В Бобровке все спокойно (Шпулечник-3)
Влад Костромин
© Влад Костромин, 2022
В Бобровке все спокойно (Шпулечник 3)
Мне казалось, что все сюжетные нити Бобровского цикла («Шпулечник» и «Каникулы в Простоквашино (Шпулечник 2») закрылись в третьей книге Карловского цикла («Змеиный узел», «Кукушкины слезки», «Воробьиная ночь»), все узелки связались Казалось, ан нет! Не тут то было! Шпулька судьбы вращается непрестанно и вот уже на подходе «Шпулечник 3» «В Бобровке все спокойно». И вот уже две трилогии замыкаются в кольцо, сворачивая Время восьмеркой
После долгих житейских лишений и скитаний мы обрели относительно спокойную и сытую жизнь в Бобровке.Казалось бы, живи, залечивай раны от житейских невзгод, да отъедайся потихоньку. Но не тут то было! Отец, будь он неладен, увидел мультфильм «Черный плащ»
«В начале было»
После всех скитания и мытарств, вызванных буйной отцовской натурой, мы осели в деревне Бобровка. Там несколько лет почему-то было вакантным место и отец стал директором бывшего совхоза1, преобразованного в открытое акционерное общество, мать бухгалтером. Деревня в целом была неплохой, хотя местные и посматривали на нас как-то странно, с каким-то то ли сожалением, то ли сочувствием, и часто шептались у нас за спиной.
Жили мы в Бобровке не скучно: родители взяли свиней и кур, мать быстро развела огород. Дом наш стоял в большом яблоневом саду, с трех сторон охваченном асфальтовой петлей дороги. Затянуться этой петле не давал пыльный проселок, отделявший дом от остальной деревни. Бобровка была разбита на три части: «старая деревня», построенная еще при царе; «новая деревня» пять улиц щитовых домов, обложенных белым кирпичом, и «новая новая деревня» тянувшаяся от столовой и общежития параллельно озеру улица, недавно построенная для переселенцев из бывших союзных республик. Бобровку окружали густые непроходимые леса, а единственная асфальтированная дорога, построенная еще при Черненко2 по программе «Малые дороги Нечерноземья», соединяющая ее с внешним миром, через двадцать километров выныривала на федеральную трассу. Как их называли на новый манер. В школу приходилось ездить в другую деревню, раскинувшуюся вдоль этой федеральной трассы.
Несмотря на два высших образования (впрочем, мать во время ссор обвиняла, что второй отцовский диплом фальшивый, купленный в Москве в подземном переходе. Вполне может статься, что так и было отец в городском транспорте ездил бесплатно по удостоверению народного депутата даже после развала Союза) и серьезную должность, папаша был сильно не в себе: то объявлял себя «секретным космонавтом»; то «по секрету» рассказывал, что спас М. С. Горбачева во время заточения в Форосе во время августовского путча 1991 года3, за что получил от него звание «Героя Советского Союза» и небольшое вспомоществование; то хвалился непонятной медалью, якобы полученной за победу в международной куроводческой выставке, проводившейся в Париже. То писал в газету «Спид-Инфо» цикл эротических рассказов «Все мужчины Бубликова», способный, по его словам «посрамить Апулея4 и Боккаччо5». То затевал лечение мочой и питьем выдержанного на солнце раствора глины; то под песню Высоцкого «Утренняя гимнастика» делал по утрам зарядку, обливая нас с младшим братом Пашкой холодной водой из ведра если не успевали проснуться, то прямо в постелях. То торговал собачьим мясом, якобы помогающим от туберкулеза, сбывая его через свою старшую сестру Нину, жившую в областном центре, тоже той еще проныре, отсидевшей два срока за кражу, мошенничество и разбой, и год лечившуюся в психиатрической больнице МВД. Трижды выигрывал со своими вопросами у знатоков клуба «Что? Где? Когда?». Одно время носился с идеей продать Владу Листьеву6, вскоре после этого убитому, сценарий фильма «Четыре танкиста и Табаки» или «Трое в лодке, не считая Табаки7», потом всех уверял, что Листьева убили дабы завладеть этим невероятно гениальным сценарием. Потом продавал какой-то студии сочиненный за одну ночь, после просмотра фильма «Люми»8, сценарий фильма ужасов «Пастеризованный». И даже сумел на иностранный грант выпустить, душеполезный, по его словам, сборник рассказов о курах под названием «Окурки». Был он ловким мошенником, плутом, авантюристом международного масштаба, прохиндеем и пройдохой, поэтому подолгу мы на одном месте и не задерживались: как только отец «обувал» достаточное количество местных «буратин», как отец их называл, жаждущих зарыть свои золотые на «Поле чудес», или запускал свою жадную лапу в кассу на очередной работе, мы, жившие буквально на чемоданах, пускались в опасное плавание к новой гавани «непуганых идиотов».
А чего стоил случай, когда отец устроился в театр то ли в Самаре, то ли в Саратове изображать белого офицера в массовке и вечером после спектакля вынес и продал реквизит. А когда отец посмотрел «Блеф» с Челентано, то попытался провернуть трюк с прокаженным в магазине одежды в Смоленске, но не учел, что нашим продавцам на здоровье покупателей плевать, и в итоге его просто побили и вышвырнули вон. Мать говорила, что этому придурку тогда повезло могли и вообще убить жадного дурака.
Если бы Ильф и Петров дожили до встречи с нашим отцом, то Бендера наверняка бы звали не Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бендер-бей, а Виктор Владимирович. «Великого комбинатора» папаша переплюнул уже давно, окончательно и бесповоротно. Мы с Пашкой играли при нем роль то Кисы Воробьянинова, то Шуры Балаганова, в зависимости от обстоятельств. Во всяком случае, попрошайничать, изображая в электричке «погорельцев», научились в совершенстве. Нам однажды милиционеры из линейного отделения настолько поверили, что мы сироты-погорельцы, что приютили, накормили и едва не сдали в приют. О чем крупно пожалели: мы сбежали, прихватив какие-то документы, потом проданные отцом цыганам, часы, китайский термос и пистолет.
Не смотря на несколько отцовских удачных авантюр, в которых он облапошил достаточно людей, мы с братом в основном жили впроголодь, почти в полной нищете. Воду, в которой варили макароны или картошку, «сливуху», назавтра использовали для приготовления похлебки. Шедевром материнской кулинарии была похлебка из заготовленного студентами много лет назад соленого укропа, трехлитровые банки с которым кочевали по стране вместе с нами, и красного молотого перца, мешок которого отец украл у индийских студентов. Если удавалось накрошить в это варево какой-нибудь заправки вроде корней и листьев лопуха, щавеля, подорожника, пастушьей сумки или крапивы, то день считался весьма удачным. Если же случалось добыть кость, то ее много раз варили до размягчения, потом сушили и мололи на костную муку, которую подсыпали в похлебку для навара. «Затируху вы не ели, как после войны, вот носы и воротите. Отличный кондер, наваристый, зато тюремная баланда потом вкусной покажется» приговаривала мать. Одно время она даже хотела наши ногти варить для навара, но отец сказал, что это перебор, что из ногтей выгоднее варить клей. Так они и порешили: отец растворял состриженные у всей семьи ногти в ацетоне и клеил получившимся клеем.
С одеждой нам с братом было не легче одевались в затрапезные обноски и едва ли не рубище. Мать даже стригла всех нас, включая себя, сама, из экономии. Выходило неровно, зато без затрат. «Без каких-нибудь особенных затрат нас стрижет Валюха девять лет подряд» пел по этому поводу отец. Лечились тоже по преимуществу сами, за исключением случаев, когда отцу для каких-то махинаций было необходимо попасть в больницу. Тогда он мог и ногу кому-нибудь из нас поломать, «ради общего семейного блага». «Нечего ходить к эскулапам, говорил отец, они только норовят взять на лапу. Учтите: в здоровом теле здоровый дух, а в вас, балбесы, он один на двух. И тот мой, ха-ха-ха.»
Отец, старый скряга, при виде которого устыдился бы и сам Плюшкин, весьма убедительно и многословно обосновывал это скопидомство теоретически, доказывая, что имеется давно выявленная учеными связь между плохим и скудным питанием в детстве и развитием преступных наклонностей в более зрелом возрасте. А уж наши с Пашкой преступные наклонности он холил и лелеял, готовя себе достойную смену, способную обеспечить ему сытую и безбедную старость. «Жизнь трудна, дети мои, и к ее трудностям я готовлю вас заранее» говорил он. «Лучше быть всю жизнь слепым, глухим и хромым, чем ленивым, изнеженным и развращенным. Вы не какие-то мальчики-мажоры, что тюрю или лындики ни разу не ели, щей из лебеды и пастушьей сумки не хлебали, последний хрен9 без соли не доедали. Мажоры, что в рубашках родились, что на папиных волгах по улицам чешут, кому все на блюдечке с голубой каемочкой от рождения досталось. Вы не с золотой ложкой во рту родились, вам даже мельхиоровой ложки не досталось, несчастные дети мои, малютки из трущоб, генералы меловых и угольных карьеров и каменных джунглей. Вы из разбойниче-воровской семьи, вам просто так никто и ничего, кроме срока или пули-дуры в лоб али промеж глаз, не даст! Учитесь воровать, знание высоты Эвереста или настоящей фамилии Марка Твена где вам в жизни пригодятся? Да нигде! А умение воровать всегда прокормит. Вот будете вы хорошо учиться, и что? Вот, допустим, даже космонавтами станете. А толку? Сколько там космонавту платят? И украсть нечего, потому что кому ты там в космосе краденое толкнешь? Марсианам? Так им это старье без надобности, у них инженер Лось уже давно Аэлите революцию сделал и коммунизм построил.»