Они вышли на школьный двор. Планировка его отличалась от той, к какой Ким привык за шесть лет. Справа мостик над быстрым ручьем, дальше учебно-расчетный центр. Слева вместо гимнастических снарядов покрытый невысокой травой луг, мальчики гоняли здесь мяч. Астахов привел класс к ручью, сел, поболтал пальцами в воде.
А знаете, неожиданно громко сказала Ольга, Ким на любит работать, ему бы только учиться.
Ким весь вскинулся от такой несправедливости.
Мы построили школьный мотодром, сообщил он. Наш класс все шестеро и двое ребят из соседнего.
Мотодром? загорелся маленький Сережа. Здорово, дядя Игорь, верно?
Что ж, согласился Астахов. Только я предлагаю не мотодром, а, скажем
Гравиплан, выпалила Ольга, и все заулыбались, а Киму стало неловко эта Ольга не понимала, что говорит. Серийный гравиплан собирают два месяца. Сердце мотора вещество с анизотропным тяготением выращивают на заводах годами. Астахов жестом успокоил ребят, начавших спорить о деталях конструкции.
Ким, ты знаешь разницу между желанием и умением?
Желания могут быть как угодно велики, сказал Ким, а умение конкретно.
Примерно так. И по-моему, Ким, лучше не принижать желания до твоего умения, а наоборот. Я за мечту, Ким. Нужно уметь то, чего никто не умеет. Знать то, чего никто не знает. Увидеть то, чего до тебя никто не видел
2
Ким опаздывал на урок. Подбегая к школе со стороны летнего бассейна, он увидел мелькнувшее в кустах золотистое платьице и перешел на шаг.
Подержи, требовательно сказала Ольга и протянула Киму две большие биты. Пошла рядом, посматривая на Кима, чему-то усмехаясь.
Слушай, сказал Ким, а ты лично сделала какое-нибудь открытие?
Вот еще, вскинула взгляд Ольга. Я лентяйка. Тебе понравился папа?
Какой папа? не понял Ким.
Учитель.
Он твой отец?
Ким был окончательно сбит с толку. Отец, который требует необъятных стремлений, и дочь, уверяющая, что она лентяйка
Сейчас принято, рассказывал учитель Астахов, делить историю космонавтики на два периода: планетный и звездный. Звездный ведет отсчет с момента, когда стартовал к Проксиме Центавра «Победитель», первый звездолет на кварковых двигателях.
Экспедиция ушла к звездам, когда Кедрин на Марсе еще не закончил расчетов. Только пять лет спустя он доказал, что скорость света можно увеличить во много раз. Опыт Кедрина повторили, и очень скоро со стапелей сошла «Аврора» первый звездолет с фотоускорителями. «Аврора» ринулась вслед «Победителю». Где-то среди планет Проксимы корабли встретились. Командиру «Победителя» Голованову и его экипажу предложили перейти на «Аврору». Голованов отказался, и звездолеты разошлись.
Вскоре на «Победителе» вышел из строя реактор, и его
катапультировали. До Земли корабль мог дойти и на втором реакторе, но о
продолжении исследований не могло быть и речи. «Победитель» ушел к Солнцу,
сообщив на «Аврору» об аварии.
Люди боролись до конца и привели «Победителя» к базе на Плутоне. Они стали героями. Но подумайте, ребята, в чем же героизм Голованова? Его полет типичный пример нежелания подчиняться диалектике жизни. Кроме того, на примере Голованова воспитываются миллионы ребят. Учатся идти до конца, когда разумнее остановиться
Вот все, что я хотел вам рассказать, прежде чем вы начнете изучать элементы кварковой техники.
Я знал, что ты подойдешь ко мне, сказал Астахов. Занятия кончились, ребята разошлись, кто домой, кто в школьный интернат.
Разве Голованов не был прав? ожидание притупило запальчивость Кима, он говорил теперь более рассудительно, чем сам того хотел. Земля доверила ему корабль. Он не мог покинуть машину. Я читал, видел: раньше летчики спасали горящие самолеты, капитаны не уходили с тонущих кораблей.
Это другое, покачал головой Астахов. Героизм летчиков-испытателей выше головановского, потому что имел смысл. Люди всегда ошибались, но ошибки бывают разными. Мне потому и не нравится отношение к «Победителю», что из этой истории не извлекли нужного урока.
Ким промолчал, его покоробила фраза «люди всегда ошибались». Учитель умен, но настолько ли, чтобы судить об ошибках всех людей Земли? Астахов по-своему расценил молчание Кима, сказал:
Я живу рядом. Пойдем, я покажу тебе, какие бывают ошибки.
Я живу рядом. Пойдем, я покажу тебе, какие бывают ошибки.
Киму сразу понравилось у Астахова. Поражала невероятная для жилой квартиры библиотека десятки тысяч книгофильмов стояли на стеллажах, занимая всю площадь стен от пола до потолка. Ольга сидела в кресле и смотрела приключенческий фильм в глубине стереовизора, покачиваясь, бродили динозавры, не обращая никакого внимания на опустившийся неподалеку дисковидный звездолет пришельцев. Увидев вошедших, Ольга выключила аппарат.
Сколько книг! сказал Ким.
Это не книги, тихо отозвался Астахов. Это свалка.
Так папа называет свою коллекцию, объяснила Ольга. Здесь идеи, сверху донизу, и этажом ниже, в подсобнике.
Астахов остановился перед стеллажами, любовно провел ладонью по выпуклым бокам капсул микрофильмов. Достал одну, включил проектор. Заструился морозный утренний воздух, где-то далеко внизу плыла река с городом на берегах, а Ким летел, стоя на палубе странного сооружения это был корабль девятнадцатого века с узкой кормой, длинным форштевнем, с обитой железом палубой. Мачты уходили высоко вверх и не несли парусов на их верхушках вращались пропеллеры, создавая подъемную силу.
Робур-завоеватель, сказал Ким, воображая себя на палубе «Альбатроса», крепко стоящим на широко расставленных ногах, а город внизу, конечно, Париж, жители которого с ужасом следят за полетом таинственного корабля. Изображение распалось, Астахов отключил проектор.
Мертвая конструкция, сказал он. Направление было прогрессивно аппараты тяжелее воздуха, и принцип геликоптерных винтов верен, а конструкция подвела. Здесь у меня все идеи, конструкции, проекты мертвые. То, что не вышло. То, что не было додумано. То, что оказалось неверным в принципе. Все отрицательное, что наука сотни лет сбрасывала за борт. Шлак. Издержки. Понимаешь?
Д-да, протянул Ким.
Ничего он не понимает, насмешливо сказала Ольга. Он просто очень воспитанный мальчик.
Я начал собирать ошибочные идеи из любопытства, продолжал Астахов, будто не слыша слов дочери. Я учился тогда в Институте футурологии. Да, Ким, по первичному образованию я футуролог И как-то, изучая историю техники, предмет очень логичный, как внутренне логичен прогресс, я заметил, что кое в чем логика авторам изменяет. Прогресс это гигантское дерево, и мы изучаем строение его ствола столбовые идеи. А ветви, которые никуда не ведут, мертвые сухие веточки, мы на ходу подрубаем у основания. Мы изучаем логику становления новых технических идей, и не изучаем логики идей отвергнутых. Тогда возникла мысль: посадить рядом с деревом прогресса другое дерево, дерево неверных идей. У него то же корни практика, наблюдение, опыт. А ствол, ветви? Куда они ведут?..
Астахов помнил себя в семнадцать лет. Он ощущал в мышцах силу, развитую годами тренировок, и твердо верил, что добиться поставленной цели может каждый. Но Земле не нужен был легион звездолетчиков. Не прошел отборочной комиссии и Астахов. Он получил голубой жетон, на котором был записан довольно лестный отзыв о его способностях и настоятельный совет: заняться футурологией.
Астахов не представлял, что человеку можно сказать «нет». По аналогии с собственной неудачей его заинтересовали неудачи других ошибки не жизненные, а творческие, технические, научные.
Сначала Астахов собирал, что попало. Старые забытые проекты выкапывал из архивной пыли, из патентных библиотек, даже из романов. Выписки, чертежи, модели Это был сизифов труд: ошибок у каждого ученого на поверку оказалось больше, чем верных решений. Астахов закончил институт, работал футурологом-методистом, ему очень помогала созданная им статистика ошибок. Но это и была вся польза от его увлечения. Стал ли он ближе к звездам, к которым стремился по-прежнему, без надежды увидеть мечту осуществленной? Он решил сдать «свалку идей» в архив, но в это время ему пришла в голову мысль о перекрестном сравнении,
3
Папа редко рассказывает о своей коллекции, сказала Ольга. Она провожала Кима домой.
Ты знаешь все идеи, которые собрал отец? спросил Ким.
Не-а, отмахнулась Ольга. Зачем мне?
Как зачем? удивился Ким.
А так. Почему мы раньше не могли жить как все? Эти дурацкие идеи кому они нужны?
Кима возмутила несправедливость упрека.
Твой отец учитель. Разве можно давать людям больше, чем он?