Перед уходом Катя тайком забрала один цветок из вазы.
Решено было разделиться, Марина отправилась в гости к Гольцову, а Катька к новым хозяевам бывшего дома Москвиных.
Запись в тетради от 11 мая 1973 года:
«План:
О чём спросить?
1. О документах.
2. Кто остался жив?
3. Был ли партизанский отряд?»
Гольцов внешне был гораздо моложе Силкина, но рассказывал он спокойно, без эмоций, без радости и грусти, всё одной монотонной, но какой-то доброй, стариковской интонацией:
Основные силы 39-ой армии сосредоточились в районе Торжка. 25 декабря 1941 года, совершив длительный и трудный марш, прибыла и наша дивизия. В этот же день мы получили оружие и вышли на передний край обороны. И уже с рассветом приняли первый бой у деревни Рябиниха. Немец в Рябинихе укрепился сильно. Наступление наше в первый день потерпело неудачу Почему? Наша артиллерия отстала, и решили брать деревню так, на «ура», начальники, видимо, были решительные. А немец тоже не дурак допустил нас до сотни метров и ударил из пулемётов и миномётов тут все мы и полегли. Пока лежишь ничего, стоит пошевелиться начинают по тебе стрелять. И встать нельзя, и лежать тоже нельзя, потому как одеты мы были плохо. Многие тогда обморозились. Обмороженных и убитых вытаскивали в потёмках. А я мальчишка совсем был, мёртвых-то и не видел толком, и такой у меня страх был, что ничего и не слышал: ни свист пуль, ни взрывы бомб, ни стоны раненых, только голос лейтенанта Пряткина: «Вот здесь возьми. Вот так. Тащи давай. Быстрее. Сюда иди»
А он-то и сам совсем мальчишка, сколько ему тогда было, не больше двадцати пяти. «Только сегодня обедали вместе, из одного котелка кушали», повторяет всё лейтенант, и мы тащим очередного убитого. «Смирнов, как же ты так Буров» нежно так говорит и снова: «Вот здесь возьми. Вот так. Тащи давай. Быстрее». Уже следующей ночью я сам с нейтральной зоны достал мёртвое тело лейтенанта Пряткина.
Но этот урок, дорогой ценой оплаченный, даром не прошёл. Мы поняли, что значит на рожон лезть. И к исходу второго дня уже при поддержке артиллерии мы всё-таки подобрались к деревне Рябиниха. Но на высоте Малиновской, в соснячке, укрывался немецкий дзот, преградивший путь пулемётным огнём. Тогда великий подвиг совершил боец Яков Николаевич Падерин. Он подполз к дзоту, закидал его гранатами и закрыл своим телом амбразуру, благодаря этому многие наши товарищи остались живы и фашисты были выбиты из Рябинихи.
Марина для себя отметила, что и Гольцов, и Силкин похожими словами описывают подвиг Якова Падерина, но совсем по-разному оценивают его значение.
Были в местах деревня Фомищиха, деревня Рябинки, или Рябиниха, деревня Дворково. 29-ая и 39-ая армии были в окружении. Кружили в местах около Ржева в деревне Воробьи, или Воробьёво, то есть на Ржевской земле. 13 февраля Павел Семёнович Силкин был ранен. В Смоленской области воевал Лебедев Николай, земляк-песковчанин. Ещё воевал Плетнёв Пётр, который тоже вернулся после войны в Песковку. Всего кирсинцев и омутнинцев было 45 человек.
Были ещё в местах у деревни Субботино, у деревни Высокое, у деревни Сычёвка (около Калининской области). Остались в живых такие песковчане, как Смехов, Лебедев, Кусков.
В июне сорок второго мы снова попали в окружение, но теперь не смогли прорваться к своим, все пути были отрезаны, и после ночного ожесточённого боя почти вся дивизия полегла. На рассвете бой прекратился. Тихо стало. Странно было: за эти дни отвык я от тишины. А потом пошли немцы, и стоны послышались повсюду: то там, то здесь с одиночными выстрелами. Это фашисты раненых добивали. А тех, кто был ранен нетяжело, уводили в плен. Вот и я оказался среди таких, нетяжело раненных. Повезло, можно сказать. И оказался я в плену, как и все выжившие. И только в 1952 году вернулся домой. Затянулась война для меня.
Марине нравился точный и ёмкий рассказ Павла Семёновича, про себя она поблагодарила Силкина за совет обратиться именно к Гольцову. Информации в тетрадке прибавилось значительно, и уже можно было проследить боевой путь 355-ой стрелковой дивизии, составить ясное представление о том, в каких тяжёлых условиях сражались сослуживцы Москвина и он сам, но оставалось совершенно не ясным, где же искать Василия Денисовича, погиб ли он, был ли ранен, попал ли в плен.
Было известно, что многие из бойцов 355-ой стрелковой дивизии в июне 1942 года попали в плен и были вывезены в Ростов, где почти все и погибли, но также было известно, что некоторые были угнаны в Германию, Италию и Францию, где и пробыли на протяжении десятилетия.
Теперь надежда, поначалу робкая, на то, что Москвин тоже был ранен, попал в плен, но остался жив и просто по каким-то причинам остался где-то на чужбине, всё более смело восставала в Марининой душе, и ей скорее хотелось поделиться новополученной информацией с подругой.
Марина слушала сухое повествование Павла Семёновича. А её воображение рисовало яркие картины далёкой Франции. Где в жарких лучах корсиканского солнца, средь ореховых рощ и виноградников, украшенных цветением маков, медленно прогуливаясь под руку с изящной женщиной, о чём-то негромко разговаривая, дефилировал Василий Денисович. Такой же молодой и строгий, как на фронтовой фотокарточке, а изящная женщина почти ничего не отвечает и, только смеясь, мило морщит носик, а на груди её, блистая на солнце, красуется золотой медальон с надписью «Au destiné».
О Корсике Марина узнала из книги Евгения Тарле «Наполеон», которую они с Катькой, по совету Розы Алексеевны, читали прошлым летом. Оттого-то Москвин в её воображении похож на Наполеона: сонный, но в то же время задиристый взгляд, прямая гордая осанка, резко контрастирующая с энергичными движениями
И пока женщина морщит носик, игривый Василий Денисович Бонапарт уже целует ей ручку. И это так нравится Марине, что в ту же секунду её воображение изображает ещё более сказочную картину. Теперь по залитому солнцем средиземноморскому острову гуляет не Наполеон с Жозефиной, и даже не Москвин с неузнанной красавицей, а она, Маринка, под руку с Ромой, старшим братом Кати, студентом физико-математического факультета, заканчивающим третий курс. Но сейчас для Марины всё это не важно, в её фантазии они гуляют по зелёному острову, и Ромка целует её ручку.
И она невольно улыбалась своим фантазиям. Гольцов замолчал, поняв, что его слова уже не доходят до впавшей в мечтательную задумчивость пионерки.
О мальчике задумалась? насмешливо спросил он.
* * *В то же самое время, пока Марина мечтала о прогулках под руку с Ромкой, Катя уже читала письма на чердаке в бывшем доме Москвиных.
Сейчас трудно представить, но в 1973 году люди на просьбу незнакомой школьницы подняться к ним на чердак и покопаться в барахле, ответили согласием. К огромному удивлению Кати, и впрямь все случайно оставленные вещи Москвиных, как и говорил Силкин, новые хозяева дома собрали и бережно хранили в тёплом и сухом пространстве чердака.
На чердаке было немало сокровищ: чьи-то старые школьные тетрадки, бинокль с одним окуляром, тишина, молчание, отважная рота оловянных солдатиков, древний ящик с рыбацкими снастями. Подвешенные под самой крышей, сушились листья табака.
И уже скоро, за редутами из банок, старой обуви, коньков огромного размера, разбитой детской коляски, в углу, у старой прялки, в маленькой жестяной коробке из-под леденцов, Катя обнаружила потерянные письма в количестве пяти штук, в той же коробочке лежала довоенная фотография юной четы Москвиных.
С чёрно-белой фотографии, улыбаясь, на Катю смотрели красивые молодые люди, а глаза их, даже спустя столько лет, светились ожиданием счастья.
Они не знали, что всего через несколько лет грянет война и заберёт у них всё, кроме бессмертного сияния любящих душ и пяти коротких писем. «Кирово-областной почтовый ящик 241/4-з», прочитала Катя. Это оказалось первое письмо. Оно показалось ей неинтересным, так как до Кировской области немцы не дошли.
Но из любопытства она всё-таки письмо осторожно развернула и прочла такие строки: «Здравствуй, дорогая жена Клаша! Надеюсь, эту зиму ты переживёшь: сено заготовлено, дрова сложены. Я очень рад вашей мирной и дружной жизни с твоими сёстрами. В случае чего они тебе помогут. А к следующей зиме дай Бог прогоним немцев, и я вернусь к вам, к моим любимым.
Жив буду, значит, счастье моё; погибну, то погибну как защитник своей Родины и всех вас. Поцелуй за меня дочек. Деньги буду высылать ежемесячно»
Следующее письмо от 30 ноября 1941 года из Белого села Ярославской области, Арефинского района, почтовый ящик 16. Красноармейцу Москвину:
«Шлю вам свой боевой красноармейский привет! Здравствуй, дорогая моя жена Клашенька! Находясь здесь, на фронте, на передовой, мы ведём борьбу с нашим общим заклятым врагом и просим вас не забывать нас, фронтовиков. Кругом идут кровопролитные бои.
Но хочется верить в близкую победу и возвращение домой. Враг будет разбит, победа будет за нами. А у тебя сейчас, наверное, работы тьма. Ну, будь здоровенькой, моя родная. Передавай привет Тоне, её детям».