Ещё вопрос, снова обратилась Света к соседке, ткнув её пальцем в пятку, чтоб собралась, вот ты говоришь, что полностью независима. Но, по-моему, открыть бар в престижном районе это не то же самое, что открыть, к примеру, как ты сама сказала, киоск с мороженым.
Ну а в чём вопрос то?
Откуда деньги и связи?
Рита была, казалось, удивлена.
Ведь я объяснила, что занимаюсь сельским хозяйством!
Так успешно?
Конечно! Я ведь красивая.
А лошадка у тебя есть?
Да ты же вчера полночи на ней каталась!
Света допила кофе и пошла спать. Мюрат поскакал за ней. Рита, встав со стула, чуть приоткрыла окно, чтоб выпустить дым, и взялась за чайник. Но вдруг она что-то вспомнила.
Светка!
Что? выглянула Света из коридора.
Тамарке той сколько лет?
Тридцать семь. Она из артисток самая старшая, если не считать ещё двух. У них есть своя гримёрка.
Тридцать семь лет? Ты, значит, увидела мою задницу с целлюлитом?
С песком, который из неё сыпался, рассмеялась Света, шучу, шучу! Тамарка по виду твоя ровесница. Она тоже брюнетка с такими же проницательными глазищами. Ты зря, кстати, в блондинку красишься! Это делает тебя старше.
Но мне и надо быть старше.
Тут позвонили в дверь. Света всполошилась на ней были лишь трусы, футболка и шлёпанцы. Мюрат хищно навострил ушки.
Ты кого-нибудь ждёшь? поинтересовалась Рита.
Нет! Никого не жду.
Спроси, кто.
Света посмотрела в глазок. За дверью было темно. Можно было только понять, что там стоит женщина.
Кто вам нужен?
Мне нужна Света.
Света поспешно открыла дверь. Площадка была пуста.
Глава четвёртая
Корней Митрофанович выдумал для «Ромео и Джульетты» очень оригинальную мизансцену. Выглядела она так. Леди Капулетти и её дочка, то есть Тамара и Ася в маске, временно заменявшая здесь беременную Карину, взбегали на второй ярус сцены и там ложились ничком, сперва полуобнажившись. Кормилица, то есть Даша, сняв обувь, делала им массаж, голыми ногами топча их голые спины. При этом она держалась за цепи, свисавшие с потолка, и весело разговаривала с двумя госпожами. Они стонали и ойкали. Этот номер, вполне себе эротичный, нравился всем, кроме двух его горизонтальных участниц. Они устраивали скандалы, жалуясь, что у Даши грубые пятки. Даша обиженно отвечала, что ей приходится много ходить пешком не то что Макаровой, которая живёт рядышком, и Тамаре, которую всюду возит её любовник Артур. Тамару эти слова бесили, и справедливо Артур её подвозил только от театра до метро, так как они жили в разных местах. Остальные девушки, осмотрев и ощупав Дашкины пятки, сошлись на том, что они достаточно гладкие. Только секретарша директора, Вероника, встала на сторону жертв массажа. Тамару она терпеть не могла, но со второй жертвой дружила, и, плюс к тому, лебезила перед потенциальной жертвой Кариной. Как бы то ни было, это дело для Дашки кончилось плохо.
Воскресным вечером шёл спектакль «Лесбиянки и проститутки». Он был поставлен по пьесе крайне бездарного драматурга, жена которого приходилась кумой директору. Публика на этот спектакль шла, поскольку он изобиловал понятно какими сценами, но актёры и режиссёр его ненавидели. Героинями пьесы были три проститутки, являвшиеся также и лесбиянками. Две из них обожали третью и, разумеется, живописно конфликтовали между собой. Этих двух играли Эля и Даша, третью Тамара. Роль у неё была очень сложная. Приходилось петь акапелла да не по-русски, а по-испански, изображать с Кремнёвым половой акт, бороться с маньяком и драть ремнём двух подружек за то, что те ей небрежно сделали педикюр. Это всё Тамару бесило невероятно. За полчаса до спектакля она, будучи уже в гриме, отправилась к мужикам попросить Кремнёва, чтоб он на сцене чулки с неё не снимал, поскольку она не побрила ноги. Идя, она в сотый раз повторяла слова проклятой испанской песни. Кроме Кремнёва, в гримёрке был Юрий Серафимович пятидесятилетний актёр, который исполнял роль маньяка. Данная роль ему подходила он обладал на редкость тяжёлым голосом и таким же тяжёлым взглядом. Когда Тамара вошла, Юрий Серафимович сидел в кресле, читая книгу. Кремнёв ходил взад-вперёд, о чём-то сосредоточенно думая.
Но ведь Элька с Дашкой будут тебе ногти на ногах красить, произнёс он, выслушав Тамару, как с этим быть?
Тамара остолбенела на один миг. Потом рассмеялась.
Но ведь Элька с Дашкой будут тебе ногти на ногах красить, произнёс он, выслушав Тамару, как с этим быть?
Тамара остолбенела на один миг. Потом рассмеялась.
Ну, я и дура! заверещала она, ударив себя ладонью по лбу, это что такое? Ведь это клиника, Пашка! Самая настоящая клиника! Правда?
Да пусть эти две мартышки тебе заодно и ноги побреют, предложил Юрий Серафимович, оторвавшись от книги, лично мне кажется, что нелепостей в этой постановке должно быть больше. Люди пришли в кунсткамеру, так зачем показывать им среди полных банок две-три пустых? Автор поленился. Пробелы надо восполнить.
Тамара села на стул.
Юрий Серафимович! Это всё не нелепости, а блевотина!
Ну, и что? Нормальные люди на этот шедевр не идут, а быдло блевотину жрёт взахлёб и просит ещё. Чем ты недовольна?
Я недовольна тем, что схожу с ума! У меня заскоки. Вы сами слышали. И такое часто бывает. Может, мне таблетки какие-нибудь попить?
Но если ты будешь таблетки запивать водкой, они тебе навредят!
Тамара задумалась.
А что делать?
Да ничего ты с этим не сделаешь. И не надо с этим ничего делать. Рассеянность это свойство гениев. У Софьи Ковалевской в школе по арифметике была двойка.
Так значит, если человек плохой тактик, он обязательно хороший стратег? вступил в разговор Кремнёв, по-моему, не всегда.
Юрий Серафимович закрыл книгу.
Тамара, твоя забывчивость это уникальный путеводитель. Забыла ноги побрить спектакль от этого только выиграет. Забыла про ногти пришла сюда, и я тебе дал полезную информацию. По дороге в аэропорт ты вспомнишь о том, что забыла паспорт, вернёшься и самолёт развалится в воздухе без тебя. У меня есть книга про это. Во вторник я тебе её принесу.
Книга называется Библия, перебил Кремнёв, Сонька мне сказала, что там написано: «Любящим Господа всё содействует ко благу». Короче, хватит грузить её, Серафимыч! Ты что, не видишь она всё это серьёзно воспринимает! А у неё в голове дыра! Никто ведь не знает, чем это кончится.
Кончилось это тем, что Тамара пошла к охранникам и спросила, нет ли у них чего-нибудь выпить. Они её угостили. И в результате спектакль, действительно, удался. Исполняя песню, Тамара чудом попала в несколько нот. Но всё-таки у неё возникло чувство неловкости, и она решила загладить свою оплошность крайним усердием в поединке с маньяком и в эротической сцене. И проявила столько усердия, что у Юрия Серафимовича возник под глазом синяк, а жена Кремнёва, присутствовавшая в зале, выбежала с рыданиями. Потом началась истерика и у Дашки. Тамара не сама села в кресло для педикюра, а усадила её, сняв с неё чулки, да вместо того, чтобы наносить ей на ногти лак, стала шлифовать её пятки. Точнее, левую пятку. Правой занялась Эля. У неё просто не было выбора. Зал захлёбывался восторгом, поскольку Дашка, очень чувствительная к щекотке, полчаса корчилась в адских муках и так визжала, что было слышно на улице. Про ремень Тамара вовсе забыла. Публике, впрочем, было достаточно и того, что ей предоставили. Почти сто человек из ста кричали Тамаре «Браво!» Но, несмотря на это, помощница режиссёра, Маринка, встретив её за кулисами сразу после спектакля, велела ей зайти к шефу.
Это ещё зачем? спросила Тамара, я что, косячила?
Нет, всё было отлично. Видимо, он решил повысить тебе разряд. Ты, главное, выпей сейчас как можно больше воды и над унитазом как можно глубже два пальца запихни в рот, а потом иди.
Тамара последовала совету. Это отчасти вернуло ей здравомыслие. Кабинет худрука располагался на втором этаже. Забыв постучать, Тамара вошла. Корней Митрофанович с беспредельной грустью курил, сидя за столом. Курила и некурящая Ангелина Дмитриевна, музрук. Именно она оттачивала с Тамарой звучание её песенки, которая была введена в спектакль не так давно. Ангелина Дмитриевна сидела под приоткрытой форточкой.
Что случилось, мадам Харант? спросил режиссёр, устало разглядывая Тамару, без приглашения опустившуюся на стул. Она объяснила ему, что купила квас, а он оказался перебродившим.
А как назывался квас? перебил Корней Митрофанович, «Амаретто»? «Баккарди»? «Хэннесси»?
Нет, «Столичная», еле слышно вымолвила Тамара и улыбнулась, больше такого не повторится. Прошу меня извинить.
Корней Митрофанович очень быстро переглянулся с бледной и неподвижной, как изваяние, Ангелиной Дмитриевной.