Рик Риордан
Меч Лета
Кассандре Клэр
Спасибо, что поделилась роскошным именем Магнус
Rick Riordan
MAGNUS CHASE AND THE GODS OF ASGARD THE SWORD OF SUMMER
Copyright © 2015 by Rick Riordan All rights reserved Permission for this edition was arranged through the Gallt and Zacker Literary Agency LLC
Artwork © Rhett Podersoo, 2015
Published by arrangement with Random House Childrens Publishers UK, a division of The Random House Group Limited.
© Аллунан Н., Сагалова А., перевод на русский язык, 2021
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022
Глава 1. Доброе утро! А теперь готовься к смерти
АГА, ИМЕННО ТАК. Сейчас, ребята, вы прочтёте о том, как я умер в корчах. Вы восхититесь и скажете: «Вот это круто, Магнус! А как бы и нам умереть в корчах?»
Никак. Даже не мечтайте.
Не прыгайте с крыш. Не кидайтесь на шоссе перед идущим транспортом. Не поджигайте себя. Потому что так это не работает. Не попадёте вы туда, куда попал я.
Кроме того, уж поверьте, вам оно и даром не надо. Если, конечно, вы не фанаты зомби-недобитков, крошащих друг друга в капусту, летучих мечей, отсекающих носы великанам, и тёмных эльфов-супермодников. Не ищите дверей с волчьими головами мой вам совет.
Меня зовут Магнус Чейз. Мне шестнадцать лет. И это история о том, как моя жизнь пошла под откос, стоило мне умереть.
В тот день, казалось бы, ничто не предвещало беды. Я спал под мостом в Общественном саду, как вдруг меня разбудили лёгким пинком:
Тебя ищут.
Кстати, если что я бездомный. Вот уже два года.
Кто-то из вас тут же всплеснёт руками: «Ах, какая жалость!» А кто-то посмеётся: «Ха-ха, ну и лох!» Но если бы мы с вами встретились на улице, девяносто девять процентов из вас просто прошли бы мимо, словно я невидимка. И ещё молились бы про себя: «Ой, лишь бы денег не начал клянчить!» Или задались бы вопросом, сколько мне лет. Наверняка решили бы, что это я только с виду совсем пацан. Потому что подросток в вонючем спальном мешке посреди бостонской зимы ну сами посудите: как такое может быть?! «Кто-то же должен позаботиться о бедняжке!» подумаете вы.
И пройдёте мимо.
Ну и ладно. Мне ваша жалость не больно-то и нужна. Я привык, что надо мной смеются. И тем более привык, что меня не замечают. Короче, проехали.
Того бомжа, что меня растормошил, зовут Блитц. И как обычно, выглядел он так, словно побывал под ураганом грязи. В жёсткие чёрные волосы набилось разных бумажек и веток. Лицо цвета седельной кожи всё испещрено ледяными точками. Борода курчавилась во все стороны. Росту в Блице всего-то футов пять[1], поэтому его шинель волочилась по земле, собирая весь снег, и на её полах уже намёрзла корка льда. Блиц так таращился, что расширенные зрачки затемняли радужку. И вообще вид у него всегда взбудораженный кажется, вот-вот заголосит во всё горло.
Я с трудом разлепил веки. Во рту стоял привкус, как от вчерашнего гамбургера. В спальнике было тепло, и вылезать оттуда совсем не хотелось.
Кто меня ищет?
Точно не скажу. Блитц почесал нос, сломанный когда-то столько раз, что формой он смахивал на молнию или кривые ступеньки. Там флаеры раздают с твоим портретом и именем.
Я ругнулся. Забреди сюда полицейский или смотритель парка это бы я пережил. Инспекторы по делам несовершеннолетних, волонтёры из соцопеки, пьяные студенты и наркушники, которым только дай поизмываться над кем-нибудь маленьким и беззащитным это для меня такой же повод проснуться, как блинчики с соком в постель. То есть никакой.
Но если кто-то знает меня по имени и в лицо дело плохо. Это значит, кто-то охотится именно за мной. Может, ребята в ночлежке сильно разозлились за то, что я сломал их стереосистему. (А чего вы хотели: эти рождественские песнопения кого угодно достанут!) Или камера слежения меня засекла, когда я стащил те деньги в Театральном квартале. (Пиццу-то мне никто задаром не даст!) Или как вариант хотя и маловероятный, меня всё ещё разыскивает полиция, чтобы допросить по поводу убийства моей мамы
Свои пожитки я сложил в три секунды. Туго скатал спальник и запихнул его в рюкзак вместе с зубной щёткой и сменой носков и белья. Это и плюс ещё одежда, которая на мне, вот и всё моё имущество. Рюкзак на плечи, капюшон куртки натянуть пониже и готово: я полностью сливаюсь с потоком пешеходов. В Бостоне полно ребят, которые учатся в колледжах. Некоторые из них даже позамызганнее меня. И на вид помоложе.
Я обернулся к Блитцу:
А где раздают флаеры?
На Бикон-стрит. И они идут сюда. Белый дядька средних лет и девочка-подросток, может, дочка его.
Я нахмурился:
Да нет, вроде бред какой-то. Кому
Не знаю, малыш. Но мне пора сваливать. Блитц сощурился на восходящее солнце, которое расцвечивало багряным окна небоскрёба. Я никогда не мог понять почему, но Блитц ненавидел дневной свет. Наверное, он самый маленький и плотненький на свете вампир-бомж. Ты сходи Хэрта проведай. Он зависает на Копли-сквер.
Опять он туда же! Местный народ в шутку звал Хэрта и Блитца моими мамочкой и папочкой. Потому что они вечно кудахтали надо мной, как две клуши.
Спасибо за заботу, ответил я. Но я уж как-нибудь.
Смотри, малыш. Блитц задумчиво жевал большой палец. Тебе бы поостеречься.
Зачем?
Блитц глядел куда-то за моё плечо:
Вон они.
Я никого не увидел. Но когда я обернулся, Блитца и след простыл. Ненавижу, когда он так делает. Фьють и нет его. Как будто он ниндзя. Ниндзя-вампир-бомж.
Так что теперь у меня был выбор: отправиться на Копли-сквер и позависать с Хэртом или пойти на Бикон-стрит и поискать тех, кто ищет меня.
Любопытно всё-таки. Как там их Блитц описал? Белый дядька средних лет и девочка-подросток разыскивают меня по утреннему морозцу? Зачем я им? И кто они?
Я осторожно двинулся вдоль берега пруда. На нижней дорожке, проходящей под мостом, сейчас никого. Так я могу обогнуть подножие холма: если кто пойдёт по верхней дорожке, я его замечу, а он меня нет.
Землю укрыл снег. От небесной голубизны резало глаза. Голые ветви деревьев словно окунули в жидкое стекло. Ветер продувал все слои моей одежды, но я не обращал внимания: холод меня почему-то не берёт. Мама всё шутила, что я наполовину белый медведь.
«Опять ты за своё, Магнус», мысленно упрекнул я себя.
Два года прошло, а память о ней по-прежнему минное поле. Я наступил на мину, и меня разорвало на куски.
Я попытался сосредоточиться.
Вот и они, мужчина и девочка. У мужчины рыжеватые волосы до плеч, и не то чтобы он специально их отращивал просто, видимо, не заморачивается со стрижкой. Лицо озадаченное примерно как у школьного учителя: «В меня только что плюнули бумажным шариком, но я понятия не имею, кто это сделал». Его модельные туфли определённо не для бостонской зимы. Коричневые носки разных оттенков. А галстук он, похоже, завязывал, крутясь волчком в тёмной комнате.
Девочка явно его дочка волосы такие же густые и волнистые, но посветлее. Она-то как раз одета более-менее по погоде: зимние ботинки, джинсы и парка, из ворота которой выглядывает оранжевая футболка. И лицо решительное, даже сердитое. В кулаке пачка флаеров стиснула их так, словно это сочинение, за которое ей незаслуженно вкатили трояк.
Если эта девочка ищет меня, то пускай я лучше не найдусь. Она меня пугает.
Я не узнал ни девочку, ни её отца, но в глубине моей памяти что-то шевельнулось Как будто очень старое воспоминание вытягивали на поверхность магнитом.
Отец и дочь остановились у развилки и огляделись, видимо, сообразив наконец, что они посреди пустынного парка, кругом непрошибаемая зима и время сейчас ну очень раннее.
Просто не верится, сказала девочка. Придушила бы его, честное слово.
Это она обо мне, решил я и съёжился ещё сильнее.
Ты бы с ним помягче, вздохнул отец. Он ведь твой дядя как-никак.
Но два года, папа! возразила девочка. Он два года от нас скрывал!
Никогда не мог понять Рэндольфа. И до сих пор не могу, Аннабет.
Я вдохнул так шумно, что испугался, как бы они не услышали. От моего мозга точно отвалилась запёкшаяся корка, и под ней обнаружились воспоминания десятилетней давности. Из тех времён, когда мне было шесть.
Аннабет. Так, значит, рыжеватый тип это дядя Фредерик?
И я прокрутил в голове воспоминания о нашем последнем семейном Дне благодарения. Дело было в особняке дяди Рэндольфа. Мы с Аннабет спрятались в библиотеке и играли в домино, а взрослые тем временем орали друг на друга внизу.
«Тебе хорошо, ты с мамой живёшь. Аннабет водрузила ещё одну фишку на свою изящную постройку. Очень симпатичный у неё вышел домик, с колоннами, совсем как храм. А я сбегу».
И я ничуть не сомневался, что она и правда сбежит. Я прямо трепетал перед её уверенностью.
Потом в дверях возник дядя Фредерик с крепко сжатыми кулаками. И его мрачная физиономия плохо сочеталась с радостным оленем у него на свитере. «Аннабет, мы уходим».