Напиши, если сможешь, существуют ли [другие] фотографии картин Вотерса, помимо «Гуго ван дер Гуса» и «Марии Бургундской», и известны ли тебе репродукции картин Лажи и де Бракелера? Я имею в виду не старшего де Бракелера, а, кажется, одного из его сыновей, который на последней выставке в Брюсселе представил три великолепные картины, названные «Антверпен», «Школа» и «Атлас».
Мои дела идут хорошо, я много гуляю, живу в спокойном, уютном и чистом районе, мне воистину повезло. Правда, порой я с тоской вспоминаю те чудесные воскресные дни в Схевенингене и тому подобное, но это не беда.
Ты наверняка слышал, что Анна дома и что ей нездоровится, и это плохое начало ее отпуска, но мы будем надеяться, что сейчас ей уже лучше.
Спасибо тебе за то, что ты написал мне о картинах. Если когда-нибудь ты увидишь какие-либо работы Лажи, де Бракелера, Вотерса, Мариса, Тиссо, Георга Сааля, Юндта, Зиема, Мауве, непременно напиши мне: я очень люблю этих художников, и их полотна тебе наверняка встретятся.
Прилагаю копию стихотворения, где говорится об одном художнике, который «пришел в трактир Зваан, найдя там приют»: ты точно должен его помнить. Это настоящий Брабант, мне оно так нравится, Лис переписала его для меня в последний вечер, перед моим отъездом из дома. Как же мне хочется, чтобы ты побывал здесь! Что за чудесные дни мы с тобой провели в Гааге я очень часто вспоминаю ту прогулку по дороге Рейсвейксенвег, то, как после дождя мы пили молоко на мельнице. Если присланные вами картины будут отправлены назад, то я пошлю тебе [с ними] изображение той мельницы кисти Вейсенбруха. Ты, должно быть, помнишь, что у него было прозвище «веселый мотив»: «Это прррекрасно, скажу я вам». С дорогой Рейсвейксенвег у меня, пожалуй, связаны самые приятные воспоминания. Когда нам доведется встретиться, мы, возможно, поговорим об этом.
А теперь, дружище, будь здоров, время от времени думай обо мне и напиши поскорее, я так радуюсь, когда получаю письма.
ВинсентПередавай привет господину Шмидту и Эдуарду. Как дела у дяди Хейна и тети? Напиши что-нибудь о них. Часто ли ты к ним заходишь? Передавай им горячий привет.
Вечерний часМедленно разносился звук благовеста над полями,
Купавшимися в золоте предзакатного солнца.
Торжественный, трогательный час! Когда в деревне каждая мать внезапно
Останавливает стрекочущее колесо, осеняя себя крестным знамением.
Тогда же крестьянин в поле, останавливая своих пышущих паром коней,
Что тянут плуг, обнажает голову, бормоча «Аве».
Торжественный, трогательный час! Когда колокол возвещает о конце дня
Везде и повсюду, принуждая могучие, покрытые испариной головы
Склоняться перед Ним тем, кто заставляет течь пот.
И для художника, который на тенистом склоне холма
С самой зари увлеченно пишет картину,
Призыв к вечерней молитве прозвучал как знак к возвращенью; неторопливо он вытер
Кисть и палитру и сложил их вместе с холстом в свой этюдник,
Убрал складной стул и начал, зевая, свой спуск по тропинке,
Которая, мягко петляя, вела через цветочные поля к деревне.
Но, как уже часто бывало, не дойдя до подножья холма,
Замер он в восхищении, чтобы еще раз вобрать в свою душу
Ту полную жизни картину, которая открылась его взору.
Перед ним простиралась деревня с холмами на севере и юге,
Между гребней которых на запад уходило алое солнце,
Изливая на мир богатство своих красок и лучезарную славу.
Колокол на серой, обвитой черно-зеленым плющом колокольне
Теперь замолк. Без движенья застыли в вышине коричневые
Лопасти мельниц; листва была неподвижна, и клубы синего дыма от торфа
Поднимались из труб над хижинами, такие прямые,
Что казалось, будто они зависли в мерцающем небе.
Как будто и деревня, и поля, и холмы все вокруг,
Закутавшись в плед из вечерней росы, отходили ко сну,
С прощальным поцелуем солнца, молчаливые и благодарные,
Вспоминая изобилие и покой, которым они могли каждый день наслаждаться.
Но вскоре эту тишину все же осторожно нарушили
Упоительные звуки вечера. Вдали, из лощины доносился
Затяжной звук рожка, призывавшего скот,
И в ответ на призыв пастуха на песчаную тропинку в овраге
Тотчас вышло разноцветное стадо коров,
С треском и щелканьем хлыст паренька гнал их вперед,
Пока они, поочередно вытягивая шеи и дружелюбно мыча,
Уже издалека приветствовали коровник, где их каждый вечер
Поджидала доярка, чтобы облегчить тугое вымя.
Деревня была осью, от которой расходились дороги,
Где бурлили движение и жизнь.
А еще крестьянин, сидя боком на своей гнедой лошади и насвистывая мелодию,
Вез на телеге домой борону или плуг с поля.
А вот румяная девушка с пучком душистого клевера в руках
И с ромашками и маками в волосах издалека поприветствовала кого-то,
Весело и игриво выкрикнув: «Доброго вечера!»
Дальше Но на дорожке, по которой шел художник,
Вдруг послышался радостный смех:
Покачиваясь из стороны в сторону, к нему с грохотом приближалась
Телега, до самых краев наполненная собранной гречихой.
На ней сидели дети с венками на светлых головках оттенка соломы,
Радостно размахивая ольховыми ветками
Или низвергая на землю потоки цветов и зелени,
Пока вокруг повозки парни и девчонки
Прыгали и смеялись, будоража задремавшую округу.
С тихой улыбкой наблюдал художник из-за кустов,
Как компания медленно петляла по изрезанной колеями дороге.
«Да, бормотал он, да, Господу на небесах, должно быть,
Понравились радостные возгласы, которыми эти сердца
С такой простотой выражали свою благодарность, собирая последние
Плоды, ежегодно созревающие благодаря их трудам.
Да, потому что самая прекрасная молитва это простая и невинная радость!»
Вот так, размышляя о покое и радости, которыми душа
Наслаждается в поле, или, вернее, еще раз с восторгом прокручивая в голове недавнюю прекрасную сцену
И оценивая ее с точки зрения художника,
Он, сам того не заметив, добрался до деревни.
Пурпур и желтизна на западе сменились серой мглой,
А с востока, позади церкви, поднялся полный
Медный диск луны, окутанный туманом,
Когда он пришел в трактир «Зваан», найдя там приют.
Лондон, январь 1874
Лондон, январь 1874
Дорогой Тео,
благодарю тебя за письмо.
От всего сердца желаю тебе счастливого Нового года. Знаю, что твои дела в фирме идут хорошо мне рассказал об этом господин Терстех. Из твоего письма я понял, что у тебя лежит душа к искусству, и это славно, старина. Я рад, что ты любишь Милле, Жака, Шрейера, Ламбине, Франса Хальса и т. д., потому что, как говорит Мауве, «это то самое». Да, картина Милле «Анжелюс» «это то самое».
Это изобилие, это поэзия. Как же мне хочется вновь побеседовать с тобой об искусстве, но сейчас мы можем лишь регулярно друг другу писать; желаю тебе найти как можно больше прекрасного, большинству людей редко это удается.
Далее я приведу имена некоторых художников, которых люблю особенно сильно: Шеффер, Деларош, Гебер, Гамон.
Лейс, Тиссо, Лажи, Боутон, Миллес, Маттейс Марис, де Гру, де Бракелер-младший.
Милле, Жюль Бретон, Фейен-Перрен, Эжен Фейен, Брион, Юндт, Георг Сааль. Израэльс, Анкер, Кнаус, Вотье, Журдан, Жалабер, Антинья, Конт-Кали, Рохюссен, Мейсонье, Замакоис, Мадраццо, Зием, Буден, Жером, Фромантен, де Турнемин, Пасини.
Декан, Боннингтон, Диаз, Т. Руссо, Труайон, Дюпре, Поль Гюэ, Коро, Шрейер, Жак, Отто Вебер, Добиньи, Уолберг, Бернье, Эмиль Бретон, Шеню, Сезар де Кок, мадемуазель Коллар. Бодмер, Куккук, Схелфхоут, Вейсенбрух и последние по счету, но не по значимости Марис и Мауве.
Я бы мог перечислять имена бесконечно долго, а кроме того, следует также упомянуть всех их предшественников, и я уверен, что пропустил кое-кого из лучших современных художников.
Продолжай много гулять и всем сердцем люби природу, потому что это самый надежный способ научиться разбираться в искусстве. Художники понимают природу и любят ее и учат нас видеть.
И потом, бывают художники, которые не создают ничего, кроме прекрасного, которые не могут создать ничего дурного так же, как бывают обычные люди, у которых все выходит удачно.
Мои дела идут хорошо, у меня уютное жилье, мне доставляет большое удовольствие исследовать Лондон и наблюдать за англичанами и их образом жизни, и еще у меня есть природа, искусство и поэзия. А если и этого недостаточно, чего же будет достаточно? И все же я не забываю Голландию, особенно Гаагу и Брабант.
На службе у каждого из нас много дел, мы составляем опись, которая, впрочем, будет готова через 5 дней, так что нам будет чуть легче, чем вам в Гааге.
Надеюсь, что ты, как и я, хорошо провел Рождество.
Ну, дружище, будь здоров и напиши мне как можно скорее, сейчас я написал то, что пришло в голову, надеюсь, что ты сможешь во всем этом разобраться. Прощай, передавай привет коллегам и тем, кто будет обо мне спрашивать, в особенности всем домашним тетушки Фи и Хаанебеков.
ВинсентПрилагаю пару слов для господина Рооса.
022 (16). Тео Ван Гогу. Лондон, четверг, 30 апреля 1874Лондон, 30 апреля 1874
Дорогой Тео,
от всего сердца поздравляю тебя с днем рождения, будь благонадежен и не озирайся назад, тогда все получится.
Меня обрадовало твое последнее письмо. Несколько дней назад я послал тебе репродукцию Жаке «Девушка с мечом», так как подумал, что тебе хотелось бы ее иметь.
Картина ван Горкома не очень грязная. (Между нами, я ее не видел, но сообщи ему, что я написал: она не очень грязная.)
Как поживают Мауве и Йет Карбентус? Напиши мне что-нибудь о них.
Это хорошо, что ты бываешь у Хаанебека.
Если я приеду в Голландию, то, возможно, на день-другой заеду в Гаагу, потому что Гаага для меня как второй дом. (Я остановлюсь у тебя.)
Я бы хотел также прогуляться в Де Винк. Я гуляю здесь так часто, как могу, но у меня очень много дел. Здесь потрясающе красиво (хоть это и город). Во всех садах цветет сирень и боярышник, бобовник и т. д., каштаны великолепны.
Если по-настоящему любить природу, везде увидишь красоту. Но иногда я все же ужасно тоскую по Голландии, и в особенности по Хелворту.
Я вовсю садовничаю и засадил весь наш садик душистым горошком, маком и резедой, остается ждать и смотреть, что из этого вырастет.
Я наслаждаюсь прогулками от дома до фирмы, а вечером из фирмы до дома, это примерно три четверти часа пешком.
Чудесно, что здесь так рано заканчивают, мы закрываемся в 6 часов, но, несмотря на это, работаем не меньше.
Поприветствуй всех знакомых у Терстехов, Хаанебеков и Карбентусов, в особенности Рооса, также домашних дяди Помпе, потому что они уезжают в Кампен, и господина Бакхейзена и т. д.