Михаил Иосифович, а как давно вы разочаровались в большевизме?
Трудно сказать. Этот процесс начался два года назад, когда разогнали Учредительное собрание. Признаюсь, частично я разделял политику социалистов-революционеров, хотя и состоял в умеренном крыле РСДРП, а уж как попал в «Петербургскую гостиницу» и увидел, какой тут в Ревеле творится вертеп! Последний год у меня складывается ощущение, что все только и занимаются пьянством, развратом и стяжательством. Будто боятся, что наша власть вот-вот рухнет.
Понимаю, как вам тяжело.
Дипломат молча уставился в окно, а потом вдруг заговорил:
Ох, если бы вы знали, что отправляют в Москву командированные сюда посланцы, и на что они тратят народные деньги! Думаете берут продукты для голодающих рабочих и крестьян? Нет! Целыми вагонами закупают деликатесы для членов семей Совнаркома: ананасы, сардины, фрукты в сахаре. Не забывают и о любовницах. Тащат им парфюмерию, бельё, маникюрные наборы, мануфактуру И всё это называется «ответственным грузом». А тем временем, разутые, голодные, завшивевшие красноармейцы воюют в дырявых шинелях Разве ради этого мы возводили баррикады на Пресне в девятьсот пятом году? Таких, разочаровавшихся в октябрьском перевороте, с каждым днём становится всё больше. Не сомневаюсь, рано или поздно чекисты нас, старых большевиков, поставят к стенке. Потому и бегу. А то что не с пустыми руками, так скажу честно: это совсем небольшая компенсация за мой юношеский идеализм, за веру в коммунистический интернационал, и годы, проведённые в царских тюрьмах и ссылках.
Что ж, благодарю вас за откровенность. Рад, что между нами сложились доверительные отношения. Когда должен прийти первый золотой груз?
В начале сентября. Точная дата неизвестна. Нас известят телеграммой.
А как вы узнаете, когда выйдет шведский пароход?
После получения известий из Москвы, я должен послать условную телеграмму в Стокгольм. И зафрахтованное судно сразу же покинет порт.
В Стокгольме за это отвечает господин Крафт?
Вы прямо ясновидящий, обречённо вздохнул Минор.
Нет, просто такая работа. Мне понадобится немного времени, чтобы всё обдумать. Я буду ждать вас послезавтра, двадцать восьмого, в субботу, в три часа пополудни, на второй скамейке под липой у собора Святого Карла.
Простите, но я всё вам рассказал. Что ещё вы от меня хотите?
Давайте не будем забегать вперёд. Послезавтра я всё объясню.
А паспорт мне отдадут?
Да. Не волнуйтесь, Ардашев поднялся, господин Тамм появится сразу после моего ухода. До встречи!
И вот теперь, спустя два дня, Ардашев сидел на условленном месте и размышлял, какой псевдоним больше подойдёт новому агенту: Добряк, Мирный, Француз А почему Француз? Наверное, из-за того, что чем-то смахивает на Наполеона.
Минор появился неожиданно. Он переходил дорогу неуклюже, точно откормленный гусак. Вдруг его лицо исказилось гримасой страха. Инстинктивно толстяк вытянул вперёд руки и закрыл глаза. Удар о капот автомобиля был глухой, точно с двухсаженной[2] высоты уронили мешок картошки, или на полном скаку рухнула, подкошенная пулей лошадь. Пешеход подлетел и распластался прямо на синем капоте таксомотора. Шофёр дал по тормозам. Человеческое тело скатилось на мостовую. «Ситроен» сдал назад, а потом переехал туловище несчастного колёсами. Нажав на акселератор, водитель понёсся вперёд и затем свернул на Висмарскую улицу.
Ардашев сложил газеты и, обходя газон, поспешил к дороге. Место происшествия уже окружили зеваки.
Протиснувшись с трудом через толпу, Клим Пантелеевич приблизился к трупу. Да, это был уже покойник, утонувший в луже крови. Тело опрокинулось навзничь. Кости черепа раскрошились и, пробив кожу, выглядывали наружу. Глаза от испуга остались удивлённо раскрытыми и устремленными в бесконечность, словно надеялись отыскать место для грешной души на небесах.
Глава 2. Инспектор Саар
При появлении полицейского и дворника толпа разбежалась. Остался Ардашев и весьма привлекательная брюнетка лет двадцати пяти, с глазами цвета спелой вишни и длинными ресницами. Стройная, среднего роста, она старалась не смотреть на покойника и вытирала слёзы белым, кружевным платочком, который достала из сумочки. Глядя на неё, Клим Пантелеевич поймал себя на мысли, что её он жалел больше, чем погибшего Минора. Наверное, потому, что, во-первых, подобные шедевры матушки природы встречаются чрезвычайно редко, а во-вторых, следует признать, что дамы такой неземной красоты обычно страдают от повышенного мужского внимания, и ловеласы всегда надеются отыскать в их душах какую-то порочную струну, сыграв на которой удастся добиться всего того, что рисует в своём воображении любой волокита. Словом, растлевай и властвуй. Безраздельно. От того их и жаль.
Дворник накрыл труп рогожей и, выслушав приказание протелефонировать в полицейское управление, поспешно удалился.
Полицейский, судя по званию, унтер-офицер, повернулся к свидетельнице и чём-то негромко поинтересовался:
Простите, но я не знаю эстонского. Не могли бы вы обратиться ко мне на том языке, на котором вы, да и не только вы, а все окружающие, говорили всего три года назад? уже почти успокоившись, с заметной иронией вымолвила дама.
Вы видели, как произошла авария? на чистом русском языке спросил он.
Да. Этот несчастный очень торопился, обогнал меня, когда я шла по тротуару. А потом он стал переходить дорогу. Тут на него и налетел таксомотор. А мог бы и меня сбить. И здесь лежала бы я, то есть мой труп, она опять всхлипнула.
Это было такси?
Естественно.
Почему естественно?
Потому что только таксисты в Ревеле носятся, как угорелые. И вообще, от машин один вред. Они не только засоряют воздух, но и убивают людей. Их надо запретить.
Простите, вы номер мотора[3] не заметили?
Да разве я должна всматриваться в их номера? рассеяно вопросила свидетельница.
Это был синий «Ситроен». Две последние цифры 36, изрек Ардашев.
Вы тоже русский? удивился страж порядка.
Клим Пантелеевич только собирался ответить, как из-за угла вылетел и резко остановился чёрный, уже изрядно потрёпанный «Форд».
Из машины вышли двое. Третий остался сидеть за рулём.
Первый, в котелке, шагал решительно, будто торопился кого-то арестовывать. Так ходят полицейские или судебные следователи. Это был невысокий, худой господин лет сорока пяти, с роскошными усами, в костюме, жилетке и в галстуке. За ним семенил толстяк с бритым лицом в костюме и таком же точно котелке. Носки его туфлей были давно не чищены. На лице неуклюжего торопыги читалась досада, понятная любому чиновнику, которому в субботу приходится задерживаться на службе.
Полицейский отдал честь и вытянулся в струнку.
Первый из подошедших похлопал его по плечу и спросил по-эстонски:
Свидетели есть?
Тот указал кивком в сторону Ардашева и дамы.
Эти двое. Русские.
Разрешите отрекомендоваться инспектор криминальной полиции Бруно Саар, представился незнакомец на русском языке. Позвольте ваши паспорта.
Вот надо же, недовольно поморщилась дама, выуживая из сумочки документ, попала в переплёт.
Госпожа Варнавская Анастасия Павловна, прочитал инспектор и подняв глаза, облизал её липким, как патока, взглядом. У вас временное пребывание? Вы беженка?
Да, а что?
Ничего, просто уточняю, занесённые в справку данные, относительно вашего нахождения на территории моей республики, выговорил инспектор, сделав ударение на слове «моей».
И он тут же, закуривая сигарету, обратился к Ардашеву:
Соблаговолите, сударь, предъявить ваши документы.
Клим Пантелеевич протянул чехословацкий паспорт.
О! Не ожидал. Прямо из Праги пожаловали?
Показать билет?
Нет надобности.
Тем временем спутник инспектора, очевидно судебный медик, закончил осматривать тело и вынес заключение:
Водитель сбил бедолагу на большой скорости и, очевидно, после того, как тело упало на землю, переехал голову и туловище. Об этом говорят внешние повреждения: многочисленные переломы черепа, рваные лоскутные раны головы, ушных раковин, выдавливание мозгового вещества через уши и нос Повреждён и живот: видны надрывы поверхностных слоёв кожи. Я уверен, что и внутренние органы от сильного удара оторвались. Сердце и селезёнка уж точно. Думаю, при вскрытии это подтвердится. Только есть ли смысл его проводить?
Думаю, нет. И так всё понятно, ответил полицейский и принялся обыскивать труп.
Через минуту у него в руках оказался дипломатический паспорт покойного, мандат советского представительства и туго набитый купюрами бумажник.
Дипломат, озадачено протянул он, вот только этого нам, дорогой Андрес, не хватало. Теперь точно вам придётся его вскрывать, а мне вызывать советское начальство.
Ну что за неделя! То висельник в Фалле, то теперь вот русский пешеход-неудачник, досадливо поморщился доктор.
Домой мы сегодня вернёмся очень поздно, или рано. Скорее всего, под утро. Инспектор повернулся к свидетелям. Что ж, прошу в автомобиль.
Не обращая внимания на предложение, Клим Пантелеевич произнёс: