Разговор происходил один на один.
Да пошел ты! И засунь свой благородный тон куда подальше, понял! А моей доли, думаю, вполне хватит на раскрутку новой темы по редким землям, которая тобой не признана. Ну, а будущее нас, разумеется, рассудит- кто был прав?
Извини, Ворохов, но деньги, лично, тебе никакие не светят. Максимум- половина уставного. Больше твоего здесь ничего нет. Кстати, можешь судиться. И в общем, счастливо оставаться, с гадкой ухмылкой встает и идет к двери.
В два прыжка достаю воротник его пиджака. Все закончилось тогда для меня ничем. А в сухом финансовом остатке и вправду почти ноль. Но не потеря мной заработанного нежданным крахом пала на мозг (уверенность в собственные силы уже благоприобретена, и значит все будет в порядке), а подобное грязное соприкосновение с лицемерием и бессовестностью совсем нечужих людей.
Эта история переживалась долго и крайне болезненно. И какое-то время казалось, что обида не пройдет никогда. Но любая работа, особенно та, которая увлекает, да еще приносит достаток, значительно помогает отретушировать весь остаточный негатив. Говоря иначе, организация собственной фирмы, где я командовал теперь в одиночку, позволило в полной мере ощутить себя полноценным хозяином своего дела. И вот уже через год напряженного труда солидный финансовый успех настиг Ваню Ворохова. И он стал даже испытывать нечто похожее на благодарность судьбе за такой поворот.
С тех самых пор, как мы подрались, больше с Аркадием не встречался. А пару лет спустя мне пришлось уехать из родного города, поскольку несколько неожиданно получил приглашение, существенно увеличившее масштаб моей востребованности.
Ну и пока я был здесь, случайно узнались некоторые подробности об Аркашиных, затеянных против конкретно меня, интригах. Это из письма, кем-то подброшенного в мой новы офис. В нем, написанном незнакомым убористым почерком, приводилось некое подобие психоанализа наших, с Чугманом, отношений. Причем не подписавшийся автор будто часто находился в компании с нами. Но не как какой-то коллега по бизнесу, а словно кто-то из домашних. Хотя, если и так, тогда становится совсем непонятно- почему (следовало из текста) инициатором всей нашей «катавасии» объявлялся никто иной, как тесть самого Аркадия? Тот когда-то являлся партийным функционером районного значения и имел возможность помогать нам в нескольких начальных организационных моментах «ФинТраста». Например, в поиске производственных помещений или в юридической и налоговой проработке заключаемых договоров. Но такое его участие происходило пока страной управляли коммунисты и этот еще нестарый человек обладал определенным административным ресурсом в виде ряда служб в своем райкоме. Потом он, впрочем, не лез особо в коммерческую деятельность зятя, поскольку уход КПСС с политической авансцены повергли тогда многих, властьпридержащих, в состояние деловой прострации, (правда кого-то из них наоборот- слишком встряхнуло).
Мы же с Чугманом, к тому времени, фактически не нуждались в каком-либо, даже консультативном, содействии со стороны Василия Харитоновича (так мужика именовали). Ведь постепенно сами обросли нужными связями, денежными возможностями и навыками управления разросшимся коллективом.
Тем не менее бывший партиец был зачислен к нам в штат в качестве, больше, свадебного генерала на должность некоего референта со свободным графиком и довольно приличной зарплатой. Здесь настоял Аркадий, а я и не противился, поскольку уже знал- родня у него превыше всего. Да и если честно, к Харитонычу, у меня молодого, без претензий.
Появилась у тебя возможность, можно, пожалуй, и поддержать неплохого в общем-то человека, разом потерявшего свою прежнюю высокую статусность. Такая житейская философия превалировала во мне тогдашнем. И вот в полученном письме указывают, что именно тесть моего бизнес-партнера каким-то образом, стал первопричиной раздора между нами. Ну, как тут быть? Но когда оно было прочитано мною, совершенно ничего не дрогнуло- кто, зачем и почем? Сегодня личная контора с неоригинальным названием «Союз» вполне успешна и почти забыта некрасивая история с Чугманом. Сейчас, я сам себе король! И это так свежо тешило душу! Но в ситуации с «разоблачением» Аркашиного тестя забеспокоило только одно- перед кем и
за что так провинился? Кого хотят подставить? Совсем не желается влезать в какие-то дрязги, от которых сам добровольно ушел. Решил- ничего не буду выяснять. Похоже на чью-то продуманную провокацию! Такими схожими, несложными суждениями ограничились мои мысли тогда. Если же продолжить внешнее наблюдение, то буду достаточно краток:
за что так провинился? Кого хотят подставить? Совсем не желается влезать в какие-то дрязги, от которых сам добровольно ушел. Решил- ничего не буду выяснять. Похоже на чью-то продуманную провокацию! Такими схожими, несложными суждениями ограничились мои мысли тогда. Если же продолжить внешнее наблюдение, то буду достаточно краток:
1)
По слухам из медийных и частных источников карьерный путь Аркадия Викторовича Чугмана оказался следующим: глава «ФинТраста», какой-то клерк в администрации одного из районов города, далее- в начальстве там же, потом ее руководитель, время спустя- пост в мэрии, а вот затем (информация об этом промелькнула по центральному ТВ) заместитель представителя президента России по Дальневосточному округу. Недурно, даже очень;
2)
Про Василия Харитоновича не ведаю- жив ли еще курилка?;
3)
О себе-впереди.
Примерно такие, четвертьвековой давности, воспоминания посетили меня, пока добирался до места назначенной не мною встречи .*
*Советы самому себе
_________________________
Вряд ли нужно пробовать переделывать себя, если это не касается порядочности. И то здесь крайне мало шансов на успех .
Незабытая случайность, неоткрытое вино,
Не любить под гнетом тайны, той что заболел давно,
А она все ускользает и неясен алгоритм,
Только голос уже сорван, от бессилия хрипит.
Такси минут за сорок домчало до здания, где когда-то размещался «ФинТраст». Судя по вывескам теперь в бывшем постперестроечном исполкоме функционирует не только районная администрация, но и ряд коммерческих структур.
А, тогда мы ведь были одни, из частников, вдруг подумалось Ворохову.
До указанного часа свидания оставалось еще уйма времени и он решил пока не идти туда, а лучше прогуляться по окрестностям. В этом городе его не было почти пять лет. С тех самых пор, как похоронил здесь отца. Того, кто бросил их с матерью, когда Ивану не исполнилось и семи. Что интересно- кладбище тут совсем рядом. И неспешно зашагал в том направлении, по дороге выдергивая из памяти некоторые эпизоды общения с ним.
Под ногами шуршала листва позднего сентября. За тот период, который прошел со дня смерти старшего Ворохова, родной город остался, и узнаваем, и нет. Такая метаморфоза бросилась в глаза, когда еще ехал из аэропорта. Понятно, если бы это обусловилось лишь новыми застройками, но все вроде не так. И пока объяснение странному этому ощущению не находится. Ему стала навязываться мысль- будто собственная жизнь необычным образом поделилась на: до сегодняшнего приезда сюда и после.
Вот и могила отца. Строгий памятник из черного мрамора, заросшая травой чугунная оградка. Просто некому ухаживать. И с каким-то скрытым укором на сына смотрит выгравированный в камне батя.
Александр Иванович сохранился в сыновьих воспоминаниях разный. В детских- он веселый и добрый, а в юношестве и дальнейшей взрослости, то больше хмурый человек, обиженный на судьбу и людей. Как бы не было, родитель, сейчас, часто приходит во снах, печально улыбающийся, неизменно молчаливый, и какой-то растерянный. Словно он что-то такое знает и это следует сказать, но не говорит, боясь расстроить единственное чадо. И каждый раз, в этом случае, Иван просыпался с тяжелой головой, в поту и с бьющимся сердцем.
В последнее время именно такой флер загадочности отцовского образа особенно изводил его. Тогда и посещало неясное предчувствие грядут события, которые много перевернут в мировоззрении. Ведь недаром посещение церкви, за этот год, превратилось в насущную необходимость.
И вот теперь, обрывая увядшие вьюнки с надгробной плиты, Ворохов, вдруг, с особой остротой ощутил, что это время наступило. А в душе затревожилось, будто по привычке. Подобное предвидениене было четким, без какой-либо детализации. И резануло сильной болью в висках, вплоть до тихого вскрика.
Потом вздрогнулось, когда зазвонил мобильный. Но не от неожиданности самого вызова, а от мелодии, которая никогда, причем ни при каких условиях не могла им самим установиться. Из трубки доносился похоронный марш Шопена!
На «алло» оттуда зловещая длинная пауза и номер оказался скрыт. Он взглянул на часы. Они показывали, еще минут сорок до встречи с Чугманом. С рассеянными мыслями побрелось с кладбища обратно. Когда же подходил к зданию, где много лет назад размещался офис «ФинТраста», увидел, как в труповозку загружают носилки с черным полиэтиленом. А рядом две полицейские машины и суетящиеся вокруг люди.