У нас небольшая разница в росте, но я все равно умудряюсь зарыться в его шее, чтобы он смог успокаивающе гладить меня по голове. В его руках рождается умиротворение, расползающееся по всему телу. Такой дар имеет только он.
Парк аттракционов еще работает? неожиданно интересуется Ник.
Наверное, а что?
Идем, нам обоим нужно подышать.
***
В школьные годы, когда кому-то из нас становилось грустно, мы шли на остановку, где с разбегу прыгали в первый попавшийся автобус. Чаще всего он отвозил нас с Никитой в новый незнакомый район, и мы боялись выйти наружу. Но однажды нам повезло.
Небольшой ярко-желтый автобус привез нас в парк аттракционов, где мы бывали только с родителями. Нам тогда только исполнилось по десять: два смелых исследователя набрались храбрости ступить на запретную землю. Так это стало нашей традицией.
Мы обсуждали несправедливо поставленные оценки, злобных учителей и приставучих одноклассников, общение с которыми нас никогда не привлекало. Годы шли, темы менялись, а вместе с ними и наше окружение. У меня появились Сава и Ясмина, у Ника друзья в компьютерном игровом клубе и сотни тысяч подписчиков на YouTube канале. После окончания школы мы ни разу не приходили в парк, на наше место в самом его конце, где стояла наша белоснежная скамья. Среди всех остальных она самая неудобная, на нее никто и никогда не садился. Только мы.
Но на этот раз ее заняли трое ребят школьного возраста, они громко болтали и смеялись, держа в руках баночки с кока-колой, выплескивающейся каждый раз, когда кто-то из них слишком сильно дергался от смеха.
Детство-детство, ты куда бежишь? голос Ника наполнен искренним, практически нестерпимимым, сожалением о том времени, которое уже не возвратить.
По крайней мере, оно у нас было. И, кстати, довольно счастливое, напоминаю я ему, ведь мы не мученики какие-то, чтобы жаловаться.
Ага. Просто грустно, что все закончилось, он продолжает неотрывно смотреть на нашу занятую скамью.
Эй, я указываю в сторону колеса обозрения, давай прокатимся?
Только спустя две минуты молчания он отводит глаза в сторону.
Почему бы и нет.
Ник оплачивает пять кругов и приглашает меня занять место в кабине.
Я была в состоянии сама оплатить проезд, возмущаюсь я.
Угомонись. Это тебе за те полтора года, когда я пропадал в ютуберских делах и никуда тебя не приглашал.
Но ведь я тоже тебя никуда не звала
Тогда считай это платой за участие в стримах на канале, он тяжело вздыхает, Лу, просто полезай уже в эту чертову кабину.
Не упоминай черта, когда мы отправляемся на такую высоту.
Ой, к кому-то вернулось чувства юмора? А я думал мы сюда плакать пришли, говорит он с усмешкой, когда кабина приходит в движение.
Я показываю ему язык и отворачиваюсь, чтобы дождаться открывающийся вид на город. Не то чтобы его можно назвать шикарным, к нему едва ли можно подобрать красивые эпитеты, но ведь он мой, и все в нем мое родное. Отсюда не видны дом и школа, институт и любимые кафешки, роллердром и кинотеатр, но ведь все это где-то там, и от этого знания на душе становится тепло и уютно. Словно только катание на колесе обозрения мне и требовалось, чтобы все невзгоды остались позади.
Но это не так, и допытывающийся взгляд Ника напоминает, в какой на самом деле беспросветной эмоциональной дыре я нахожусь.
Помнишь, как одно время я постоянно называл тебя Луной?
Да, это было странно.
Он будто и не замечает моих слов: смотрит куда-то вдаль, унесенный воспоминаниями.
Какой это был класс, не помнишь?
Я лишь пожимаю плечами. Что к чему, зачем он вообще вспоминает об этом? И почему именно сейчас? Это связано со мной или с ним?
Наверное, десятый. Ты тогда светила ярче солнца.
Меня такое сравнение не столько удивляет, сколько пугает. Последние несколько лет Ник настолько увлечен играми, компьютерами, социальными сетями, что в некотором роде стал совершенно недосягаем. Поговорить с ним, чтобы он не отвлекался на мысли о новых видео и бесконечных стримах, стало практически невозможным. В разговорах нам все чаще и чаще мешала стена, сотканная из компьютерных технологий и незнакомых мне терминов. Сейчас же, он сидит передо мной, напрочь избавившийся от этого защитного слоя. Без него Ник выглядит опустевшим; деревом, лишенным густой листвы.
Ты в то время так увлеклась катанием на роликах, что и без них продолжала парить, ходя по земле. Так хотелось научиться порхать вместе с тобой. Тогда я впервые и задумался о том, где же то самое мое, что подарит мне такие же яркие ощущения?
Серьезно? я ведь и понятия не имела, что вдохновила его на поиск себя.
Ага, он кивает, выглядя при этом так, будто его обрекли на вечные муки.
Ник, ты ничего не хочешь мне рассказать? я в очередной раз тянусь к его руке, чтобы расположить к разговору, но он гордо вскидывает голову и делает вид, что ничего странного с ним не происходит.
Это ты мне расскажи, что у тебя на уме. Временно рассталась с идеальным парнем, поссорилась с лучшей в мире подругой, теперь еще и убежала с занятий.
Может, больше и не приду, вырывается у меня само по себе, хотя эта мысль уже давно поселилась в голове.
Хочешь бросить учебу? Ник качает головой. Слушай, я поддержу любой кипиш, но к чему все это, не считая создания хаоса в своей жизни?
Пока не понятно, но ведь я могу хоть чего-то не знать в этой жизни, правда?
Уголки его губ медленно, но верно ползут вверх.
Можешь, он утвердительно кивает, а потом добавляет. Лу, просто сделай все, чтобы снова светить. Как тогда, в десятом классе. Ты даже не представляешь, как многим нужен свет.
10 глава
За почти двадцать лет жизни я ни разу не чувствовала себя так, как сейчас. После прогулки с Ником в парке мне пришлось позвонить тренеру и соврать о внезапно появившейся простуде, ведь вскрытая, словно нарыв, трусость не позволяет сказать правду.
По сути, я всего лишь комок слабостей, не способный противостоять всему, что предлагает жизнь. «Попробуй и посмотри, что из этого получится» говорила я про себя столько раз, что сбилась со счету. Иногда кажется, что у меня совершенно нет времени и некогда ждать то особенное чувство, появление которого подарит душевный покой. Но сейчас ничего само по себе не наладится, а сердце не перепрограммируешь, когда оно уже работает на другой частоте.
Я решаю какое-то время не ходить на учебу и предупредить об этом родителей. Подхожу к ним сразу после ужина, когда они ожидают этого меньше всего. Уже дремавший отец, услышав о моем решении, моментально просыпается. Он тяжело вздыхает со словами: «Ты опять за свое?», ведь похожий разговор состоялся в конце первого курса.
Ник будет присылать все лекции, у меня есть необходимые учебники, и я буду посещать каждое итоговое занятие, заверяю я их, хоть и понимаю, как тяжело будет сдержать обещание.
Значит, ты не хочешь бросить учебу? взволнованно переспрашивает отец.
Я собираюсь это выяснить.
И ты дала себе на выяснение один месяц?
Да.
Дурдом какой-то, папа поднимается с кровати и направляется к выходу, выйду покурить.
Мама все это время хранила задумчивое молчание. По ее лицу трудно понять, как именно она отнеслась к новостям.
Скажи мне, неожиданно она осторожно берет меня за руку, что-то произошло? Тебя кто-то обидел?
Ее голос еще никогда не звучал так встревоженно. Было что-то трогательное в том, как именно она меня об этом спросила, как если бы я действительно могла разделить с ней любую тревогу.
Ты, правда, хочешь знать, что творится у меня в голове?
Конечно, уверенно отвечает мама, не оставляя мне ни единого шанса на сомнение в ее искренности.
Поговорим в моей комнате? предлагаю я, не веря в происходящее. У нас случалось все: ожесточенные споры, громкие скандалы и даже битье посуды, но разговоры по душам никогда.
Ты иди, я заварю нам чай и приду. Тебе, как обычно, малиновый?
Я коротко киваю, и мы ненадолго расходимся по разным комнатам.
Может показаться, что у нас с родителями не такие уж и плохие отношения, хотя если отмотать назад, я говорила противоположное. Есть семьи, состоящие из людей, ненавидящих друг друга, а есть такие, где родители не понимают детей. Мы второй тип. Мама целеустремленная карьеристка, папа прирожденный бизнесмен, а я бесконечно сомневающийся мешок с костями, обтянутый кожей. Я не вижу себя дальше одного дня. Какое-то время даже казалось, что это знак моей скорой смерти, ведь человек не может представить себя через несколько лет, если точно знает, что «завтра» никогда не наступит.
Когда мы с Савой начали встречаться, отец сказал, что вот оно какое, оказывается, у меня предназначение. Я не стала разбираться в смысле сказанного, в то время меня мало волновали чьи-либо слова. А жаль.
Через несколько минут мама появляется в моей комнате с двумя чашками и ставит их на стол.
Поговорим, пока чай остывает? она устраивается рядом со мной на кроваи, и я согласно киваю. Так что случилось?