Петербург
Пролётка остановилась у парадного подъезда обычного для Петербурга, двухэтажного дома, сжатого с двух сторон такими же серыми домами со строгими каменными фасадами. Небольшие ажурные балкончики выходили на Владимирский проспект. Высокие филёнчатые двери с массивными бронзовыми ручками недавно выкрашены. Заботливые хозяева обычно к весне обновляли краску на входных дверях. Три каменные ступени чисто выметены. В высоких окнах отражалось сумрачное северное небо. Из пролётки сошёл молодой офицер, лет тридцати, тяжело опираясь на трость. Левая рука его была подвязана к шее черным платком. В петлице поблескивал орден Святого Станислава. Лучик весеннего солнышка, пробившийся сквозь тучи, сверкну на эполете с цифрой полка.
Дверь парадного входа отворилась с протяжным скрипом. Появился маленький сутулый старичок в заношенном зелёном фраке и в огромных растоптанных башмаках. Седые волосы, оставшиеся на затылке и над висками, всклочены нимбом. Лицо бледное, высохшее, с большим острым носом и выцветшими карими глазами под нависшими белёсыми бровями. Он казался сердитым, но завидев офицера, тут же вспыхнул радостью и удивлением. Распрямился, насколько позволяла его сгорбленная спина.
Господи! воскликнул старичок и быстро перекрестился. Виктор Аркадьевич! Вы ли это?
Тише, Семён! строго, но с любовью попросил офицер. Тише! Кто в доме есть?
Только брат ваш, Александр Аркадьевич. Недевича, как вчера из Англии воротился. Младшенький, Павел Аркадьевич, ещё в училище. А что же у вас с рукой? Боже! Боже! испугано запричитал старичок.
А матушка где? Офицер кинул быстрый тревожный взгляд на окна дома.
Они с батюшкой вашим в церковь уехали, на обедню. Скоро будут.
Хорошо, произнёс офицер с облегчением. Кофры мои внеси в дом.
Это мы мигом!
Старик, кряхтя и сопя, снял с задка пролётки два больших дорожных кофра из толстой, потёртой местами, кожи и юркнул с ними в дом.
Офицер вошёл в переднюю, остановился перед каменной лестницей, ведущей на второй этаж. Снял фуражку. С блаженством вдохнул запах родного дома. Тот же лепной потолок, те же ложные колонны. Изразцовая печь. Всё здесь знакомое, родное. А справа, под лестницей покосившаяся дверь в каморку старика Семёна.
Витька! Сверху по лестнице к нему кинулся брат Александр. Высокий юноша, двадцати пяти лет с военной выправкой. На круглом бледном лице чёрточкой выделялись тонкие черные усики. Тёмный, военно-морской сюртук с двумя рядами блестящих пуговиц сидел ладно на его сухой фигуре. Александр хотел было обнять брата, но подбежав, в нерешительности остановился. Господи, зачем тебе трость? Нога? А с рукой что?
Все хорошо, Сашенька. Помоги мне подняться, улыбнулся офицер. Да не смотри ты на меня, как на калеку, весело потребовал он. Помоги, иначе я буду час взбираться.
Тебя изранили? заботливо спросил брат, поддерживая Виктора за талию. Они осторожно зашагали вверх по ступеням.
Пустяки, поморщился Виктор. Но тут же коротко ойкнул. Осторожнее! Ребра болят. Ты стиснул меня, словно куль с мукой.
Прости, Витя, испугался Александр.
***
Всё те же зелёные обои, грустно улыбнувшись, произнёс Виктор, оглядывая гостиную. Диван наш старый.
Да, наш старый диван, подтвердил брат. Помнишь, мы из него фрегат в детстве делали. За моря плавали. Ты присаживайся. Я распоряжусь подать чаю.
Внизу хлопнула парадная дверь. Послышались торопливые шаги в подкованных сапогах.
Витька! Где он? звонко прозвучал юный голос.
Там, ответил старик Семён.
В гостиную ворвался тонкий юноша лет семнадцати, с едва прорезавшимися усиками. Отшвырнул в сторону форменную курсантскую фуражку, на ходу скинул шинель и бросился к Виктору.
Тихо, тихо, Пашка! на его пути тут же встал Александр. Что ты, как зверь алчущий кидаешься? Дай Вите в себя прийти. Он только с дороги.
Ой! Ты ранен? отшатнулся юноша. Оглядел Виктора с ног до головы.
Ничего. Иди сюда, Павлушка, обниму тебя. Ох, и вымахал. Выше меня стал.
Виктор отставил в сторону трость. Братья обнялись. Вдруг Виктор оттолкнул младшего Пашку и поморщился от боли.
Быстро, сюртук помоги снять! попросил он. Сначала руку. Платок развяжи . Вот так. Опускай её, он стиснул зубы и часто задышал. Александр и Павел осторожно стянули со старшего брата сюртук. На белой блузе с левого бока расплылось темно-красное пятно. Проклятие! Рана открылась, посетовал Виктор.
Ничего. Иди сюда, Павлушка, обниму тебя. Ох, и вымахал. Выше меня стал.
Виктор отставил в сторону трость. Братья обнялись. Вдруг Виктор оттолкнул младшего Пашку и поморщился от боли.
Быстро, сюртук помоги снять! попросил он. Сначала руку. Платок развяжи . Вот так. Опускай её, он стиснул зубы и часто задышал. Александр и Павел осторожно стянули со старшего брата сюртук. На белой блузе с левого бока расплылось темно-красное пятно. Проклятие! Рана открылась, посетовал Виктор.
Что делать? испугался младший Павел.
Отправь Семена в аптеку. Пусть бинтов купит, распорядился Александр.
Сейчас! Павел кинулся к выходу.
Поможешь? обратился Виктор к Александру. Крови не боишься? Надо унять её. Не дай Бог, матушка увидит. Не говори ей, что я ранен.
Как же, не говори? с сомнением покачал головой Александр. Ты же хромаешь. И рука.
Да сними ты свой мундир. Перепачкаешься сейчас, моряк.
Блуза вся пропиталась кровью. Александр стянул её осторожно с брата. Под блузой оказались бинты, туго стягивающие грудь и живот.
Эх, рубашку не отстирать, покачал он головой. Кровищи сколько.
Надо её спрятать, потом сжечь, решил Виктор.
Александр очень аккуратно размотал повязки.
Ох, и заштопали тебя криво-косо, недовольно сказал он, пытаясь унять кровь, прикладывая к ране сухой край бинта. Чем это тебя так?
Штыком. Хорошо, аскер вскользь попал. А бил-то со всей дури.
Но заштопали же, как паршиво! все возмущался Александр. Что за фельдшер? Гнать таких надо в шею!
Да где же ты в армии сейчас других найдёшь? горько усмехнулся Виктор. Коновалы да и только. Видел бы ты, как руки-ноги отпиливают, словно сучья на деревьях. Как смог ходить, так сразу сбежал от них.
Постой! Александр замер. Ты сбежал из госпиталя?
Сбежал, кивнул Виктор. А ты бы хотел, чтобы я совсем околел? Бывал в наших госпиталях? Смрад, грязь, вши. Если не от гангрены, то от тифа загнёшься. Кормят дрянью. Нас, офицеров, ещё сносно, а солдаты так те вечно голодные.
Голодные солдаты в госпиталях? Да быть такого не может! ужаснулся Александр. Почему?
Ты, как ребёнок, ей-богу! усмехнулся Виктор. Потому что порядка нет, и снабженцы воруют.
Да что ты придумываешь! возмутился Александр, и вновь принялся протирать рану.
Эх, Сашка, давненько ты дома не был, вздохнул Виктор. Здесь тебе не Англия.
Я тебе скажу: в Англии не лучше, сухо ответил Александр. Моряков ещё уважают, а солдат никто за людей не считает.
Что, и гвардию? удивился Виктор.
Нет. Гвардейцы в почёте. А из линейных полков солдаты по статусу чуть выше каторжников.
Влетел Павел. В руках бумажный пакет.
Сам к аптекарю сбегал. Семён он что-нибудь не то купит. А я и корпии отличной выбрал. Бинт широкий. Аптекарь ещё порошок какой-то дал. Говорит, предотвращает гниение плоти. Я у него ждановской воды спросил, а он сказал это лучше.
Александр взял у Павла тёмную склянку, высыпал на ладонь несколько белых кристаллов.
Сульфат цинка, с умным видом произнёс он. Надо его растворить в тёплой воде.
Послышался цокот подков по булыжнику. Павел бросился к окну.
Родители! в ужасе воскликнул он.
Брось, ты, этот порошок, закричал Виктор на Александра. Перевяжи скорее рану. Павел, рубаха чистая есть?
Сейчас! Павел помчался в другую комнату и вскоре вернулся с чистой блузой.
Не прошло и минуты, как Виктор был перебинтован. На него натянули чистую блузу. В плечах узковата, но другую искать было некогда. Надели сюртук. С лестницы послышались шаги и голоса. Говорили мужской твёрдый бас. Ему отвечал женский тонкий, но уверенный голос. Наконец все пуговицы застёгнуты. Окровавленную рубаху Павел ногой закинул под диван, туда же засунул трость.
Когда полный, седой генерал в парадном мундире и дородная пожилая дама вошли в гостиную, Виктор уже стоял, вытянувшись в струнку, а с двух сторон его незаметно подпирали младшие братья. Дама ахнула и, не в силах устоять на ногах, села на диван, тут же заплакала.
Витя? воскликнул генерал. Виктор! Спаси и сохрани! перекрестился он. Да когда же ты.? Почему я ничего не знал о твоём приезде? Ну, иди же скорее, поцелуй меня и матушку.
Собрав волю в кулак, стараясь не хромать, Виктор твёрдым шагом подошёл к матери. Дама порывисто вскочила, обняла сына.