Время стояло неопределённое, многое вдруг стало зависеть от частных случайностей, но, судя по вопросу, отношения в верхах никак не хотели складываться по озвученной теме.
Пожав плечами, я, таким образом, расписался в собственном бессилии.
Между тем события стремительно развивались, в сентябре у фотографа сменились постояльцы. Точнее, молодая пара исчезла, а комнату снял неразговорчивый мужчина средних лет с тяжёлым взглядом. С той поры житья не стало всему подъезду: ночные попойки и скандалы знаменитой комнаты стали присутствовать еженедельно в милицейских сводках; что там творилось, наверное, знала только его бывшая жена, сам фотограф уклонялся от расспросов. Затем шумный постоялец съехал, сменил его другой, можно сказать, почти респектабельной наружности, и с ним в вышеозначенную квартиру вошла долгожданная тишина. Тишиной подъезд наслаждался всю осень. Но стоит упомянуть, что некоторые соседи, страдающие бессонницей, стали замечать, что к отдельному входу с чужого двора ночами пробирались таинственные личности зайдут на пять минут и исчезнут.
Вскоре разрешилась загадка тишины, и всё кончилось: в два часа ночи приехал наряд милиции и забрал этого последнего постояльца скандальной комнаты с двумя ночными визитёрами, и по морозцу вывез в машине с зарешёченными стёклами куда следует, а ещё через неделю местный шкет лет десяти предложил мне бизнес по продаже четырёх тысяч штук бэушного силикатного кирпича. Поинтересовавшись, откуда кирпич, малец, довольный моим вниманием, подвёл меня на место хранения дефицитного материала.
Да, разумеется, это и была бывшая пристройка моего фотографа. Дом приобрёл прежний облик, если не считать нескольких дырок, замазанных раствором в старой стене.
Позже мне довелось узнать причину быстротечно проигранной битвы за площадь Алексеем Андреевичем. Всё оказалось просто: некий человек из органа, компетентность которого оказалась на порядок компетентнее милиции, между делом шепнул новоявленному владельцу излишней жилой площади, что следствие пока не закончено, но есть мнение, что возведение пристройки явилось целенаправленным актом в создании пункта по хранению и сбыту наркотиков, в том числе и за рубеж. Мог разгореться международный скандал, и если через неделю
Фотограф пришёл в ужас от услышанного, а ломать не строить, и он за день восстановил статус квартиры.
Кроме замазанных цементным раствором дыр в стене, у фотографа остались его фотографии пристройки, все этапы по её возведению, и даже застолье со строителями.
С тех пор прошло немало лет, я уехал из родного города, жизнь кружила меня, ласкала и била иногда, и сам фотограф куда-то съехал, перед отъездом зарегистрировавшись со своей бывшей женой последнее достопамятное чудачество, о котором мне поведали земляки!
Мне не забыть тех чёрно-белых снимков, где бывший мой товарищ, мой фотограф, весёлый и счастливый, сидит на скамеечке, обнявшись со строителями, отмечая новоселье в новой комнате, не забыть его озорного участия в моей прошлой да, уже можно так сказать! в моей прошлой жизни, как не забыть и своего родного города, города моего детства, моей юности, и всего того, что было связано с ним.
Декабрь 2016 январь 2017 г.Почти рождественский рассказ
Кажется, это было не со мной. Или, как говорят, в прошлой жизни. Перед тем, как уволиться с первой своей работы, полученной по распределению, нужен был поступок. Ссора с начальством подошла бы, но не было веской причины для ссоры.
И вдруг
Вот именно, это «вдруг» Начальство приехало само. Как-то по-будничному отвело меня в коридор и в стиле променада вроде бы к слову спросило а почему?.. И куда, собственно, тропа проторена?
Ничего вразумительного не ответив, кроме как засиделся, мол, я решал уже другую задачу.
Значит, в стройных рядах инженерного братства завёлся фискал. Официального заявления не было, а слухи поползли, кто-то обмолвился. Если я не говорил, тогда ерунда получается; знали свои домашние, но трезвонить на работе о моих планахТак откуда, где источник, где первопричина?
И мне вспомнилось: тридцатого Тенгиз объявил, что с родины получил фантастическую посылку с домашней чачей, а тридцать первого в пять вечера после работы она была торжественно распакована под дружественные аплодисменты всех присутствующих, заинтересованных лиц отдела.
С чачи тогда всё и началось.
С чачи тогда всё и началось.
В порыве великодушия в середине широкого русско-грузинского застолья Тенгиз бросил клич:
Генацвале, кому нужны ёлки?
Из девятерых присутствующих загодя ёлку купил лишь самый предусмотрительный из нас, зам. начальника отдела. У остальных ёлок не было, ибо всегда вышеозначенную покупку откладывали на самый последний срок. Но сегодня, находясь в тёплой дружеской компании, и думать не хотелось куда-то тащиться, чтобы решать эту постоянную предновогоднюю задачу. Опять же, русские традиции требовали самоотверженности, и после первого-второго января, придя в отдел, каждый отдавал отчёт сообществу, где, как и вопреки чему удалось решить проблему.
Заметьте, заканчивался тысяча девятьсот восемьдесят четвёртый год, чисто мужская компания, последний рабочий день уходящего года, на столе, освобождённом от старых папок с чертежами, застеленном давнишним номером газеты «Труд», горкой располагались абхазские мандарины, бутылка тёмно-зелёного стекла без этикетки с подозрительной затычкой из какой-то промасленной синюшной бумажонки привлекала недвусмысленное внимание; тонкая, до невозможности засушенная колбаска источала бесподобно убийственный гастрономический аромат О чём тут ещё говорить?
Купленная кем-то селёдка Тенгизом была отвергнута с негодованием и вынесена хозяином оной на подоконник.
У меня ёлки не было, и мой голос потонул в восклицаниях страждущих: мне!.. и руки уже совали нашему грузину мятые рублёвки.
Не надо, генацвале, уберите деньги. Ёлки бесплатно, от меня Подарок, понимаешь?!
Сообщество одобрительно загудело, послышались восклицания: Вот это душа люблю!.. У грузин нам, русским, ещё учиться и учиться Молодец Ай, молодец!..
Тенгиз кому-то позвонил, прибежал техник со второй смены, потом появился всем нам знакомый прапорщик со своим знаменитым трёхлитровым, в драконах, китайским термосом, встреченный уже единогласным «Ура!»
Прапорщик приводил солдат-строителей на пристройку к корпусу, а поскольку наш техотдел имел самые непосредственные связи с отделом капитального строительства играли в шахматы комната на комнату в обеденных перерывах, трое на трое с каждой стороны, и служивый заменял недостающих либо капитальщиков с одной стороны, либо технологов, с другой, для поддержания кворума то веселье расцветилось недостающими до сей поры армейскими стилистическими красотами.
Витька, а термос, случайно, не пустой?
А на этот раз с чем, с компотом или чаем?
Смотри, тут уж не до шахмат; соображаешь?
Прапорщик Виктор был человеком надёжным и по-свойски смышлёным. Участь всем знакомого термоса в его судьбе мне до поры была непонятна, пока я как-то не поинтересовался у коллег а почему у нашего служивого говорок какой-то не совсем внятный, дефект речи, что ли? Ребята тогда расхохотались, а зам. начальника пояснил:
Виктора на службу снаряжает жена, наливает ему чай или компот в термос, но по его просьбе не до конца, не под завязку; мол, столько не выпить за день. Тот доходит до части, в каптёрке у его коллеги стоят ящики с «фетяской», такое молдавское вино. Термос доливается бутылкой роскошного напитка под пробку, получается некое подобие глинтвейна, и потому на объекте наш прапорщик постоянно ходит розовый, весёлый и красивый, только чуть с прононсом напряжёнка. Но, когда отводит роту в часть, термос несёт уже пустым, очаровательнейшие ощущения проходят, и он опять становится строгим, но справедливым, как и положено по уставу.
Чача оказалась на вкус противней, чем ожидалось, но пилась легко, и с каждым тостом всё легче и легче. Перед дегустацией хозяин проверил напиток на крепость, отлил немного в чашку и запалил горячительное взялось гореть без дыма и запаха, но с какой-то синевой. Пили небольшими стопками, закуска, как никогда, соответствовала статусу компании, и когда заявился ефрейтор, подмигнувший нашему прапорщику: мол, всё сделано, как надо, Тенгиз воскликнул очередной тост:
Да войдёт радость в каждый ваш дом, генацвале, с теми ёлками, которые обещал; айда выбирать!
Осушив стопки и накинув кое-как верхнюю одежду, мы весёлой гурьбой выскочили из отдела. На стройплощадке в свете прожекторов тихо падал новогодний снег, не было ни души, и только к дальней строительной бытовке вела узкая цепочка следов.
Тяжёлый, с лёгким налётом ржавчины, амбарный замок в здоровенных ладонях Виктора казался детской игрушкой. Провернув два оборота ключом, он отошёл, и, подмигнув, произнес: