Вследствие моей болезни я не проследил за печатанием. Она сильно пострадала от сокращений и произвольных исправлений, но Вам всё же нужно прочесть её, так как в ней есть несколько новых текстов, взятых из переписки Энгельса с Лафаргом и Лаурой. Если Вы захотите перевести эту статью, я могу прислать Вам более совершенный и полный текст. 5° Относительно Гегеля. Я должен сделать, вернее, сделал уже для издательства «Искусство» четырёхтомное издание «Эстетики» Гегеля, куда войдут особым томом фрагменты из других его произведений и писем. Если это может Вас интересовать напишите. Что касается предисловия, то большую статью я обязался сделать для этого издания и сделаю, а две разных вытянуть не смогу. Если угодно, возьмите ту же. Я буду писать ещё в недалёком будущем о Дидро18.
Дошли до меня слухи, что Вы побывали в Афинах и даже выступали там. Как это сошло?
Лидия Яковлевна кланяется Вам и Вашей жене. Я кланяюсь вам обоим.
Знаете ли Вы, что я уже дед имею внука в возрасте трёх месяцев.
Лучшие пожелания
Ваш Мих. Лифшиц
Р. S. Если хотите что-нибудь написать для «Вопросов философии» пришлите мне. Я могу также связать Вас с И. Фрадкиным, кот<орый> редактор текстов в ред< акции > «Вопросов литературы».
Декабрь 1960 г
< новогодняя открытка >
Дорогой Владимир! Поздравляю Вас и супругу Вашу с Новым годом! Извините за <нрзб> обороте. <нрзб>. Он <нрзб> может <нрзб> эстетики. <Нрзб> доклада на конгрессе я слышал. Что касается Борева19, то если он всё переврал напишите в редакцию, это будет только полезно. Большое спасибо за Неедлы иначе я никогда не познакомился бы с ним, осаждённый всякими Лессингами. По поводу издательских дел напишу как-нибудь отдельно.
Можете меня поздравить с переменой квартиры. Ещё не устроился, но переехал. Живу теперь в известных Вам «Красных домах». Адрес прилагается. Будьте здоровы и счастливы. Не задирайтесь чересчур этого также следует избегать (старческая мудрость).
Ваш М. Л.
27 апреля 1961 г
Дорогой Владимир!
Будем очень рады приветствовать Вас с супругой в «Красных домах». Никаких видов на отъезд из Москвы пока нет. Лето, наверно, придётся перенести на осень. Телефон у нас есть: В-0-21-43.
Мы вполне могли бы пригласить Вас остановиться у нас, но увы! уже несколько месяцев, как мы строим и ремонтируем, а ничего ещё не устроено. Такие мы с Л.Я. строители своей жизни. Думаю, однако, что Вы легко получите номер в отеле. Если Вам понадобятся деньги, то Вы безусловно можете на нас рассчитывать.
На Ваш последний вопрос могу ответить, что, по существу, ничего нам не нужно, всё у нас в Союзе есть, не на что жаловаться, разве что на жадность человеческую она же не имеет границ.
Из мелочей, если позволите, я бы попросил цветной бумаги для рисования (у нас почему-то не делают) и сангины, кот<орая> в Чехословакии хороша (у меня была хартиутовская). Всё, конечно, в умеренных количествах. Если бумага есть, то хотелось бы охристых, умбристых, красноватых, голубовато-серых и зеленоватых тонов. Уверен, что этого и в Праге нет, а впрочем кто знает?
Дорогой Владимир, я хочу попросить Вас если в пражских книжных антиквариатах бывают печатные каталоги (как в Германии), захватить для меня. Может быть, тогда я охотнее постараюсь заработать чешские кроны какой-нибудь литературной поделкой. Меня, натурально, интересуют книги немецкие и проч.
Ждём Вас. Привет жене.
Л.Я. кланяется.
Ваш Мих. Лифшиц
21 октября 1961 г
< открытка >
Дорогие Владимира и Владимир!
Благодарю за привет из Праги с роскошной фотографией. Извините, что отвечаю с таким опозданием. В последнее время мне досталось много срочной работы. К тому же, хотелось послать предисловие, которое просил Владимир. Вот я его и посылаю, а самый текст книги пошлю позднее, когда получу его с машинки. Мы в этом году сэкономили отпуск. Сейчас придётся уже писать другую срочную работу; потом уже будем отдыхать. «Подожди немного, отдохнёшь и ты»20.
Крепко жму руки.
Привет от Л.Я.
Ваш Мих. Лифшиц
25 декабря 1961 г
Переделкино
Дорогой Владимир!
С Новым годом, с новым счастьем. Лучшие пожелания Вам и Владимире от нас обоих. Надеемся на лучшее и в личном, и в общечеловеческом смысле. Привет и поздравления ребятишкам.
Извините, что отвечаю на Ваше интересное и подробное письмо не сразу и не в таком объёме, как хотелось бы. Живу в трудах, хлопотах и, главное, в постоянной спешке. А это не способствует развитию эпистолярного жанра.
Ждём Вас. Привет жене.
Л.Я. кланяется.
Ваш Мих. Лифшиц
21 октября 1961 г
< открытка >
Дорогие Владимира и Владимир!
Благодарю за привет из Праги с роскошной фотографией. Извините, что отвечаю с таким опозданием. В последнее время мне досталось много срочной работы. К тому же, хотелось послать предисловие, которое просил Владимир. Вот я его и посылаю, а самый текст книги пошлю позднее, когда получу его с машинки. Мы в этом году сэкономили отпуск. Сейчас придётся уже писать другую срочную работу; потом уже будем отдыхать. «Подожди немного, отдохнёшь и ты»20.
Крепко жму руки.
Привет от Л.Я.
Ваш Мих. Лифшиц
25 декабря 1961 г
Переделкино
Дорогой Владимир!
С Новым годом, с новым счастьем. Лучшие пожелания Вам и Владимире от нас обоих. Надеемся на лучшее и в личном, и в общечеловеческом смысле. Привет и поздравления ребятишкам.
Извините, что отвечаю на Ваше интересное и подробное письмо не сразу и не в таком объёме, как хотелось бы. Живу в трудах, хлопотах и, главное, в постоянной спешке. А это не способствует развитию эпистолярного жанра.
Если Вы в чём-нибудь не согласны с моими размышлениями о современном искусстве, то я, конечно, за это не буду считать Вас дурным гражданином, подлежащим искоренению. Правда, речь идёт о делах вкуса , а в этой области, как говорит Ларошфуко, мы более чувствительны, чем в том случае, если
* Здесь и далее выделено М.А. Лифшицем.
кто-нибудь не соглашается с нашими мнениями. Но я всё-таки уже в таком возрасте, когда догматизм вкуса убывает. В молодые годы, после принятия божественного откровения, я часто думал, что нет бога, кроме бога, и Магомет пророк его. Я и сейчас так думаю, но с тех пор
В свой поэтический бокал
Воды я много подливал.
(Пушкина я, конечно, перевираю, но в Переделкино у меня нет «первоисточников»21).
В молодости, например, я не хотел ничего знать, кроме кватроченто и старых нидерландских мастеров, а теперь отдаю должное даже реалистической мазне Х1Х-ого века. Искусство трудно, за всякое проявление его нужно быть благодарным, и всегда прискорбно, когда приходится ругать художника по каким-нибудь «высшим соображениям».
Но эта гибкость должна уживаться и с твёрдостью. Во-первых, одно дело личная вина и другое историческая. Я думаю, что всё человеческое, всякое искреннее мучительное искание заслуживает сочувствия или, хотя бы, жалости (если оно ложно). Шарлатанство в счёт не идёт. С этой точки зрения, заслуживает уважения и фанатизм первых модернистов, и даже основоположников абстрактного искусства, которые ничем не хуже других. Но с исторической точки зрения, которая ведь заключает в себе и указание пути, и норму будущего^ мы не можем стоять на позиции: «всё благо». Здесь нужно выбирать, и лишь об этом идёт речь, а не об уголовном процессе против модернистов. Они сами жертвы; но есть ведь и другие соображения, кроме жалости. «Правда выше жалости», писал Горький, и, хотя не всегда он писал правду, в данном случае старик прав. Верующие ортодоксы и сектанты также жертвы. Им можно даже сочувствовать в их болезненной травме, но нельзя разделять их мировоззрения.
Кроме того от искренности до лицемерия только один шаг. И есть такие состояния души, когда по многим важным причинам определённая доза лицемерия, игры с самим собой и с другими, входит даже в искренность. Есть искренность, благоприятная для шарлатанства. Дадаисты, например, этого и не скрывали. На Западе много пишут о тесном слиянии между «jeu»[1] и «sacre»[2], между мистикой и мистификацией. У нас не знают идейные основы модернизма, и поэтому часто приводят в его защиту неподобающие аргументы, например, ссылку на искренность «выражения».
Мне кажется совершенно очевидным, что так называемое «современное искусство», будучи искренним в своих исходных пунктах, теснее граничит с шарлатанством, чем старое. Да это и понятно ведь принцип современного искусства заключён в субъективном выражении, а выражать себя можно и даже легче это сделать посредством воплей, а не bel canto[3]. Хороший рисунок, светотень, колорит даются с трудом, и это нечто, до некоторой степени объективное, а для того, чтобы только выразить себя, этот талант и эти знания, этот труд не нужны вовсе. Поэтому и грань между искусством и шарлатанством стала эфемерной, даже в пределах жизни одной личности (как Пикассо, например).