучков по железной лесенке, казалось, это бьётся её взволнованное сердце.
Через окошечко Галимджан посмотрел ей вслед, покачал головой.
Между тем в цехе всё шло своим чередом. Человеку несведущему вряд ли возможно было уловить ритм сложного труда. Рабочие двигались словно бы не спеша. А на самом деле всё в цехе было точно согласовано с общим ходом дела. Рабочие принимали детали с конвейера именно в тот момент, когда нужно было; обработав, возвращали детали на конвейер тоже в рассчитанные секунды, чтобы подача этих деталей ни на миг не опоздала к следующей операции.
Как бы много личных усилий каждого отдельного человека ни было вложено здесь, выполненная в цехе работа это результат общего труда, плод деятельности всего заводского коллектива. В этом мощь и жизненность гигантского завода. Разве для Галимджана и для тысяч таких же работников, как он, не является счастьем чувство близкой причастности, слитности с этим грандиозным процессом! По совести говоря, это и было одной из главных причин того, что Галимджан не захотел уйти из цеха. Об этом ведь не скажешь громко, так, чтобы все люди слышали, в том числе и эта славная девушка Светлана. Да и зачем говорить, объяснять? Достаточно того, что сам он понимает всю глубину и важность этих мыслей и чувств. И не один он обладает этими духовными сокровищами.
Погружённый в свои переживания, Галимджан и не заметил, как в контору цеха вошёл Дидаров. Он в новом синем сатиновом халате, но без головного убора. Широко улыбаясь, без тени высокомерия и самодовольства, он поздоровался с Галимджаном за руку. Глядя на Исрафила, право, нельзя было поверить тем некрасивым историям, которые иногда рассказывают о нём. Всё это гнилой плод какого-то недоразумения или же личной неприязни.