Теперь расслабься, повисни на мне Не забывай прогибаться. Запомни в момент отделения от тебя ничего не требуется п-просто доверься мне откинься на меня, я сам э-э-э всё сделаю. доведённые до автоматизма фразы, которые я говорю по сто раз в месяц, внезапно становятся до омерзения педиковатыми. Вот ведь блядь, и меня с панталыку сбил, засранец.
Еськин, да ты не нервничай так (эй, моя фраза!). Я не кусаюсь (и эта тоже). Может, чуть позже Но тебе понравится.
Воздеваю очи к небу.
Елисею подали коня:
Поскакал голубчик в ебеня.
Не ты ли, чудородие, Ванечку нашего довёл? Не повезло тебе, у меня нервная система крепка и непокобелима, как титановый лом. И чего домогаешься? Девчонки со мной заигрывают, бывает. Но чтобы мужики.... Да я тебя и за мужика-то не считаю, цуцик, дитё совсем. Дитё, которое решило вместо машинок и солдатиков поиграться в людишек. И обломать тебя некому, вот ведь незадача. Впрочем, чьи это проблемы? Уж точно не мои.
Сквозь урчание двигателей металлически дребезжит динамик подходим к дропзоне. Девушки кривляются и визжат, парни ржут и пугают девчонок ещё больше. Ничего тёплого и дружеского циничные, жестокие лица и слова. Елисей впивается в меня клещом, постоянно в лицо заглядывает всё с тем же странным выражением словно ждёт, что я перестану вести себя как незнакомец. Игра у него, что ли, такая? Не вкуриваю и ладно ещё минут пятнадцать и я освобожусь от этой мороки.
Поднимаемся, пристёгиваем подопечных к себе. Оставшиеся минуты королевич будет сидеть у меня на коленях. Неоднозначность этой процедуры пассажиры обычно усердно игнорируют. Но эта компания старается извлечь из ситуации всё грязное и скабрёзное, на что хватает подростковой фантазии.
Трутся о колени булки Елисея.
Ёрзает, зараза, от пошлости балдея
Блядь, вот теперь я понимаю, почему за подъём с мажорами платят больше а ведь раньше возмущался, как все. Каждый раз подобную мерзость терпеть
Слава тебе хос-с-поди, наш тандем отделяется первым, как самый тяжёлый по весу. Ползём к выходу у буржуйской Цессны он в хвостовой части. Здоровенный прямоугольник в борту зияет огромным пространством, размером со Вселенную; оно наполнено лишь зыбким непрочным воздухом, за который не уцепиться и краёв его не видать. Мажоры впервые охуевают и затыкаются только дружно охают, когда оператор первого тандема спокойно "выходит" в проём и виснет над бездной, снаружи борта, на своём кронштейне. В полной тишине напоминаю своему Елисею, что надо встать на колени (сам отклоняю его к себе и прижимаю голову к плечу), и что в камеру надо улыбаться, а не строить из себя владельца кирпичного завода.
Мальчишка что-то скулит, но уже поздно мы отделяемся. После пары кувырков в воздухе стабилизируемся. О да, эти сорок секунд свободного падения для первораза несутся и несутся бесконечно злорадствую я в глубине души. Елисей пытается орать, но воздушный поток душит, забивает лёгкие, жестоко теребонькает щёки. Хлопаю его по плечам, чтобы он раскинул руки и обратил внимание на оператора. Но пареньку, видимо, фиолетово до камеры, он вертит головой и дёргается от непривычки к невесомости.
Плавно делаю полный разворот на 360° перед камерой, для зрелищности. Хлопаю Елисея, предупреждая ухватиться за плечевые ремни. Р-р-р-раз! Нас дёргает, где-то вверху шуршит и хлопает крыло Всё отлично, быстро расчековываю управление
Вдохнув наконец нормально, Елисей начинает вопить, извергаясь эмоциями. Пытаюсь сурово хмуриться, но не могу тоже улыбаюсь во весь рот, уж больно трогательный момент.
Размотала пацана атмосфера,
Растерял он и лицо, и браваду.
Королевич, так какого же хера
Из себя ты строил босса триады?
Оператор улетает вниз, подальше мы остаёмся одни, подвешенные на тонких ниточках в бесконечном небе Елисей, прооравшись, оглядывает лоскутное одеяло панорамы, небрежно раскинутое внизу. Есть на что посмотреть дропзона одна из самых живописных. Каменистые возвышенности впиваются корявыми пальцами скал в низкие облака; река извивается меж ними страстной любовницей, сверкая потной кожей под полуденным солнцем Направо пёстрый бисер крыш пригорода и рукотворная геометрия городских кварталов. Под нами изорванные тени пухлых облаков на заплатках полей, тёмные пятна островков хвойного леса
Каюсь, я и сам, видя эту постановку уже тысячи раз, любуюсь до ломоты в сердце Мой пассажир возится, зачем-то задирая очки на шлем. Внезапно извернувшись, Елисей хватает меня за ворот и подтягивает к своему лицу, задранному вверх. И произносит, почти касаясь ртом подбородка:
Давненько под тобой молоденький так не верещал, а, Еськин?
Тьху, блядь, сука мерзкая, циничная! Ржавым мясницким ножом прямо по самому возвышенному, чистому Откуда вы такие берётесь, зверьё смердящее? Смотрю в бесстыдные наглые глаза цветом один-в-один как у меня. Много ты, цуцик, знаешь о том, кто и как подо мной верещал. Выдрать бы тебя разок, чтобы на карачках неделю ползал и сидеть не мог чтобы прикусывал в следующий раз свой язык поганый, хорошенько думал стоит провоцировать или лучше жопу поберечь. Ох!.. Гадёныш царапает меня зубами по подбородку, а я с размаху, как в стену, врезаюсь в ощущение горячего тяжёлого тела под собой, влажной гладкой кожи под ладонями
С психу тяну клеванты так, что валю крыло в скручивание наши ноги взлетают выше края крыла, нас мотает как изжёванную игрушку в пасти расшалившегося щенка. Елисей верещит, как потерпевший, но отстаёт от меня, захлебнувшись адреналином. А я падаю Валюсь топором сквозь воздух и совершенно ничего не могу поделать сайперс2 уже сработал и из меня принудительно вытягивает чувства плотские, остро-эротичные, которые я так долго хранил туго свёрнутым запасным парашютом. Блядь, столько лет и ни одной аварии
Пугающе быстро снижаемся по спирали скорее вниз, избавиться навсегда от этого дурного мальчишки, отцепить, отпихнуть, уйти не оглядываясь Но бедное тело, внезапно пробудившись, жаждет совсем другого подмять под себя, навалиться сверху и чтобы он вот так же вопил, как сейчас:
А-а-а-а!!! Еськин!!! Охуе-е-е-е-е-ть!.. Ещё-о-о-о!!! Ещё дава-а-а-а-й!
Никогда. Никогда у меня тебя не будет И снова эта объёмность несказанных слов, эхо внутри и кровавый привкус железа. "Чё, блядь, сглазил?!" мерзкий голос моей потаскухи-бывшей скрипит ехидно ржавой петлёй. Есть у меня такая суперспособность: говорю нечто, в невозможности чего убеждён на миллион процентов и всей кожей чувствую, как слова обретают вес и ложатся пророчеством или проклятием.
"Да никогда в жизни я в ВДВ не попаду!" и становлюсь десантником.
"Жена бросит? Не-е-т, только не меня!" и шлюха-жена становится бывшей.
"В престижный аэроклуб после двухлетнего тихого запоя? Конечно, не возьмут никогда!" и вот я уже пять лет синьку даже не нюхаю, а работа здесь мне безумно нравится.
Никогда у меня его не будет! Иди ты в жопу, судьба, глумись над кем-нибудь другим. Я ведь это наверняка знаю, точно Судьба ухохатывается где-то за кадром голосом моей бывшей: "Ну да, ну да ты каждый раз это говоришь и отказываешься верить, дурень!". Плевать. На этот раз точно нет.
Закладываю резкий разворот на приземление ох и достанется же мне от начальства за такие опасные фокусы в воздухе с "особо важным" пассажиром. Ну и пусть, в следующий раз не поставят на мажоров. Нажрался я ими до самых гланд Хлопаю Елисея по заднице, чтобы он ноги поднял для приземления. Давлю подушку3 и мы лихо плюхаемся на затоптанную, выжженную солнцем траву.
По сценарию к нам подбегает оператор и начинает лихорадочно фотографировать. Пытаюсь отстегнуть пассажира, но здоровенный Елисей развалился на мне, как на собственном диване! Специально выбешивает же Не понимаю, чего ему от меня надо. Привычки глумиться над любым подвернувшимся смердом? Или он выбрал мишенью именно меня? Ненавижу не въезжать в происходящее
Елисей, следующий тандем приземлится прямо на тебя.
Королевич нехотя, не спеша садится вертикально, позволяя мне отцепиться наконец от настоигравшего соседства. Быстро собираю крыло в охапку, поворачиваюсь на выход с посадочной площадки и опять натыкаюсь на Елисея. Блядь, я думал, он уже умотал переодеваться. Когда ж это прекратится?
Но долбаный королевич жестом подзывает фотографа и облапывает меня со спины.
Вот так будет правильнее Еськин, когда я сзади! и утыкает подбородок мне в плечо.
Поворачиваю к нему лицо, не успеваю открыть рот, чтобы дать волю гневу, как
Улыбочку! рефлекторно перевожу глаза на бешено щёлкающую затвором камеру.
Отлично бормочет прынц, отпускает меня и отходит. Легонько хлопнув меня по заду. Да что ж за беспредел, блядь, такой! Пупы земли хуевы! Иду на деревянных ногах сквозь обычную суету посадочной площадки приземляются операторы, следующие тандемы, бегают туда-сюда помощники