Примостив на печку мокрые сапоги, потрогала изразцовую стенку та уже была живой.
Ужинала Михалина в одиночестве перед телевизором Дмитрий явился ближе к девяти и был не в духе.
Вечер покатил по заведенному сценарию: уловив с порога печное тепло, супруг помрачнел, буркнул что-то вроде «деньгами топишь» и грязной рукой схватил со сковороды драник.
Михася отвернулась. Борьба была неравной.
После того, как сыновья выпорхнули из гнезда (оба сына учились и жили за границей на исторической родине Дмитрия, в Запорожье), супруги старались обходиться без слов. За вечер обменялись несколькими фразами и разошлись, как какие-нибудь графья, по своим спальням.
Небо плевалось мокрым снегом, а печь исходила умиротворяющим теплом, и это примиряло Михалину даже с тем фактом, что Суслика опять взяли в аренду. Из чувства самосохранения ей хотелось только, чтобы арендаторша по имени Цыпа жила на другом краю географии.
Постояв под душем, Михася нырнула в постель, умостилась под одеялом, хотела почитать, но усталость прикинулась приятной тяжестью, скрученные в клубок мысли стали отрываться и поодиночке уноситься в космос.
Поздний звонок взметнулся в тишине, спугнул сон, Михалина спрыгнула с постели. В груди кольнуло. Сыновья? Или арендаторша?
Старая карга тревога сжала сердце в кулаке, как выпавшего из гнезда птенца.
Путаясь в рукавах халата, Михалина метнулась в прихожую, страстно желая, чтобы телефон не разбудил Митяя, схватила трубку и проскрипела:
Алло?
Минася! На другом конце обнаружилась сестра Стефания.
Стефания была на три года старше. Ей повезло не встретить своего Митьку, съездить в командировку в Варшаву и прочитать в университете курс «сравнительное языкознание». Позже ей повезло остаться на кафедре в Варшавском университете, еще позже выйти замуж, получить гражданство и очень удачно развестись, а Михалина
А Михалина на кривой дорожке столкнулась с Митяем Недобитюхом без комментариев, как говорится.
Минася! Привет! Ну, так что ты решила?
Все встало на свои места: в мае Стефе исполняется сорок, и она все уши прожужжала своим юбилеем.
Да ничего я не решила, Стефа. До мая время еще есть, а там видно будет.
Тревога разжала натруженную, мозолистую ладонь, выпустила на свободу сердце, а сама скатилась по животу и улеглась на полу вокруг босых щиколоток. Михася аккуратно перешагнула через нее, забралась в чудовищное кресло с кожаными подлокотниками, подтянула колени и дернула свисающий с бра шнурок. Когда-то рыжий, а теперь лысый коврик, трюмо и шкаф с незакрывающимися дверцами вынырнули из темноты. Пока гнездилась, сестра успела перейти к эскалации:
Там видно будет? Мне сейчас уже видно, что твой Недобитюх как был козлом, так им и остался, заключила сестра. Минась, я тебя в Европу зову, а не в Сибирь. Так и знай: если не приедешь, обижусь до конца жизни! Никаких отговорок не приму. Дети разъехались, а с козлом твоим ничегошеньки не случится за пару недель, вот увидишь, он еще спасибо скажет, завершила выпад Стефания и обиженно умолкла.
Последнее заявление было настолько в яблочко, что Михалина хрюкнула.
Даже слышать ничего не хочу, активизировалась Стефа, услышав хрюканье и истолковав его по-своему. Ты же его просто развратила своим терпением. Дала себя закрепостить, и он думает, что так и должно быть. Фигу ему. Не должно и не будет.
Почти не слушая сестру, Михася в очередной раз мысленно перебрала свои наряды. Не считая рабочую униформу (черную юбку, серые брюки и пять, по числу рабочих дней, блузок), гардероб уличал ее в полной и окончательной потере боеспособности. В таких нарядах дальше праздника урожая в районном центре показаться нельзя. А еще билеты в оба конца, а еще подарок А хотя бы мизерный шопинг Варшава все-таки
Прикинув свои возможности, Михалина протолкнула сквозь стиснутое горло:
Стефа, ты же знаешь, у меня денег нет.
Я оплачу тебе дорогу, самоотверженно пообещала сестра.
Даже если в заботе сестры преобладали собственнические инстинкты и желание подложить свинью Митьке, все равно это была забота.
И не выдумывай ничего, а то знаю я тебя, предупредила Стефания. Навьючишься, как верблюд и припрешь сюда сушеные груши и чернослив. Умоляю: ничего не вези. Хранить мне негде, моль разводить только. Здесь все есть, если мне потребуется, куплю на рынке. Главный мой подарок это ты, Мисюсик.
Ласковое «Мисюсик» было родом из детства, и отозвалось в сердце Михалины болью. Неведомым образом Стефания уловила вибрации в трубке.
Мы с тобой уже год не виделись, вздохнула она, и все из-за твоего Скруджа.
Дмитрий был известным сквалыгой. Именно он сделал Михалину фактически «невыездной». К бабке не ходи отъезд жены Митяй расценит, как мятеж в рядах заговорщиков-Трацевских.
Стоило помянуть черта: в майке и в кальсонах, небритый, с примятым со сна лицом, разя все живое луковым перегаром, «козел» и «крепостник», шаркая драными шлепанцами, материализовался в дверном проеме. От предчувствия у Михалины заломило затылок.
«Сейчас начнется», пронеслось в голове. Дмитрий не переваривал Стефу так же преданно, как она не выносила его.
Чего опять? не заставил себя ждать супруг. Чего ей надо? Опять суется в наши дела? Острый нос, заспанные глазки и задиристый хохолок на макушке выражали готовность к склоке.
Михалина смерила супруга взглядом сверху вниз. Умела она смотреть сверху вниз, даже если смотрела снизу. «Суслик засушенный», вот что было в этом взгляде.
Двадцать лет назад, едва взглянув на Митьку, мама предупредила:
Испортишь породу.
Мама смирилась с наличием Митяя только после того, как дочь родила двойню до этого еще надеялась.
Митяй никогда не отличался богатырским сложением, а с годами стал похож на стручок острого перца. На жалком тельце выпирали только кадык и детородный орган, все остальное было исключительно впалым. Даже зад. При этом самомнение у Митяя потолки царапало. Наверное, на такой высоте его поддерживали те, кто «целует, куда захочет».
Это кто там? раздалось в трубке. Никак твой козел бдит?
У самой же мужика нет кто ее выдержит, такую, Митька не постеснялся выразиться.
Как у тебя терпения хватает? Я бы с таким придурком дня не прожила, в тысячный раз заверила сестру Стефания. Михася не знала, кого слушать.
Дешевка. Репатриантка. Пшечка. Пусть катится со своими подачками куда подальше, размахивал совковой неподкупностью, как флагом, Митяй.
Перекрестный огонь достиг невероятной плотности, Михася почти впала в кому. Будь у нее хоть малейшая надежда, она бы ушла в партизаны и отсиживалась в лесных болотах до прихода «наших».
Михася! рявкнула сестра прямо в ухо, так что Михалина поморщилась. За двадцать лет ты заслужила хотя бы один-единственный раз провести отпуск не на огороде! В конце концов, от всей семьи только мы и остались. Я жду тебя. Не вздумай испортить мне праздник, пригрозила сестра.
Я постараюсь, промямлила затурканная Михася.
Никаких «постараюсь». Обещай.
Обещаю, только чтобы прекратить разговор, ответила Михася.
Дать обещание было нелегко, а уж выполнить и того сложнее.
Ну? поторопил муж. Он ждал отчета о переговорах.
Стефа обещает оплатить мне дорогу.
Известие было встречено настораживающим молчанием.
Михалина раскрыла шкаф, из глубин которого исходил крепкий запах махорки, и обозрела свой жалкий гардероб.
Значит, поедешь к своей ляшке? желчно поинтересовался супруг.
И тут Михасю охватила мгновенная, неизведанная, ни с чем несравнимая радость:
Значит, поеду.
Ну-ну. Яд стекал с Митькиного языка и капал на когда-то рыжий коврик. Давай-давай. Сколько волка не корми, он в лес смотрит.
Мить, вздохнула Михалина, при чем здесь волки?
Между прочим, мы это уже проходили.
Что? Мысли Михаси раздвоились ее удручало состояние туалетов.
Ополячивание и окатоличивание.
Что? Крайне удивленная, она вынырнула из-за дверки шкафа и уставилась на мужа. Рот у нее так и остался открытым.
Что слышала! Недомерок воинственно скрестил безволосые тощие ручонки на впалом животе.
Это Стефа меня, что ли, ополячит и окатоличит?
Ну, со мной-то у нее этот номер не пройдет!
На всякий случай: я уже католичка и полька, с истинно шляхетским достоинством сообщила Михася, тщетно пытаясь закрыть дверцы шкафа. Литературный вариант «полька» она использовала умышленно, но на Митьку образованность супруги впечатления не произвела.
Ой-ей-ей, нашлась полячка, с гнусной улыбочкой пропел он. Скажи еще: шляхта!
Все двадцать лет Недобитюх при любом удобном случае тыкал Михалине в нос неподтвержденным он так считал шляхетством.
Ты по-польски ни бельмес, и в костел-то ходишь раз в год по обещанию. Беспристрастность в оценках и Митяй понятия несовместимые, спорить с ним бесполезно.