Но на всякий случай я все-таки посмотрела по сторонам, нет ли где-нибудь поблизости этой шпионки. Ее не было. Очевидно, что Ане не было интересно наблюдать за мной. У нее всегда были свои, почти взрослые дела. Да она вообще меня не воспринимала серьезно, и это очень хорошо. Я с облегчением вздохнула и сказала друзьям:
А что, прекрасная погода сегодня, как вы думаете?
И они наперебой стали рассказывать про солнце, ветер и про полную луну прошлой ночью той ночью, которую я бессовестным образом проспала.
Впрочем, иногда мы приходили в лес с бабушкой. Тогда я проплывала мимо своих друзей, сохраняя молчание, только заговорщицки подмигнув Марьянке, стоявшей на обочине. Бабушка вела меня по тропинке дальше туда, где сосны перед озером отступали и открывали залитую солнцем полянку. Там, где заканчивался бор, росли травы, а бабушка знала в них толк. Она могла часами ходить по полянке и берегу озера, находя что-то новое. Бывало, исчезнет из виду, я оглянусь и где-то в траве обязательно промелькнет ее яркий платок с алыми маками. Потерять ее было невозможно.
Кстати, я бы совсем не удивилась, узнав, что бабушка умеет разговаривать с растениями ну, вот так же, как я с деревьями. Однако если она и говорила на их языке, то тщательно это от меня скрывала. Я пыталась подкрадываться к ней неожиданно, но в такие моменты якобы слышанные мной слова превращались в ветер или голоса птиц. Так и не узнала я, был ли у бабушки секрет или мое чересчур богатое воображение снова дорисовывало жизнь.
Назад мы возвращались с легкой благоухающей ношей. Зверобой для желудка и настроения, чабрец от радикулита да от кашля, мелисса от простуды да для аппетита, ромашка от ран и порезов, шиповник для ароматного чая. Это далеко не весь бабушкин набор, да разве все упомнишь через дни, месяцы, годы и века Трава разбиралась на пучки, которые подвешивали сохнуть в сарае, спрятав их от летних солнечных лучей. Рядом сохли нанизанные на нитки дольки яблок и чернослив. Я любила заглянуть туда, втянуть пахучий воздух в легкие, оторвать кусочек яблока и положить его на язык, как невиданное лакомство. А потом, жуя сладковатую кашицу, умудриться понюхать каждый пучок отдельно выделяя то травяной дух, то кисловатый, то хвойный, а то и странно-незнакомый. От некоторых трав веяло весельем и тоской, другие ароматы казались грустноватыми или романтичными. Были там утренние и вечерние, летние и осенние. Все это многообразие составляло огромный букет моего чудесного детства.
Шло время. Аня продолжала оставаться равнодушной к моим соснам. Существование моего волшебного мира не зависело от ее знания о нем. Вернее, это знание ничего не значило. Все просто: в сосны можно верить или не верить. Больше не боясь расплескать свою тайну, я даже попыталась однажды привести в мой лес подруг. С Леной и Людой, живущими на другом конце нашей единственной улицы, я подружилась поневоле. В Дальнем не было собственной школы, и за знаниями приходилось каждый день отправляться километров за пять. Дорога проходила через лес, поэтому нам было велено, чтобы мы ходили в школу вместе так взрослым казалось безопаснее. Я приняла эту игру только потому, что так всем было спокойнее. На самом-то деле, в лесу я чувствовала себя, как дома. Мне не нужны были никакие попутчики. В моем мире ничего плохого случиться не могло я в это твердо верила.
Ленка и Людка были подругами не разлей вода. Они все время хохотали, и, надо сказать, мне это нравилось. Согласитесь, что смеяться в любом случае лучше, чем плакать даже когда для слез есть причины. А какие такие причины могут быть в детстве? Так вот я им и открылась. Привела подруг на мою тропу и указала на сосну у дороги.
Ее зовут Марьянка, сказала я.
Ну, дела протянула Людка.
Даш, это что, заколдованная сосна? спросила Ленка.
Почему заколдованная? удивилась я. Просто ее так зовут! Посмотрите, какая у нее расклешенная юбка и как кокетливо Марьянка наклоняется вместе с ветром. Правда, это имя ей очень подходит?
Открыв было рот, чтобы рассказать, что Марьянка умеет разговаривать (надо только научиться слушать!), я вдруг передумала: Ленка уже заливалась смехом, а Людка ей вторила. Я посмотрела вверх на Марьянку. Сосна наклонила свою непокорную крону, как будто упрекая. Внезапно налетевший ветер, как ни в чем не бывало, тут же выпрямил ее. Но я все же успела поймать мимолетное послание. Этот случай был прекрасным уроком о том, что для любой дружбы найдутся границы. Человек одинок. Не так уж часто нас способны понять другие люди. Истинными друзьями могут быть только сосны.
Вы, наверное, думаете, что я ненормальная? спросила я.
Да нет, сквозь хохот выдохнула Ленка.
Ты не бойся, мы знаем, что ты заколдованная, добавила Людка уже серьезнее.
Что?! удивилась я.
Да ладно, об этом все знают! сказала Ленка.
Что знают-то? бормотала я.
Ты что, притворяешься? спросила Людка. Говорят, на бабке твоей висит проклятие!
Ну, знаете, это уже слишком! Я повернулась и быстро пошагала прочь. Нисколько не хотелось, чтобы надо мной потешались, к тому же, здесь, в моем лесу, так близко от друзей-сосен. Я знала, что Сеньке с Федором не до девичьих разговоров. А вот Марьянка и Фекла явно качали своими верхушками вполне сочувственно. Обидно им за меня. Подумалось, что завтра я найду на их стволах больше смолы, чем обычно, ведь янтарная смола это их горькие хвойные слезы. Нет, не надо слез! Я шла домой быстрым шагом.
На скамейке перед домом сидела Аня. Ее частенько можно было здесь застать. Иногда она читала книгу, а другой раз мечтательно смотрела вдаль.
Ань, девчонки про какое-то колдовство говорят! сказала я. Это правда?
Какие девчонки?
Ленка и Людка.
А ты больше слушай разные глупости! возмутилась она, как будто опомнившись от своих мыслей.
Говорят, что все знают об этом, сказала я и почувствовала, что глаза предательски повлажнели. Говорят, что наша бабушка заколдована.
Господи, мало ли что люди болтают! равнодушно ответила сестра. Скучно им, вот они и чешут языки.
А тебе не скучно здесь сидеть?
Не-е-ет, мне не скучно, засмеялась она. Я тебя жду.
При все том, мне было недостаточно этого объяснения. Я тут же придумала, что и у Ани, должно быть, есть своя тайна. Ведь она была моей сестрой. Значит, мы должны быть похожи. Любопытно, но думала я тогда не о внешней схожести, а о внутренней о похожести рассуждений, о сходной эмоциональности, о необходимости какой-то отдушины, пусть и воображаемой. Все же внешне мы были совершенно разными. Но к этому я вернусь позже.
Не скажу, что я забыла о словах про проклятие. Наблюдая за бабушкой, я пыталась разглядеть в ней что-нибудь такое, что можно было бы хоть отдаленно связать с ворожбой. Между тем, она была такой, как всегда какой я помнила ее с детства: вечно в заботах, в готовке, в делах. Пытаясь застать бабушку в тот момент, когда она этого не ждет, я подбегала к ней и ловила ее руку. Бывало, увязывалась за ней, когда она шла доить корову Зорьку. Стояла за ее спиной и ждала. А вдруг, пока мы с ней наедине, перетечет ко мне мистический электрический заряд и откроется неуловимая колдовская тайна!
Но ничего подобного не случалось. Бабушка всегда ласково отвечала на пожатие. Ладонь ее была сильной и шершавой чем-то похожей на кору сосны, много повидавшей на своем веку. Это сравнение возвращало меня из помешательства в действительность. «Какая может быть ворожба? думала я. Это же моя бабушка, я ее знаю всю мою жизнь». Может быть, тайна заключалась в бабушкином знании трав? Но разве она была единственной, кто «на ты» с дарами леса? На берегу озера мне казалось, что она шепталась с травами. Но кто бы говорил Я ведь сама вела беседы с соснами. При всем том мои лесные фантазии были абсолютно естественными, в них не было никаких потусторонних сил. Получается, если бабушка разговаривала со своими травами, то в этом тоже нет ни грамма чуда.
Про проклятие я больше подруг не спрашивала, и о соснах тоже молчала. Помню, мы проходили мимо моих лесных приятелей, и Ленка, кивнув в сторону Марьянки, спросила:
Даш! Так как зовут эту сосну? Мария, что ли?
Какую сосну? притворилась я.
Да вот эту, ты же сама давеча рассказывала, поддержала подругу Людка.
Представления не имею, о чем вы говорите! пожала плечами я.
Ну, ты даешь! хором ответили они.
В этот момент я оказалась под кроной Марьянки, и она сбросила мне под ноги маленькую конусообразную шишку. Это хороший знак значит, одобрила! Я подняла шишку и опустила ее в портфель на удачу.
Глава 2. Жизнь Глафиры
Все самое прекрасное закладывается в нас в детстве, когда душа раскрыта миру нараспашку, когда мы умеем говорить на языке растений и птиц, когда наш мозг ежедневно и неустанно впитывает в себя красоту окружающего мира. Так получилось, что большинство памятных моментов на заре моей жизни связаны с лесом и бабушкой.