Гере было известно, что Шурка готовился к игре «Территория», чтобы выступить за клан анархистов. В клане заболела Волчица, и никого накануне игры на эту роль не нашлось. Позвали Геру. Она отказалась.
Во второй половине дня ее одолел озноб, и захотелось вздремнуть. Работа не шла. Она с трудом досидела до вечера.
В вагоне метро она рухнула на свободное место. Мужчина азиатской национальности тот, что это место освободил, торопливо направился к выходу, толкая перед собой большую сумку-«тележку». Невдалеке от Геры кто-то сердито запричитал: «Нет, вы видели? Будто бы ей это место уступили!..»
Слова звучали издалека. Гера погружалась в сон.
После смерти отца в снах снова и снова проигрывалась ситуация: она сидит в позе лотоса на матушкином покрывале, отец живой и такой настоящий расхаживает вдоль окна. Они разговаривают.
Отец разъясняет ей непонятное. Она ненадолго запоминает его слова, потом переспрашивает, как делала в детстве. Если проявляет упрямство, маски оживают и зловеще хохочут.
И так много, много долгих ночей.
Жаль, но ничего значимого из ночных разговоров с отцом она так и не вынесла, кроме улюлюканья масок.
Сегодня она снова сидела на той же подстилке, испытывая многократно усиленное «дежа вю». Отец выглядел осунувшимся, обросшим щетиной.
Если где-нибудь встретишь кубомедузу, спасайся, наставлял он. Природа снабдила ее двухметровыми щупальцами тонкими, крайне опасными. Яд кубомедузы токсичен. Смерть наступает за считанные минуты.
Сон уносил Геру дальше в неизведанные места, в долину, покрытую мелкой растительностью. Но она шире раскрыла глаза и ущипнула себя за запястье.
Папа, мне не запомнить. Куба при чем здесь? Эта тварь живет возле Кубы?
Речь не об этом. Дело в Австралии.
Голос отца стал невнятным, прерывистым, как будто их разговор транслировался на коротких волнах:
в восемь раз ядовитее скорпиона, в полсотни раз опасней гремучей змеи
То, что он рассказывал, требовало осмысления. Во сне этого сделать нельзя. Нужно просто запомнить.
Ух ты, наивно воскликнула Гера.
Сон причудливо изменился: перебросил Геру в воды реки, где она, как будто совсем еще девочка, плескалась с другими детьми.
Ногу обожгло что-то тонкое. Она постаралась избавиться от нитей, но не смогла. Кто-то схватил ее под руки, вытащил из реки, положил под голову полотенце. Нити продолжали цепляться за кожу, срослись с ней, делая боль нестерпимой. Как будто лезвие сначала докрасна раскалили, а потом провели им по телу.
Гера! отец тряс ее за плечо. Очнись, нужно бороться!
Наверное, это неправильный сон.
Незнакомец бесцеремонно дергал Геру за капюшон: «Эй, просыпайся. Дома нужно спать, а не в метро. Здесь тебе подушку под голову не подсунут».
Сон улетучился, оставив в памяти терпкий древесный запах.
Перед глазами возникла старуха с допотопными, сшитыми вручную авоськами. На секунду Гере показалось, что лицо ее, и без того безобразное, покрыто едва заметной щетиной. Чтобы избавиться от наваждения, она заморгала. Конечно, не бывает такого, и шерсть у старух на лице не растет.
Вместо того чтобы по-прежнему ехать в вагоне, Гера, согнувшись, сидела на лавочке одной из весьма удаленных станций метро.
Как я здесь оказалась?
Ну, уж это тебе лучше знать! злобные интонации привели ее в чувство: Ты что, пьяная? Мне полицию вызвать?
Извините, я просто на работу хожу больная. Спасибо, что разбудили. Мне нужно идти.
Подхватив гламурный рюкзак, Гера бросилась к эскалатору. Там слегка отдышалась; что это она, в самом деле? Никто бы не стал вызывать полицию, ведь таких, как она, задремавших, в метро пруд пруди.
Решив не возвращаться, Гера поднялась наверх. В помещении вестибюля нашла укромное место: угол между киоском с газетами и мраморной стенкой. Достала из рюкзака леденец, запихнула за щеку. Горло продолжало саднить, это действовало угнетающе. Лучший способ избавиться от мыслей о боли прогуляться по улице.
Когда стеклянная дверь распахнулась, сильный порыв влажного ветра ударил в лицо. Погода испортилась, и вместо ясного дня Геру ожидал сырой и промозглый вечер.
Когда стеклянная дверь распахнулась, сильный порыв влажного ветра ударил в лицо. Погода испортилась, и вместо ясного дня Геру ожидал сырой и промозглый вечер.
Атмосфера соответствовала настроению.
Чертовщина какая-то происходит. Как она могла бесконтрольно выйти из вагона метро? Как она вообще оказалась в этом районе?
Взгляд, мельком брошенный на стрелки часов, ситуацию не прояснил. В метро Гера вошла приблизительно в шесть двадцать пять. Сейчас на часах семь ноль четыре. Где она болталась все это время? С чего это ей показалось, что женщина, которая ее растолкала, как будто короткой шерстью покрыта? Почему в последние дни ей мерещится жуть?
Хорошо, после кошмарного сна может привидеться все, что угодно. Но чем тогда объяснить исчезновение человека на чертовом колесе?
Допустим, человек этот профессиональный гипнотизер. Ему бы не составило труда убедить Геру в чем угодно, она болеет. Подобное может с каждым случиться.
В природе помимо человека не существует других разумных существ. Нет ни мутантов, ни оборотней. Нечисть разгуливает по городам лишь в голливудских блокбастерах. И лемурги, живущие бок о бок с человеком, тоже чья-то фантазия.
Нет ничего более отрезвляющего, чем запах асфальта вперемешку с автомобильными выхлопами. Характерный для города смог раньше мог вызвать у нее тошноту, но теперь она даже рада была, что дышит той гарью.
Неподалеку готовили курицу-гриль; аромат свежего мяса приятной щекоткой разбудил обоняние. Посторонних запахов не было. Посторонних тех, что пугают, тех, из-за которых нервы с утра на пределе.
Вокруг привычный московский пейзаж: вдоль бульвара извилистая изгородь лип, газон с оранжевыми петуньями, оживленная проезжая часть.
За автобусной остановкой, подложив под колени подстилку, сидела старуха в коричневой куртке с рваными рукавами. Лицо старухи скрывал такой же выцветший, коричневато-серый платок. Если мимо проходил человек, она жалостливо крестилась, наклонялась вперед, касалась головой тротуара. Рядом лежала трикотажная шапка в мелких цветочных узорах, в которой незаметной горсткой блестели монеты с десяток-другой рублей.
Из-под скамейки вылез котенок и прямиком направился к шапке с монетами. Пока он принюхивался, старуха распахнула ворот, достала оттуда завернутый в тряпку кусок колбасы. Сначала она сама откусила немного, остальное протянула котенку. Тот жадно схватил колбасу и сразу же умчался к ближайшей палатке, где быстро уничтожил добычу.
В рюкзаке затрезвонил мобильный. Пока Гера расстегивала рюкзак, звонки прекратились. Зато, одна за другой, упали несколько sms-ок: оператор сообщал о непринятом звонке, шеф требовал перезвонить, Катя успокаивала в отношении последних анализов.
Из всех троих самый нетерпеливый шеф. Этому человеку нужно звонить в первую очередь.
Леонид Анатольевич, это Гера. Что-то произошло?
Голос шефа был благодушным, но слегка озабоченным:
Зарплатную ведомость кто будет подписывать? Деньги в этом месяце не получаем?
Деньги Гере действительно были нужны, и Леонид Анатольевич знал, как для нее это важно. Поэтому она ответила вежливо, нажимая на страдальческие нотки в голосе:
Леонид Анатольевич, извините. С утра неважно себя чувствую. Это не потерпит до завтра?
Теперь уже, конечно, потерпит. Но завтра обязательно сделай.
Через минуту в трубке послышался другой голос: тревожный, родной.
Доченька, где ты пропала? С тобой все в порядке?
Не волнуйся, мам. Я уже еду домой.
Хорошо, моя дорогая. Не задерживайся.
Еще звонок.
Катя, ты что-то хотела?
Врач определился с диагнозом. Просили тебе передать, что нет у тебя ни СПИДа, ни сифилиса. Это простой, ничем не примечательный тонзиллит. Вылечим, плевое дело. Приедешь домой перезвони, поболтаем.
От разговоров с близкими людьми на душе у Геры стало комфортно.
Вот и выяснилось, что у нее обыкновенная форма болезни. Банальнее не бывает. Плевое дело, подлечат.
Жизнь снова обретала черно-белые полутона. И перемен в ближайшем будущем не предвиделось. Господи, как хорошо-то!
Она подошла ближе к озябшей старушке, достала из рюкзака кошелек, извлекла две сотни рублей и положила их в шапку.
Бабушка, идите домой. Купите себе что-нибудь, поешьте.
Сзади кто-то тронул ее за плечо. Раньше эту женщину Гера никогда не встречала.