Утром перед операцией мы с братом были в больнице, чтобы морально поддержать нашу маму. Отец был полон оптимизма, как и я на тот момент, когда его укатили в операционную. Шли часы, и эта уверенность постепенно таяла. Несмотря на всю мою врачебную подготовку, мысль о том, что незнакомый человек поместит свои руки в грудь моему отцу, не давала мне покоя.
Помню, как я спросил брата:
Я знаю, что ты был ординатором под его началом, но ты действительно в нем уверен?
Я же тебе сказал, ответил он, лучше него никто не справится.
Будем надеяться, что ты прав.
Это были долгие и мучительные пять часов нескончаемого ожидания. Наверное, только за первые шестьдесят минут я обошел каждый квадратный сантиметр пола. Отлучившись лишь один раз ненадолго в супермаркет в вестибюле больницы, все остальное время я рассеянно смотрел в окно. В итоге я не выдержал и спросил:
Почему они так долго?
Уверен, все в порядке, ответил брат. Они просто хотят все сделать как надо.
Да, наверное, ты прав. Не хотелось бы, чтобы они спешили. Эй! Погоди. Я подозвал его к окну. Это тот, о ком я думаю?
На несколько этажей ниже виднелась легко узнаваемая фигура кардиохирурга нашего отца, садящегося в свою машину.
Какого черта он там делает? в недоумении воскликнул я. И он даже не удосужился подойти и рассказать нам, как все прошло? Ты же, черт возьми, был его ординатором!
Как бы мой брат ни защищал бывшего наставника, он сам был оскорблен не меньше моего тем, что кардиохирург с нами не поговорил. Мы прождали почти шесть часов и даже не знали, где находился наш отец, жив он или нет. С меня было достаточно. Я побежал по коридору и уже было собирался высказать кому-нибудь все, что думаю, как из операционной вышел анестезиолог. Он тоже был специально подобран нами для этой операции.
Вот ты где, сказал он. Я как раз шел тебя искать.
Отец в порядке? спросил я.
Должен быть в норме. Следующие двадцать четыре часа, как ты знаешь, решающие, однако сама операция прошла как часы.
Спасибо, ответил я. Хотя было бы неплохо услышать это от его хирурга.
Ой, даже не берите в голову, усмехнулся анестезиолог. Общение с родными пациента плохо ему дается. Главное ведь то, что он делает в операционной, не так ли?
Ага, ответил я. Наверное.
Вместе с тем впервые за всю свою карьеру я уже не был так в этом уверен.
На следующий день у отца развилась почечная недостаточность. Осложнение было никак не связано с мастерством нашего сбежавшего хирурга надо отдать должное, он был блестящим специалистом. Не то чтобы у меня выпала возможность сказать это ему лично. В последующие дни он и близко не показывался рядом с нами и даже нашим отцом. Анестезиолог, с другой стороны, постоянно шнырял туда-сюда, словно любопытный сосед.
Понятное дело, брат переживал не меньше моего, хотя он и слова не сказал про своего бывшего начальника. Нападки на этого хирурга приравнивались бы к нападкам на всю кардиохирургию.
Ваши точно такие же, настаивал он. А то и еще хуже.
Ты сам не знаешь, что говоришь, возразил я. Я еще не встречал нейрохирурга, которому было бы так наплевать на своего пациента или его родню.
Он рассмеялся:
Что ж, значит, все впереди, в этом уж я не сомневаюсь.
К сожалению, вскоре его словам было суждено подтвердиться. Что касается того случая, то он дал мне понять, каково это сидеть на дешевом диване, попивая дерьмовый кофе и страшно переживая, другими словами, быть родственником. С отцом в качестве пациента мне уже было не по себе. Стоит только догадываться, насколько все ужаснее, когда речь идет о ребенке, испытать в своей жизни подобного я бы не пожелал никому. Я решил, что частью моей работы будет по возможности помогать людям справиться со своим страхом.