ОЛЕГ. Знаю. Мне интересно от тебя услышать.
ТОМОЧКА. Сказал: «Карманное издание мужчины!» А в это время слесарь Петров мимо проходил и услышал. И всем растрепал.
ОЛЕГ (хохочет). «Карманное издание мужчины». Так он и вправду ростом не вышел! Теперь боится по станции ходить.
ТОМОЧКА (смеется). С меня он ростом! А мнит себя Наполеоном!
ОЛЕГ. А ты боевая! От горшка два вершка, а какой язычок злой!
ТОМОЧКА. Это я от горшка два вершка? Это вы мне?
ОЛЕГ. Тебе
ТОМОЧКА. А разве мы с вами на «ты» перешли? Что-то я не припомню.
ОЛЕГ. Ну ты чего, Томочка
ТОМОЧКА. Я вам не Томочка! Извольте меня Тамарой называть! И на «вы»! И по отчеству!
ОЛЕГ. Я твоего отчества не знаю.
ТОМОЧКА. И прекрасно! И не узнаете никогда!
ОЛЕГ. Ну, не сходи с ума! Хочешь после работы в мороженицу сходим? (Берет Томочку за руку.)
ТОМОЧКА (отдергивает руку). И трогать меня за руку я вам не позволяла!
ОЛЕГ. Ну вот! Ничего не понимаю!
ТОМОЧКА. И не поймете никогда с вашими куриными мозгами! (Уходит.)
ОЛЕГ (идет следом за ней). Куда же вы, Тамара! Не убегайте, пожалуйста!
Затемнение.
АВТОР. А потом они поженились, и на свет появился я. Отец окончательно похерил мечту стать художником, он продолжал рисовать, но только для себя. Это были карандашные портреты знакомых и акварельки по памяти. Свои рисунки он раздавал всем подряд, из его работ в доме почти ничего не осталось. Отец пошел учиться в Электротехнический институт на вечернее. Помню, как он сидит за письменным столом и что-то чертит, а его всячески отвлекаю: то пытаюсь залезть на плечи, то запихнуть в розетку циркуль, который только что вытащил из готовальни, то достают из железной коробки шурупы, познавая таким образом окружающий мир. Отец терпеливо это сносит, не ругается, не повышает голос. Вот как это было. (Надевает на палец шарик с нарисованной на нем рожицей, как это делал в своем знаменитом номере кукольник Образцов, и разыгрывает сценку, говоря разными голосами.)
Папа, а это что?
Это шуруп.
А это что?
Это тоже шуруп.
А это что?
И это тоже шуруп.
А это шуруп?
И это тоже шуруп!
Отец часами готов был вести со мной эти высокосодержательные беседы.
Среди вечерников были такие же, как и отец, фронтовики за тридцать лет и старше. Толик Иванов, с которым отец подружился на фронте, закончил вечернюю школу и тоже поступил вместе с отцом. Они учились в одной группе.
1-го мая мы ходим с папой на демонстрацию. Вернее, идет он, а я гордо еду у него на плечах. В 1965 году День победы объявили выходным днем, к тому времени отец и его друзья уже закончили институт, но каждый год вместе отмечали этот святой для всех праздник. В тот год встретится решили в полдень в Александровском саду у памятника Пржевальскому. «У верблюда», пошутил кто-то. Если помните, в основании памятника лежит, натертый туристами до золотого блеска, бронзовый верблюд. Так вот Толик как всегда все перепутал.
Возникают очертания памятника Пржевальскому в Александровском саду. Олег и Филипп поглядываю на часы..
ФИЛИПП. Ну вот, все уже собрались, только твоего Толика нет.
ОЛЕГ. Почему моего?
ФИЛИПП. Потому что ты носишься с ним, как списанной торбой. Он что-нибудь отчебучит, а ты его защищаешь!
ОЛЕГ. Надо дождаться.
ФИЛИПП. Вообще-то, он адрес мой знает. Доберется как-нибудь.
ОЛЕГ. Ну, еще хотя бы полчаса. Мы куда-то опаздывает?
ФИЛИПП. Не люблю на месте топтаться. Небось, зашел в ближайшую рюмлочную принять на грудь для разогрева, да там и остался.
ОЛЕГ. Зачем же ты так, Филипп?
ФИЛИПП. Вполне на Толика похоже.
ОЛЕГ. У него сердце последние годы барахлило, ты знаешь? Он в больнице лежал с прединфаркным состоянием.
ФИЛИПП. Знаю. Ну тогда звони ему домой.
ОЛЕГ. У тебя есть двушка?
ФИЛИПП. У меня-то есть. А вот у тебя почему-то никогда нет
ОЛЕГ. Не ворчи
Филипп достает из кармана двухкопеечную монету, дает Олегу. Олег заходит в телефонную будку. Набирает номер. Через какое-то время выходит.
ФИЛИПП. Ну что?
ОЛЕГ. Маша сказала, вышел из дома больше часа назад. Вместе с дочкой. Теперь и она будет нервничать.
ФИЛИПП. Все-таки я был прав.
ОЛЕГ. Постой, я не спросил, куда он поехал Вдруг чего-то перепутал? Дай еще двушку
Филипп нехотя дает Олегу еще одну монетку. Олег снова звонит. Потом выходит из будки, громко смеясь.
ФИЛИПП. Что такое?
ОЛЕГ. Представляешь, они с Ленкой поехали в зоопарк! Он решил, что мы встречаемся в зоопарке у клетки с верблюдом!
ФИЛИПП. Ну вот! Все правильно поняли, один твой Толик
ОЛЕГ. Не бурчи. Собирай ребят, и едем в зоопарк!
Затемнение.
АВТОР. Я хорошо запомнил этот день и наш поход в зоопарк. Потом гулянье по Неве и праздничное застолье у Филиппа. Они с женой Ритой жили в огромной коммуналке на углу Невского и Большой Морской, где раньше был кинотеатр «Баррикада».
Из комнаты доносилось пение Толика, он всегда брал с собой гитару.
Мы, дети, играли в коридоре. Это был широкий, уходящий, как мне тогда казалось, в бесконечность коридор. Нас было пятеро. Леша, Ваня и Петя на 4 года старше меня, а Ленка, дочь Толика, младше на два года. Старшие мальчишки гоняли по коридору на соседском велосипеде, а мы с Ленкой бегали за ними. «Вот они сыны нашего полка», сказал как-то Филипп. «Сыны полка» так это за нами и закрепилось.
С тех пор прошло больше 50 лет. Отец давно ушел из жизни. А Толик и того раньше. Ушли из жизни все отцовские товарищи. В День победы я иногда захожу в Александровский сад, стою у памятника Пржевальскому. «У верблюда». Там всегда многолюдно. Увы, ни разу не встретил там никого из знакомых.
В очередной раз перебирая семейный архив, я наткнулся на старую записную книжку отца. А в ней адрес и телефон Толика Иванова, Филиппа и всей их студенческой компании. Я позвонил по номеру Толика, в нем изменились только первые цифры. Спросил Лену. Ту самую, с которой мы гоняли по коридору. Не сразу, но она вспомнила меня. Удивилась. Столько лет прошло, у нее уже внуки. Я предложил ей встретиться в День победы.
Где?
Как где? У верблюда!
Лена сама вызвалась обзвонить друзей отца. Я продиктовал ей их старые телефоны. Кое-кого она отыскала. И теперь я с волнением жду этой встречи 9 мая. Кто из них придет? Хочется верить, что все соберутся. С семьями. С внуками. Мы встретимся в Александровском саду. Вспомним наших отцов. Потом, как прежде они, будем гулять по Неве. А когда про Невскому двинется «Бессмертный полк», мы примкнем к нему. Это Победа наших отцов. Значит, это и наша победа. Все вместе мы сыны Бессмертного полка.
Занавес.
Вот такая вот петрушка!
Андрей ДЕМЬЯНЕНКО
Пьеса для Петрушки, Актрисы и сундука
Действующие лица и исполнители:
Петрушка наручная кукла, разговаривающая со зрителем голосом актрисы и двигающийся только благодаря руке Актрисы.
Актриса Лиза, а может быть Маша. Петербурженка скромная и очаровательная.
Сундук некий таинственный предмет интерьера, непонятно откуда возникшей на сцене, и неизвестно куда девшийся.Говорят, что он волшебный.
Голос волшебника.
Грузчик первый может появляться только в виде голоса, густого и басистого.
Грузчик второй появляется в виде голоса уверенного, но тонкого, писклявого.
Начальник команды доставки голос его начальственен и очень весом.
Пролог
На сцене темнота. Раздаются голоса.
Грузчик первый: Вроде сюда.
Грузчик второй: Однозначно!
Грузчик первый: Может, в квитанцию заглянем? Номер посмотрим?
Грузчик второй: Да, точно сюда. Я помню эти цифры!
Грузчик первый: А вдруг не сюда?
Грузчик второй: Да сундук-то волшебный! Он бы и сам дорогу к своему волшебнику нашел, мы только для страховки.
Грузчик первый: Здесь открыто.
Грузчик второй: Заносим!
Слышны шаги и будто что-то заносят. Потом шаги удаляются.
Возникает свет. На пустой сцене стоит сундук.
Входит Актриса, она задумчива, проходит по комнате оглядывая предметы обстановки.
Актриса останавливается посредине комнаты, вздыхает.
Актриса: Неужели продавать? Это все равно, что детство продать! Ведь все детство в этом доме прошло. Но вместе с тем и сдавать не могу. Это все равно прошлое в аренду сдать. Чужих людей в душу пустить. Лучше тогда уж насовсем А если все-таки оставить? Значит надо приезжать сюда убирать, мыть, оплачивать опять же. Место здесь особенное, волшебное что ли, только жизнь моя по другому адресу переехала. С удобствами и комфортом. И что за прошлое держаться? У меня есть новый дом, жизнь успешная. Продавать? Не продавать? Как выбор иногда тяжело дается Может, хорошим людям квартира достанется. А вдруг плохим?