А вы говорите: хорошее было время, осуждающе сказал я.
Конечно! вскинулась тетя Женя. Замечательное! Мы были молодые. Какие Коля работы делал! Магнитная аккреция, никто до него Да, я хотела сказать о процессе самоорганизации в плазме. Коля статью все-таки написал и мне показал. На том все и кончилось. Потому что Ну, невозможно это было опубликовать.
В чем идея-то? осторожно спросил я.
В двух словах О возможности зарождения жизни на космологически ранних стадиях в неустойчивых плазменных сгустках. Еще до образования галактик, сразу после того, как первые сверхновые выбросили в пространство много тяжелых атомов. Я уже не помню деталей, столько лет прошло. Плазменные сгустки могут стать разумными, а потом, когда идет сжатие и образуются звездные системы, процесс самоподдерживается, плазма остывает, становится плотнее, и это стимулирует эволюцию Совершенно дикая идея, никто такую статью, естественно, не опубликовал бы, а репутацию Коля себе загубил бы до конца жизни. Это легко Как раз тогда вышла книга Вейника, ты, конечно, не знаешь
Почему не знаю? обиделся я. Термодинамика, верно? Он расправился со вторым началом, кажется.
И с первым тоже, кивнула тетя Женя. А заодно со своей научной репутацией. Он в Минске чем-то занимался, но никто из серьезных ученых его всерьез уже не воспринимал. Я у Коли спросила: ты этого добиваешься? У тебя защита на носу, ребенок маленький, тебя вот-вот назначат заместителем Волошина, он тогда был нашим завкафедрой. А если статья выйдет Он прекрасно понимал. Знаешь, чего я боялась? Что у него уже разработана аргументация, он что-то посчитал, какие-то очень интересные неустойчивости в плазме, которые вели к самоорганизации кстати, тогда еще не было работ Пригожина, и если бы Коля действительно то стал бы пионером, да если бы не гипотетический разум рассматривал, а нормальную физику плазмы Коля, конечно, человек увлекающийся, особенно в молодости, но Он понял мои аргументы. И Костя добавил у него тогда была сильная аллергия, врачи не могли понять причину, он все время плакал Так Коля ту статью и не опубликовал.
Интересно, пробормотал я. Плазменная жизнь? Я читал что-то такое у Лема.
Да! воскликнула тетя Женя. Вспомнила! Конечно, Лем, рассказ назывался «Правда».
И у Кларка было что-то похожее, показал я свою осведомленность.
Не знаю, засомневалась тетя Женя. Кларк? Не помню.
«Из солнечного чрева», сказал я. Давно читал, но запомнилось. Красивая идея: жизнь внутри Солнца.
Может быть, с неожиданным равнодушием сказала тетя Женя. Коля фантастикой не увлекался, я не думаю, что он и Лема читал, а Кларка подавно В общем, статью он, по-моему, просто порвал, потому что в бумагах я ее потом не видела.
Жалко, сказал я. Интересно было бы почитать.
С каких пор тебя интересует, какими научными проблемами занимался Коля? удивилась тетя Женя.
Так ведь, сказал я, он не по общественным делам полетел на Камчатку? И не потому
И не потому, что память потерял, закончился за меня тетя Женя. Конечно. Мы с тобой в последние часы не говорили толком, столько суматохи Ты прав, Юра.
Прав в чем?
Какая-то идея ему в башку втемяшилась, тихо произнесла тетя Женя, так тихо, что я едва расслышал. С тех пор, как мы в Питер полетели, я все время думаю какая?
К каким-то выводам вы пришли, верно?
Да, сказала тетя Женя, помолчав.
Вы знаете, где Николай Генрихович?
Не знаю, Юра. Не представляю даже.
Но какая у него идея
Догадываюсь.
Расскажите. Может, я не пойму, но две головы
Две головы не всегда лучше одной. У тебя может сложиться превратное мнение. Даже наверняка. И тогда ты мне не помогать будешь, а только мешать.
Я промолчал. Тетя Женя начала говорить, и я знал, что на этих словах она не остановится. А подгонять ее бесполезно. Захочет скажет, а нет
Когда Коля вышел из больницы, сказала тетя Женя минут через пять, я уже решил было, что она будет молчать до конца полета, у него действительно было плохо с памятью. Забывал, что делал вчера, зато помнил в мельчайших деталях все, что происходило двадцать лет назад представляешь, он вдруг вспомнил, куда положил записную книжку, которую так и не нашел, когда она потерялась в Ташкенте, мы там были в семьдесят шестом, в книжке были номера телефонов в общем, она пропала, а после болезни Коля вдруг вспомнил, куда ее положил. Странно, да? Но я о чем? перебила тетя Женя сама себя. Да, врачи велели ему делать упражнения для укрепления памяти, а он говорил, что лучшее упражнение работа, будет работать, и память вернется. Так, в общем, и получилось, но Дина Липунова посоветовала сходить к гомеопату, был один известный, говорят, он многим помог, не знаю, так ли это на самом деле, но мы пошли, это в Теплом Стане, от метро минут десять Как же его фамилия? Сама забывать стала. Неважно. Короче, выписал он Коле какие-то шарики, принимать надо было по системе, сколько-то синих, сколько-то зеленых, сколько-то красных, все по часам, а Коля его расспрашивал о научных основах гомеопатии, ну не мог он иначе, а тот радовался, что может рассказать о своей науке, тоже был человек увлеченный, а когда мы возвращались, Коля сказал: вот, мол, классическое подтверждение тому, о чем я все время думаю. О чем это? спросила я. О минимальном воздействии, сказал он. О бифуркациях. О том, с какой полки на какую нужно переложить ящик.
Я промолчал. Тетя Женя начала говорить, и я знал, что на этих словах она не остановится. А подгонять ее бесполезно. Захочет скажет, а нет
Когда Коля вышел из больницы, сказала тетя Женя минут через пять, я уже решил было, что она будет молчать до конца полета, у него действительно было плохо с памятью. Забывал, что делал вчера, зато помнил в мельчайших деталях все, что происходило двадцать лет назад представляешь, он вдруг вспомнил, куда положил записную книжку, которую так и не нашел, когда она потерялась в Ташкенте, мы там были в семьдесят шестом, в книжке были номера телефонов в общем, она пропала, а после болезни Коля вдруг вспомнил, куда ее положил. Странно, да? Но я о чем? перебила тетя Женя сама себя. Да, врачи велели ему делать упражнения для укрепления памяти, а он говорил, что лучшее упражнение работа, будет работать, и память вернется. Так, в общем, и получилось, но Дина Липунова посоветовала сходить к гомеопату, был один известный, говорят, он многим помог, не знаю, так ли это на самом деле, но мы пошли, это в Теплом Стане, от метро минут десять Как же его фамилия? Сама забывать стала. Неважно. Короче, выписал он Коле какие-то шарики, принимать надо было по системе, сколько-то синих, сколько-то зеленых, сколько-то красных, все по часам, а Коля его расспрашивал о научных основах гомеопатии, ну не мог он иначе, а тот радовался, что может рассказать о своей науке, тоже был человек увлеченный, а когда мы возвращались, Коля сказал: вот, мол, классическое подтверждение тому, о чем я все время думаю. О чем это? спросила я. О минимальном воздействии, сказал он. О бифуркациях. О том, с какой полки на какую нужно переложить ящик.
Ящик? я не сразу вспомнил. Это из «Конца Вечности»?
Книгу Коля так и не прочитал, кстати. Начал было, но бросил, сказал, что после пятой страницы все понятно, зачем столько писать, если уже ясно, в чем физическая проблема.
Бифуркации, сказал я. Это когда стоишь перед выбором и не можешь решиться. Можно поступить так, но можно иначе. А от выбора зависит, как будешь жить дальше.
Примерно.
А при чем здесь
Гомеопат? Ну, как же
Нет, с гомеопатом я понял. Минимальное воздействие, и ты принимаешь решение, которое нужно. Не тебе нужно, а тому, кто на тебя этими гомеопатическими средствами воздействовал.
Тетя Женя неожиданно оттолкнула мою руку, отодвинулась в кресле и посмотрела на меня странно посмотрела то ли я сморозил глупость, то ли, наоборот, сказал гениальное, чего она от меня совсем не ждала.
Я что-то не то
Наоборот, сказала тетя Женя. Именно то. Даже я не сразу поняла ход его мыслей, а ты ухватил. Странно.
Тетя Женя не могла представить, что кто-то способен понять ход мыслей ее мужа лучше и правильнее, чем она сама.
Коля сказал Не помню точно, но смысл был такой: не станет он глотать эти шарики, потому что не хочет, чтобы его мозг выполнял указания этого не могу вспомнить фамилию.
Шандарин, сказал я.
Да! Ты-то откуда знаешь? удивилась тетя Женя.
Элементарно, Ватсон, пробормотал я. Рекламу Шандарина по ящику показывали так часто, что не запомнить было невозможно. И адрес он называл: Теплый Стан, да.
Вот видишь, сказала тетя Женя, а я и не знала про эту рекламу, я только наших слушала, из института, кто у него лечился. Да, Шандарин. Коля почему-то решил, что гомеопат выписывает шарики не только для того, чтобы лечить, но и для того может, даже в большей степени, чтобы навязать пациенту свою волю.
Зачем? не понял я, хотя сам же высказал эту идею.
Не знаю. Я решила, что у Коли ну
Да, понимаю, быстро сказал я, чтобы тете Жене не пришлось заканчивать неприятную для нее фразу.
Я тогда очень внимательно смотрела все, что он записывал. На бумажках, в тетрадях, в компьютере, кому какие письма писал Наверно, это нехорошо, но я должна была знать, о чем он думал, чего хотел Мы мало разговаривали, после болезни Коля стал молчаливым, раньше он был не такой, и меня это очень беспокоило.
То есть, уточнил я, пароли вы уже давно знаете.
Конечно. Коля их, кстати, дважды менял и адреса менял тоже, но он не придумывал сложных паролей, так что мне хватило пары дней, чтобы
И вы все читали.
Все.
Хорошо, сказал я. И ничего?
Ты имеешь в виду о его последнем решении? Ничего. Он писал о подготовке экспедиции, как он рад поездке, хотел проветриться, я потому его и отпустила, что по записям видела: Коля вполне адекватен, на рожон лезть не собирается, а отдых на свежем воздухе ему и врачи все время советовали.