Хитрецы
С академиком З. мы знакомы давно. И, разумеется, не всегда он был академиком. Впервые познакомились четверть века тому, когда я был редактором популярного ежегодника новинок по науке и технике «Эврика», а он всего лишь кандидатом физико-технических наук. Я его тогда выделил как автора. Глубина его учености, по правде говоря, меня меньше интересовала, чем его умение писать живо, увлекательно, даже с зажигательно-сдержанным юмором. Этот юмор, я понимал, был от задора, от жадности познаний, от удивления неостановочности открытий. Потом я сделал для себя такое важное наблюдение. Я, впрочем, и сейчас стою на том же. Живой слог, страсть популяризатора всегда признак и подлинной учености! Может, покажусь наивным кой-кому пусть. Ведь нужно было мне, редактору, отнюдь не ученому, сразу и безошибочно, разобраться в моих ученых авторах: кто есть кто? А если тебе надо, если об этом думаешь всегда догадаешься. Так и среди врачей находим врача, среди поэтов поэта!
И я действительно стал различать кто есть кто? Вот этот тихоня формально ученый, чистейший балласт для науки, но, увы, уже обремененный званием и постом. Хорош лишь тем, что никому не мешает, незлобив, добрый дядя А вот этот полнокровный здоровяк, с двойным красным затылком старшины-сверхсрочника довоенного времени хоть формально тоже ученый, но он администратор! Тот генератор идей, которые осуществляют другие, этот рисковый экспериментатор по поводу «безумных идей», а вот тот, «вечный лаборант», тоже оказывается нужным скрупулезной педантичностью при проверке чего-то у кого-то Я стал понимать, что наука это тот «лес», где разные деревья, все переплелось ветвями, все и «борьба за существование», и, главное, зеленый друг и кислород!..
Я интересовался только одним кто сможет быть хорошим автором? И уже побочным, случайным было мое открытие о том, кто по существу есть кто в самой науке?
Потом, не любя и не зная медицины, но когда жизнь заставила если не знать, то хотя б «уважить» (дочка заболела астмой, этой страшной, мучительной и загадочной болезнью!..) я таким же, вроде бы непостижимым для себя самого, образом стал различать и среди врачей: кто есть кто? Открытия шли вне должностей, рангов, званий. Поговоришь с врачом, присмотришься к нему и видишь: «этот лечит!» Или: «на этой белый халат самодеятельности!» Беды учат проницательности. Знания могут быть и пассивны озарения всегда дельные! Тем более, когда и знания, и страда-страданье в работе
Вот тогда мы и познакомились с кандидатом З. Я ему заказывал статьи. И он их охотно писал! Однажды он усомнился «не отвлекается ли? Не отклоняется ли? Не другая ли это стезя литераторская, писательская?»
Я его успокоил. Убедил. Не только не отвлекается, сама потребность в живой популяризации предмета своей науки есть признак подлинной, ученой, причастности к нему. А живой слог признак неравнодушия, живого чувства своих знаний, душа в них, как «в заветной лире»! Вот и вдохновение! Подлинные ученые всегда были подлинными популяризаторами! Они не только «просвещали» выверяли и уточняли так свои идеи! Самую подлинность жизненность, то есть выверяли. Заинтересованность и рождает стиль (так сказать, перефразировав Бюффона!). Бэкон и Менделеев, Сеченов и Павлов, Циолковский и Тимирязев, Жуковский и Эйнштейн Все-все были популяризаторами!
Я тогда говорил горячо, а про себя думал, что немного лукавлю, так сказать тенденциозно выстраиваю свой «большой ряд», чтоб лишь бы удержать З. как своего автора. Но, видать, был прав
И вот, спустя много лет, я в гостях у академика З. Обменялись многозначительным «годы!» глядя друг на друга, с грустью отмечая, каждый на каждом, нажитые морщины и седины. Чай, варенье-печенье, обычный ритуал гостеприимства
И вдруг замечаю нечто контрастирующее. Картины, мебель, обстановка, японская дорогая видео-телеаппаратура а сам академик мой! в телогрейке. Можете себе представить, в обыкновенной телогрейке семнадцать рублей, на Сретенке, магазин «Рабочая одежда»
Видимо, академик ждал мое «открытие». Оценил и отдал должное моему такту. Усмехнулся и счел необходимым объясниться!
Удивляюсь поэтам Телогрейка заслуживает поэмы! Гимна! Она лучшая и удобнейшая одежда! Я это заметил, еще в юности, когда работал на заводе. К слову сказать, если чего-то достиг, чего-то стою в науке всему-всему я обязан заводу! Этому первому опыту рабочего Он основа всему! Даже жалею людей, которые никогда не поработали, пусть недолго хотя бы, руками! Некий остаточный магнетизм на полюсах без чего не запускается генератор! Понимаете! «Ручной труд», «физический труд» как основа всякого успешного труда! Тоже поэма! Тоже гимн! Эх, поэты! Или взять лошадь! Она вывезла всю историю, и материальную, и бытовую, и духовную Ушла, забыта! Где, где поэмы или памятники лошади? Вот разве в романсах? «Ай да тройка, снег пушистый, едет парочка вдвоем». Заметьте вдвоем, не втроем: без возницы, то есть «Бразды пушистые взрывая» «Лошадка, снег почуя, плетется рысью как-нибудь». «Али я тебя не холю? Али ешь овса не вволю?» «Скребницей чистил он коня». «Милый, милый, смешной дуралей» Романсы, Пушкин, Есенин Но коня-пахаря, коня-трудяги нет!
Удивляюсь поэтам Телогрейка заслуживает поэмы! Гимна! Она лучшая и удобнейшая одежда! Я это заметил, еще в юности, когда работал на заводе. К слову сказать, если чего-то достиг, чего-то стою в науке всему-всему я обязан заводу! Этому первому опыту рабочего Он основа всему! Даже жалею людей, которые никогда не поработали, пусть недолго хотя бы, руками! Некий остаточный магнетизм на полюсах без чего не запускается генератор! Понимаете! «Ручной труд», «физический труд» как основа всякого успешного труда! Тоже поэма! Тоже гимн! Эх, поэты! Или взять лошадь! Она вывезла всю историю, и материальную, и бытовую, и духовную Ушла, забыта! Где, где поэмы или памятники лошади? Вот разве в романсах? «Ай да тройка, снег пушистый, едет парочка вдвоем». Заметьте вдвоем, не втроем: без возницы, то есть «Бразды пушистые взрывая» «Лошадка, снег почуя, плетется рысью как-нибудь». «Али я тебя не холю? Али ешь овса не вволю?» «Скребницей чистил он коня». «Милый, милый, смешной дуралей» Романсы, Пушкин, Есенин Но коня-пахаря, коня-трудяги нет!
Так вот: и телогрейки нет! Она легка, тепла, не стесняет движения. Забываешь о ней, для тела она «тайная свобода»! Найдите еще одну одежду с таким высоким КПД! По отношению, скажем, единицы сбереженного тепла к единице веса Восток ее придумал! Укороченный стеганый халат. Овцы были и на Востоке, но овчине все же Восток (а он не только аскет, он и сибарит!) предпочел хлопок! Овчина сопротивляется жесткостью, швами Телогрейка все больше поддается, уступает, облегает. Ресурс податливости у нее как у доброй женщины, осчастливившей супружество!
Телогрейка в переломные моменты истории спасала народ! В глубины не пойду, не силен Возьмите хотя бы гражданскую войну. Затем Отечественную войну. Тыл. Заводы. Лютые морозы. Миллионы тружеников тыла в телогрейках! Отмечена ее заслуга в победах народных? Даже на плакатах рисуем эту романтичную будто бы, суровую, длиннополую, как некогда, шинель! А ведь, поверьте мне, фронтовику половина армии, уже под конец войны, была одета в ватные бушлаты, то есть, в те же телогрейки! А если и шинель то защитная телогрейка была под ней! Иначе не уцелеть бы солдату зимой! Вот такая наука!
А на вас что? Ах, видел в передней Дубленка
Третьей очереди нόски
То есть?
Вот вы, академик и певец телогрейки, а этого не знаете Вы меня прямо удивляете
Ну, ну!.. Не знать, не стыдно! Стыдно не полюбопытствовать, остаться равнодушным! Как у Пушкина «Мы ленивы и нелюбопытны» Объясните, пожалуйста! Чув-ству-ю Что-то тут есть интересное! Ведь любопытнейшая вещь! В пору моего детства оно у меня деревенское было почти вся Россия носила овчину. То есть, весь «низ». Крестьяне заведомо. «Пальто» такого слова и в помине не было у крестьян. Во всяком случае в украинских селах! Полушубок, кожух, тулуп, тулупчик Всё нагольное. Тканей не было. Да и «городская» это была одежда тканевая! То есть, дорогая. А тут овцы свои, полушубки свои Помню, цыган-портной Яшка из табора, осел в деревне. Здорово навострился шить эти кожухи! Сам и дубил их. Отваром дубовой коры, и этой, трухлявой сердцевиной. Я сам носил в детстве кожушок! Потом еще в городе донашивал. Вот и дразнили меня: «деревня почем сало?» Я это «сало» в глаза не видел. Голодные, страшные годы были! Как я завидовал городским, их обтёрханным5 городским пальто! То есть тканевым одеждам А теперь овчина, тот же кожух престижен стал! Возгордился. Куда там: «дубленка»!
Но простите, что же это «третья очередь нόски»?
А то, что Тут, так сказать, внеклассовый, а все же явлен социальный статус каждого Степень энергичности, цепкости, оплачиваемости. Связи, уменье доставалы, способность обеспечить форму наперед содержания, или вовсе одной ею обходиться Вся дифференциация и интеграция социальная, так сказать!.. Особенно по ней женский пол судит беспромашно: кто есть кто?
Как вы когда-то авторов для своей «Эврики» дифференцировали-интегрировали?
Пожалуй Всякий достаточно резкий признак становится таким математическим инструментом Разве не так? Вот так и моя дубленка Сперва побывала на плечах какого-нибудь маститого писателя тиражи которого миллион ежегодно! Потом была сдана в комиссионку, убавила в спеси, малость стала демократкой, в снисходящем порядке принялась греть уже не маститого, но все же с надежными тиражами писателя. Не в миллионах, в сотни тысяч «экз». Наконец, упала до моего уровня, до литератора массового ряда но, увы, немассовых тиражей Ведь мои тиражи тридцать тысяч и то раз в пять лет Вот вам дубленка А в ней вся неклассовая социальная иерархия!..