В принципе, для Партии это не смертельно, это оказалось смертельно для людей, продолжал говорить Куусинен. Предположить, что таким вот образом Рахья, или кто другой попытался закрыть растрату так смысла в этом вообще никакого. Но если деньги ушли а никто из стрелков их не забрал они обязательно должны где-то всплыть.
С этим Антикайнен был согласен, такое дело могла провернуть только организация. Одиночке не потянуть. Ну, а если в организации появились какие-то неизвестные фонды, значит, нужно найти им объяснение, или, хотя бы, совершить хитрый отвлекающий маневр.
Если в этом замешан кто-то из нынешних вождей, то скоро следует ждать события, которое может отвлечь на себя все внимание, заметил Тойво.
Правильно. Будет мятеж. С платформой, требованиями, идейной подоплекой, но совершенно бесцельный, согласился Куусинен. С помощью этого мятежа можно, не отвлекаясь на новую революционную деятельность, прибрать к рукам всю власть. У кого банк тот и банкует. Был Ленин станет кто-то другой.
Сталин?
Может быть, но тут же и Яша Свердлов, опять же Дзержинский, товарищ Троцкий, да и целая банда еврейчиков. Каждый может на себя одеяло потянуть.
Но у них же царское золото в резерве! разговор о видных деятелях начал утомлять Тойво. Он не желал ни с кем из них иметь никаких дел, даже косвенно. Ему хватило общения с Глебом Бокием.
Царское золото взял Колчак, спрятал его в Японии, те его тотчас же сперли и принялись за государственное развитие: зомбирование населения, промышленный шпионаж и расширение территорий. Японское чудо, а потом корейское чудо и далее китайское чудо.
Чудны дела твои Господи!
Тойво ощутил, что какую-то правильную мысль он сейчас потерял, что-то очень важное упустил. Вот только что? Проклятые японцы.
А что мне делать с этим теперь-то? он вытащил из нагрудного кармана свой паспорт, открыл и прочитал. Тойво Иванович Антикайнен.
У меня тоже есть, кивнул головой Куусинен. Отто Иванович Куусинен.
«А я Кустаа Иванович Ровио», подумал в Москве товарищ Ровио.
«Меня зовут Эдвард Иванович Гюллинг», дунул на мыльный пузырь Гюллинг, нежащийся в ванне дома на Каменноостровском проспекте.
«Ко мне можно обращаться: Адольф Иванович Тайми», мысленно представился Тайми.
«Оскари Иванович Кумпу, к вашим услугам», приснилось Оскари Кумпу, отдыхающему после наряда в роте.
Вероятно, паспортист решил всех финнов представить братьями по отцу. Отец-то у пролетариата один на всех: или Карл, или Ильич. Вот блин, отчего же они Ивановичами получились? Паспортиста, подлеца, конечно, расстрелять, но, как говорится, что написано пером, то уже не вырубить топором.
Так и остались все финские коммунисты Ивановичами.
Ничего страшного, успокоил Антикайнена Отто, убирая свой паспорт в карман. Поедешь в Финляндию паспорт спрячешь в надежном месте. Там тебе Советские документы ни к чему, там они силы не имеют, а мы, стало быть, там вне закона. Так будет всегда.
Эх, жизнь жестянка! вздохнул Тойво. А в Финляндию меня выпустят?
Да хоть завтра! даже обрадовался Куусинен. Увольнительную тебе на неделю справим оденешься чухонцем и через границу прокрадешься. Там теперь нашего брата хоть пруд пруди. Нелегалы.
Антикайнен, конечно же понял, кого имел ввиду его старший товарищ, когда про братьев говорил «Иванычей», конечно же. Его донельзя порадовала перспектива навестить свой фатерлянд, но вместе с этим он опять слегка опечалился: что-то важное от него вновь ушло, что-то, заслуживающее внимания.
С визитом на родную землю не надо было затягивать, потому что осень уже отплакалась всеми своими осенними дождями, того и гляди снег выпадет. А снег это следы. Снег предатель контрабандиста, снег соратник пограничников.
Знаешь, Отто, я тебе что-то непременно должен был сказать, какую-то важную вещь вылетело из головы, хоть убейся.
Ладно, навестишь Лотту, отдохнешь после трудов твоих праведных, глядишь и вспомнишь. Никуда от нас события не денутся. Они нас опережают.
Антикайнен понимал, что сейчас Куусинен находится в состоянии некой прострации. Работать на Советскую Россию и жить в ней это две разные вещи. Как говорили эмигранты, потягивая дорогие напитки на дорогих курортах: такую Родину лучше любить издалека.
Только на нынешнее состояние своего товарища Тойво и списывал некоторую беспомощность в правильном анализе ситуации с пропавшими деньгами. Куусинен никогда не жил в России. Уклад жизни здесь вряд ли вписывался в какие-нибудь нормы, «Everyday Monday», как говорят в таких случаях англичане. И дело здесь не в том, что порядка мало, либо недостаточно разумности в Голландии, например, порядка вообще никакого, а о разумности там и не помышляют дело в отношении между людьми.
Только на нынешнее состояние своего товарища Тойво и списывал некоторую беспомощность в правильном анализе ситуации с пропавшими деньгами. Куусинен никогда не жил в России. Уклад жизни здесь вряд ли вписывался в какие-нибудь нормы, «Everyday Monday», как говорят в таких случаях англичане. И дело здесь не в том, что порядка мало, либо недостаточно разумности в Голландии, например, порядка вообще никакого, а о разумности там и не помышляют дело в отношении между людьми.
Отто с удивлением отмечал, что в обществе преобладает какая-то рабская зависимость: рабы всегда ропщут, основное их желание не обрести свободу, а сделать так, чтобы у другого раба было хуже, а у себя самого, соответственно, лучше. Его поразила бытовавшая пословица «Подними раба с колен и получишь хама». Ныне хамов развелось столько, что «нехам» это уже белая ворона, это тот, от которого следует избавиться любыми способами.
Независимо оттого, что случай с «Револьверной оппозицией» произошел во время, когда его в России еще не было, теперь должен найтись способ взглянуть под другим углом на результаты расследования. Потом можно и поразмыслить, откуда ветер дует.
Значит, ты думаешь, все дело в перераспределении власти? спросил Тойво.
А ничего другого в голову и не приходит, ответил Отто.
Вообще-то очень логично: в политике деньги нужны не для обогащения. В политике деньги нужны для получения власти. Антикайнен с этим был согласен. Вот только что-то не совсем логичное смущало его. Никак не удавалось понять что?
Увольнительную на неделю в город Тойво получил тем же днем. Комендант предупредил: в городе не безобразить. Антикайнен кивнул: яволь. В городе он ничего ловить не намеревался.
Собрался он мгновенно, потому что собирать-то было нечего. Это его не смущало, он также не беспокоился о переходе границы, о возможных неприятностях с пограничниками, о нарушении законов со всеми вытекающими последствиями. Его волновал один вопрос: что подарить Лотте?
На роскошную жизнь денег у него не было, но для того, чтобы не нервничать по поводу и без такового хватало. Однако потратить русские червонцы в Финляндии теперь он уже не мог. Время было полуголодное, так что следовало запастись провизией. Ее, в случае чего, и поменять можно было. Вот она настоящая валюта. Золото тоже, конечно, непроходящая ценность, но его просто так на базаре не поменяешь. К золоту обязательно свой бес пристегнут. Коли беса этого тревожишь, он начинает тревожить беса покрупней демона. А кто же любит, когда их тревожат? У демона в своем распоряжении обязательно люди имеются. А с людьми одни неприятности.
Таким образом вопрос о подарке решился сам по себе. Продукты, ну и на остаток небольшое золотое украшение, типа серег либо колечка. Тойво, приценившись в ювелирной лавке, остановил свой выбор на кольце.
Теперь оставалось к завтрашнему утру добраться до Шлиссельбурга, где и была назначена встреча со знакомым уже парнем по имени Тойво Вяхя. Куусинен за него ручался, выказав надежду, что все пройдет безупречно. Куусинен также оплачивал услуги Вяхя, хотя, как таковых услуг-то и не было. Была задача от Партии, подкрепленная, правда, вполне существенными ценностями, как материальными, так и моральными.
Они встретились возле лодочной станции. Тойво Вяхя, Тойво Антикайнен и Адольф Тайми.
О, господин сатанист! удивился Антикайнен.
О, пацан господин шюцкровец! не выказывая удивления, отреагировал Тайми.
Для «господ» пока еще не время, товарищи! Тем не менее, вижу, вы знакомы, деликатно напомнил о себе Вяхя.
Этот товарищ чуть не убил меня когда-то, пожимая протянутую руку, сказал Тойво.
А этот парень, то есть, товарищ меня, усмехнулся Адольф.
Отлично, теперь у нас простая задача сидеть в лодке и черпать воду, заметил Вяхя. Пойдем в Ладогу вместе с промысловиками на сига. Мы теперь рыбаки, два человека придут с той стороны, вы, соответственно, с этой.
Поздняя осень на озере была порой, когда ловили рыбу сиг, считающуюся деликатесом. Да она таковой и была, чуть-чуть различаясь в степени промысловой ценности от места, где ее удавалось выудить. Самая дорогая ловилась только возле архипелага Валаам, называлась «валаамка» и очень ценилась в свое время в гастрономических придворных кругах царской России.
Чем дороже рыба, тем менее охотно ее отдает Ладога, озеро известное внезапными осенними штормами и возникающими из ниоткуда огромными волнами. Тойво этого не знал, поэтому ему было, на самом деле, по барабану. Зато Адольф, видимо, знал не по-наслышке.