Грохот от рушившихся строений, треск горения, вой огня и ветра, скручивающего в кроваво-красные жгуты языки пламени, крики, стоны, мольбы о помощи и хрип животных всё слилось в один жуткий звук. Ошалев от хаоса звуков и огня, люди бессмысленно метались в огненном месиве, и не могли понять куда бежать, что делать.
К Оби! пронёсся над толпой чей-то призыв, и плотная масса людей устремилась к реке, лишь небольшая группа, осознав, что огонь не может идти против ветра, побежала в противоположную сторону, к заводскому пруду и демидовской площади.
Преодолевая коридоры огня, люди бежали к Оби, берег которого круто обрывался в бездну взбесившейся реки. Дальше бежать было некуда, а огненная стена напирала на них. На людях, ближайших к огню, воспламенялась одежда. Не в силах сдержать боль, пересилив страх высоты и стихию реки, они прыгали с крутого обрыва в реку и многие из них тонули. Оставшиеся на берегу, не опалённые огнём люди подхватывались новой волной ошалевшей человеческой массы. Разрастаясь, месиво из людей и животных катило к речному вокзалу, где надеялось найти спасение на палубах барж и пароходов, но барж было мало, а пароходов и того меньше. Речной флот не мог взять на борт всех желающих.
Огонь и ветер свирепствовали. Огонь жаркими длинными языками слизывал всё на своём пути, а на реке ходили высокие волны с пенными серыми гребнями. Два парохода без труда дошли до противоположного берега Оби и там остались, их капитаны не рискнули подставлять деревянные бока своих судов бушующему огню. Десятки лодок, сверх предела загруженные людьми, отчалили от берега и вскоре вошли в кипящий фарватер. Поднимаясь на гребни волн, и резко скатываясь с них, они приближались к спасительному берегу, но вот одна утлая лодчонка с двумя гребцами резко завалилась на левый борт и тотчас опрокинулась. Секунда, о ней и её двух гребцах осталась лишь короткая память и ни следа. Весенним днём 2 мая люди гибли везде, в огне и в воде.
К двухпалубному кораблю «Волшебник» пароходной компания Евдокии Ивановны Мельниковой устремилась большая группа обезумевших людей. Спасаясь от огня, они огромной толчеёй ступили на сходни, конструкция не выдержала натиска и рухнула, увлекая за собой обречённых на гибель людей в водную пучину.
Вскоре все пароходы отчалили от левого берега реки и больше не рискнули к нему приблизиться, так как пламя уже подступало к самой кромке воды. Потеряв единственную надежду на спасение, люди толпились на берегу реки, ещё не охваченному огнём, некоторые из них вошли в холодную воду, но, не пробыв там и пяти минут, выбирались обратно на берег и бежали вверх по течению реки, к реке Барнаулка, куда пламя ещё не добралось.
За одной волной людей шли другие, и вскоре сплошной людской поток поплыл по узкой полоске берега к свободному от огня устью реки Барнаулка. А в это время больные и старые люди, не имеющие возможность самостоятельно передвигаться, гибли в ужасных огненных муках, в охваченных пламенем домах.
В первом часу дня порывистый ветер сменился на постоянный, в городе начался настоящий ад. Одновременно возникли пожары в отдалённых друг от друга кварталах, отчего казалось, что адским пламенем руководят пособники сатаны, поджигающие город в разных местах.
На улице Бийская со стороны Соборного переулка раздался оглушительный взрыв. Из месива искорёженного металла, пылающих деревянных конструкций и кирпича, из того, что ещё несколько минут назад было мирным жилым кварталом, в чернеющее небо свистящей спиралью ввинтился смерч огня.
Паника разрослась. Многие люди, спасаясь, собрались на Дровяной площади между улицами Павловская, Сузунская и переулком Мостовой (ныне Интернациональная, Анатолия и Максима Горького), но огонь добрался и туда. Полностью охватив площадь, огонь начинал с жадностью поглощать дрова, отрезая людей от мест спасения.
Обезумев от жара и боли, люди метались в этом замкнутом пространстве, и не могли найти выход из него. Кто-то пытался спрятаться в ямах и погребах, но это была смертельная ловушка, кто-то пытался вырваться из кольца пламени, но тотчас воспламенялся и, пробежав объятый пламенем с десяток метров, падал и умирал в судорогах и мучительных болях.
Огонь, огонь, огонь. Беспощадно пожирающий стекло, металл и живую плоть огонь. И потоки ревущего огненного вихря, как со скорбным плачем отлетающие души, взмывали ввысь.
Из дымящих, шипящих, выплёвывающих языки пламени нагромождений металла, камня и дерева, свитых в единый клубок, неслись крики о помощи, предсмертный рёв животных и ещё неведомо какие звуки.
Рассыпая сноп искр, из объятий огня вырвался расплавляющийся комочек агонизирующий факел-человек, не надеющийся ни на Бога, ни на чёрта, а только на самого себя. Вдыхая и выдыхая раскалённый воздух, в крике осыпая пепел с обуглившихся губ, искал он спасение от огня, но, не найдя его и не видя лопнувшими зрачками, смерть ему несущий ад, упал и затих, отдав ушедшей жизни своей прощальный салют из огненных брызг.
Огненные волны захватывали всё на своем пути. Огонь овладевал кварталами, дома в них вспыхивали как солома. Чёрный пепел и дым заволок небо. Дома, магазины и сотни зданий были обречены на уничтожение. Нагорные пожарные команды, не в состоянии пробиться к пожарищу, спасали от огня часть города, находившуюся против ветра, но волна огня сводила на нет все их усилия, а с переходом ветра с юго-западного на западный, пожарным пришлось отступить.
Прошло три часа с момента начала пожара, ветер, изменивший направление движения, увлёк огонь в сторону реки Барнаулка, к кварталам, где были керосиновая лавка и дома зажиточных обывателей города. Огонь завладел улицами Кузнецкой, Иркутской, Петро Павловской, Большой Тобольской и Мало Тобольской, второй и третьей Луговыми в пределах от Соборного переулка до Оби. Огонь пылал кругами и в этих кругах были люди, в основном немощные старики и дети, но вскоре всё слилось в единый гигантский пожар, город охватило одно адское пламя.
Едкий дым и горький удушающий запах от горящих зданий, человеческой плоти и останков животных накрыл город. Паника расширяла свои границы. Тысячи граждан поддались ей и, не разбирая дороги, бросались кто куда, лишь бы подальше от жуткого места, лишь бы подальше от смерти и всепожирающего огня. Те, кому посчастливилось выбраться из адского пламени, бежали к реке, но огонь уже бушевал и там.
А в это время в двухэтажном деревянном здании барнаульского телеграфа на улице Пушкинская, дом 47, беспрерывно работали аппараты Морзе. Телеграфисты выстукивал в столицу Российской империи Санкт-Петербург, в Омск, Томск, Бийск, Змеиногорск, Курью, Локоть, Камень, Павловск и другие населённые пункты Алтая короткую, но страшную по содержанию телеграмму, в которой сообщали о пожаре, пожирающем город.
Полыхали целые улицы. В пламени сгорали не только деревянные постройки, но рушились и каменные здания. Красивые фасады магазинов, государственных учреждений и домов зажиточных граждан созданные из красного кирпича покрывались жирным чёрным налётом и осыпались под напором огня. В результате безумства огненного сатаны от каменных домов оставались лишь каркасы, голые чёрные стены с пустыми глазницами окон и дверей.
Пламя буйствовало весь день и всю ночь. Со стороны Большого Глядена и близлежащих к городу деревень всю ночь в небе над Барнаулом было видно сплошное зарево и слышен рёв огня, насыщающегося плотью людей, животных и строений.
К утру ветер стих. Испугавшись своего вчерашнего безумия, он спрятался за ленточный бор и оттуда, стыдливо поглядывая на окрашенный кровавой зарёй город, тихо вздыхая, тянул своим холодным дыханием.
Как огромная площадь ужасов выглядело пожарище на следующий день. Ни одного уцелевшего строения в деловой части города. Обугленные фундаментов сгоревших домов, чёрные скелеты печей с осыпавшимися дымовыми трубами, кирпичные стены домов с пустыми проёмами окон и дверей встретили обоз из Большого Глядена, идущего по Московскому проспекту, всего лишь день назад цветущему в весенних ярких красках. Всюду тлели угли, а от дымящихся обгоревших до костей трупов людей и животных тянуло горько-жгучим запахом. В поисках падали в небе кружили наглые вороны, и стаи обезумевших собак дрались меж собой за кость. Редкие прохожие боялись подходить к осмелевшим дворнягам, лишь некоторые отчаянные мужчины организованно отгоняли их от трупов людей, позволяя рвать плоть погибших в огне животных.
Первой повозкой управлял Михаил Степанович, за ним следовали телега под управлением Ивана и далее ещё около десятка телег. Жители посёлка везли в сожжённый город одежду, утварь и продукты питания.
Боже ж ты мой! сокрушались въехавшие в пригород люди, спрашивая у редких прохожих, куда доставить гуманитарный груз, но те разводили руками. Обоз катил дальше.