Борис, чувствуя, как от ненависти ослабли колени, не успел опуститься на скамейку, когда раздалось рычание, будто клокочущая вода пробила пробку в водопроводе, и бесцеремонный голос провозгласил:
Это шпион за мной иди своей дорогой, стукачок!
Все обернулись к окну, где рыхлый брюнет лет сорока кутался в синюю, со щегольским кантом, болоньевую куртку. Этот возмутитель спокойствия заметно контрастировал с попутчиками, смотрясь среди лиц, лучащихся здоровьем и силой, настоящим вурдалаком: серая кожа, водянистые мешки под мутными глазами, расфокусированный взгляд, который пытался сосредоточиться на Борисе, но беспомощно срывался куда-то вбок.
Неприметный молодой человек рядом с брюнетом изобразил усмешку, должную иллюстрировать нечто вроде ремарки «кому ты нужен». Кэп картинно развернулся, и его мощная лапа соскользнула на потрескавшуюся деку. Радушно скалясь, он без перехода по-волчьи ощерился, обнажая розовые десны.
Виктор Иванович, сказал он. Ты сам на птичьих правах
Он театрально прервал фразу, и его мысль продолжил коренастый парень с честным лицом, годившимся бы для комсомольского плаката, не будь оно на редкость некрасивым, и которое в придачу портил сломанный нос.
Христа ради тебя взяли, буркнул он.
Смазливая брюнетка с ярко-красными, как пламя, губами ядовито произнесла, кривя маленький рот:
Витя, ты, когда портрет Ленина пишешь, сколько горошинок на узле галстука рисуешь? Говорят, особенный ГОСТ есть?
Язва, пробурчал Виктор Иванович. Он оскорбился и сильнее закутался в болоньевую куртку, словно его бил озноб, а Кэп вернулся к онемелому Борису, который, рассказывая о себе, споткнулся о невидимую преграду, побоявшись, что, назови он свою не слишком распространенную профессию, с головой выдаст себя Кэпу, знавшему анкету супруги. Поэтому он выдавил предательски дрожащим голосом:
Я механик
Он бы, наверное, раскололся окончательно, но неприметный воскликнул, оживляясь:
Золотое дно пойдешь в лес, а там серьезные люди.
Общий ступор исчез, и, пока Кэп представлял Борису присутствующих, те гомонили и подкалывали друг друга.
Это Помор, Помором оказался парень со сломанным носом. Брахман, Брахманом был худощавый владелец точеного профиля, напускавший на себя слегка высокомерный вид. Клепа, Клепой был усатый добряк, у которого все мысли отражались на лице. Игорек, Игорьком оказался неприметный молодой человек, который, как понял Борис, сопровождал Виктора Ивановича. Наш Герыч, Дюжий Герыч показался Борису безликим, но Клепа со смехом добавил: Он партийный, но наш человек, он говорит ужасные вещи, но мы его любим все равно.
Кира, продолжал Кэп; Кирой оказалась красногубая брюнетка. Никуня, при взгляде на крупную, с большими руками Никуню было понятно, что они с Клепой муж и жена, и даже в выражении их лиц было что-то похожее. Тюша, Тюшей была девушка с пикантной родинкой над губой, в драном свитере с чужого плеча. А это Лима, Кэп произнес имя рыжеволосой девочки с нежностью.
Не все сказал! рявкнул Виктор Иванович, гнувший свою линию. Шпион он! А биография кто папа и мама?
Борис никогда не скрывал, кто его родители, но проблема была та же: он опасался, что Кэп в курсе его семейных дел. Пока он молчал, подала голос Кира. Она, глядя на Виктора Ивановича, выговорила, улыбаясь кровавыми губами:
Витя, чего придрался тебе нормальная семья красная тряпка для быка? Может, ты уже из этих? Ты, Витя, генсеков рисовал с мужскими поцелуями и проникся?..
Виктор Иванович сдулся, как проколотый шарик, что-то бурча под общий хохот.
Она шутит, вставил Клепа, улыбаясь в усы. А это Джерри, Борис обнаружил, что едва не наступил на пушистый хвост, торчащий из-под лавки.
В окне над кустами, крышами и телеграфными столбами встал розовый облачный серп, разрезав сероватое небо. Вдоль дороги тянулся непроницаемый лес. Канавы, сухостой, полоса отчуждения с проплешинами. Полосатые столбики у переездов. Однообразный пейзаж выматывал душу, компания снова заголосила, пугая редких пассажиров. Эти песни, исполненные проникновенными голосами, погружали Бориса в состояние приятного и одновременно мучительного сомнамбулизма, в котором его всего со всеми его чувствами и душевными движениями словно выворачивали наизнанку, и немного утешало лишь то, что Виктор Иванович мучился сильнее: прикрыл воспаленные глаза и вздрагивал от громких аккордов; впрочем, Кэп пел очень приятно. Низкий рокочущий голос заполнял пространство казенного вагона, и Борису уже казалось, что человек, которого он видит первый раз в жизни, неведомым образом знает ответы на очень важные для него вопросы.
Хором исполнили и коронный номер «Песню про мышонка»; но Борис никогда не понимал, в чем прелесть этой песни.
Мышонок устал, мама-мышка не спит.
Мышиное счастье природа хранит.
Потом мимо, озираясь на них как на буйных, потащились старушки с корзинами, и диктор объявил конечную станцию. Тем временем распогодилось; когда туристы вышли на привокзальную площадь городка, где памятник окружали побеленные тополя с изуродованными культями, небо над губернскими домами и над ободранной колокольней стало бежево-пудровым. Кэп разыскивал транспорт; его подначальные свалили рюкзаки и разбежались кто куда. Через десять минут Борис остался в обществе Игорька, Герыча и зябнущего Виктора Ивановича, который оседлал поклажу и разглядывал площадь с показным унынием, а потом обернулся к Герычу.
Хороша чертовка? спросил он вполне человеческим голосом, наблюдая, как Герыч буровит глазами Киру, которая у полуподвальной кулинарии примеривалась к ром-бабе в пергаментной обертке: прикидывала, охватит ли ее маленький ротик башню из сладкого теста, облитого сахарной глазурью. Давай разевай варежку. Вон у людей-то губа не дура Он скосился на ладную Галю, которая, поправляя косынку и покачивая бедрами, двигалась к ним через площадь, как танк, сметающий все на пути.
Из кожи вон вылезла буркнула Галя, замечая, что мужчины смотрят на Киру. У нее, кстати, проявляющаяся помада ну, химическая. Утром в койке просыпаешься, губы красные, прикольно. Она еще соски красит.
Подошел Помор, допивая на ходу бутылку минеральной, а Борис наклонился к его красному уху и тихо спросил:
Я с ней кому-то дорогу перешел?
Помор поежился. Торчащее ухо из красного сделалось багровым он скосился на Галю, пошевелил скулами и хмуро выговорил:
Обычный «лапник». Мне вообще не до них, он невесело перекосил рот. Только развелся отдохнуть бы от них ото всего.
Из-за угла показался бравый Кэп с гитарой, которая болталась за его спиной, и Виктор Иванович закричал хрипло и бессмысленно:
Кэп, где твоя Марыга? Марыга-барыга!
Все туда, приказал Кэп, махнув рукой на сквер. Грузовик у склада.
Фырча, проехал по площади набитый автобус. Борис закинул Галину палатку на плечо, а Виктор Иванович, обнаружив, что Борис уже нагружен барахлом за двоих, рассердился.
Механик, ты по автоделу или как? спросил он склочно. «Волгу» починишь?
Или как, бросил Борис и, спускаясь по ступеням, получил в спину:
Я сразу понял: туфта ты, а не механик. Шпион и есть я тебе малину-то обломаю.
Заткнись, а? протянула Галя так убедительно, что Виктор Иванович заткнулся.
Вьючная группа во главе с Помором, который пружинил на кривых ногах, словно на рессорах, завернула за угол, где стоял дряхлый грузовик с побитыми бортами и протекторами, не различимыми под глиной. С брызговиков свисали гроздья грязи. У номера, грубо намалеванного белой краской, невозмутимый Брахман в тельняшке, которая не шла к его франтоватым повадкам, грыз соломинку, смотрясь как бело-синий ангел на фоне жутковатого колесного духа непроходимых дорог.
Помор швырнул рюкзак в кузов и присоединился к Кэпу, который о чем-то толковал с водителем. Клепа постучал по колесу. Подтянулись Тюша и Лима, причем Борис заметил, что рыжеволосая девушка покусывала губы, чтобы не заплакать, пока Тюша убеждала ее:
Я бы пошла хоть убейся. На работе и так умрут от зависти, если узнают, что я была с Кэпом. А ты про какого-то мужа фу это существо звонило домой, объяснила она Никуне, которая возникла рядом, хлопая глазами. А муж за ней ударился вдогонку.
Останешься? участливо прокудахтала Никуня, погладив Лиму по плечу, но Лима помотала головой, разбрасывая рыжие пряди волос. Жалко человека, она покосилась на собственного мужа, который, шевеля усами, ловил лицом печальный свет послеобеденного солнца. Может, ищет.
Виктор Иванович, уловив часть фразы, вскричал:
Кого ищет? Меня ищет?
Не тебя, Витя, больно надо, Игорек едва не влетел ему в спину. Жену свою.
Черта с два! настаивал Виктор Иванович, потряхивая головой. Его бугристый нос блестел от пота. Кому нужна жена? Меня он ищет все шпионы!
Никуня приняла фиглярство Виктора Ивановича за шутку и глупо заулыбалась, а Борис хлопнул рукой по борту, и ему почудилось, что ветхое ограждение рассыплется на доски в любой момент и точно не выдержит крепких молодых людей с походным грузом.