Так вот, продолжал синьор Лугетти, Мы знаем, что происходило со Вселенной. Мы знаем, как остывало вещество. Мы можем ответить на множество вопросов: «Как формировались атомы?» и «Какой была плотность?», и «Когда начался процесс образования галактик?» Как, когда, где, сколько Но самым интересным и сложным для исследователя является вопрос: «Почему?» Этим я и занимаюсь уравнениями причинности в квантовой космологии.
Послушайте, сказал я, думаю, мне понятна ваша проблема. С женой, да? Я ее понимаю: если вы каждый день излагаете ей свои теории перед тем, как лечь в постель Давайте конкретно: она вас бросила или завела любовника?
В таких случаях лучше говорить прямым текстом: клиент сразу забывает о заготовленных вступлениях.
Кто? искренне поразился синьор Лугетти. Лючия? Любовник? Она Я пока действительно не объяснил, чего хочу именно от вас. Вы детектив. Вы хороший детектив, я навел справки
Занимаюсь исключительно семейными проблемами, вставил я.
Да, но три года назад вы раскрыли дело об убийстве Калабрезе в Чивитта-Рокко.
Я действовал с согласия полиции, и это был единственный случай
Неважно! Вы можете это сделать! Больше никто, я уверен, а вы можете!
Вы хотите сказать, медленно произнес я, что речь идет об убийстве? Я безусловно не смогу заняться таким расследованием. Если произошло убийство, и вам о нем что-то известно, вы обязаны обратиться в полицию. В полицию, синьор Лугетти. Вы обращались в полицию?
Я трижды повторил слово «полиция», чтобы он понял.
В полицию? переспросил Лугетти таким тоном, будто я посоветовал ему сходить в цирк. Вы представляете, за кого они меня примут, если я скажу: «Нужно расследовать трагедию, произошедшую двадцать три миллиарда лет назад»? А?
Он почему-то не подумал о том, за кого приму его я, если он задаст этот вопрос мне.
Да, речь идет об убийстве, неожиданно спокойно, сухо и уверенно произнес синьор Лугетти. Несчастный случай или самоубийство я исключаю, уравнениям квантовой причинности эти версии не соответствуют.
Я повторяю: вы должны сообщить в полицию.
Проблема в том, что я ничего не могу доказать сам. Этот проклятый вопрос: «Почему?» Мотив. Да. Должен быть мотив. И пока мы с вами его не узнаем
Хорошо, сказал я, в полицию позвоню я сам. Назовите имя погибшего. Скажите, когда это произошло. И где.
Да, кивнул синьор Лугетти, к этому я и веду. Произошло это примерно двадцать три миллиарда лет назад. А имя жертвы Послушайте, я же с этого начал! Большой взрыв. В тот момент погибла Вселенная!
* * *
Вы думаете, я решил, что синьор Лугетти сумасшедший? Многие, наверно, так и подумали бы, не спорю. Но я видел его глаза, его лицо, его руки, лежавшие на коленях, я слышал интонации его голоса, и мне ни на миг не пришло в голову, что этот физик свихнулся на своих теориях. Я повидал психов на своем веку десятки психически неуравновешенных и попросту больных клиентов требовали расследовать недостойное, по их мнению, поведение жен и мужей, друзей и подруг, любовниц, любовников и даже, бывало, сестер или кузин. Я давно научился отличать настоящую ревность от безумной жажды собственника иметь в своем личном распоряжении не только тело женщины, но и ее душу, ее мир, ее суть.
Это я к тому, что слова синьора Лугетти показались мне странными, непонятными, но никак не безумными. Я только попросил его повторить сказанное еще раз, поскольку не понял смысла и хотел удостовериться, что все правильно расслышал.
Вы все расслышали правильно, синьор Кампора, спокойно произнес посетитель. Речь идет о трагедии, произошедшей двадцать три миллиарда лет назад. Двадцать три миллиарда и еще сколько-то сотен миллионов, за точность этого числа ручаться не сможет ни один физик, в данном случае выступающий в роли патологоанатома. Многое в определении времени смерти зависит от того, какой была температура окружающей среды, какова влажность воздуха, сколько весил покойник, что он ел, от множества факторов, которые вам известны лучше, чем мне. Так и здесь существует множество теорий, и множество моих коллег, используя множество поистине уникальных наблюдений, дают свои значения возраста Вселенной по сути, возраста этого тела трупа, если хотите Да, прервал он себя, простите, я увлекаюсь, когда начинаю говорить о Вы останавливайте меня, когда надо, задавайте вопросы, тогда, полагаю, мы лучше поймем друг друга и сумеем вместе Вы умеете спрашивать, это ваша профессия.
Он замолчал, наконец должно быть, я все-таки сумел прервать его монолог своим взглядом, а может, у него иссяк энергетический заряд или что там есть у человека в мозгу, заставляющее говорить-говорить-говорить, а потом вдруг иссякающее, после чего заканчиваются слова, и говорить становится нечего, хотя, возможно, и хочется, потому что не сказанного все равно остается гораздо больше, чем уже произнесенного.
Давайте поставим точки над i, сказал я. Вам нужно кого-то найти? Это связано с вашей работой? Вы физик, как я понял. Что-то случилось. Давайте я буду задавать вопросы, вы отвечайте. Желательно коротко. Да-нет. Как?
Да, сказал он.
Понятливый, уже хорошо.
Где вы работаете?
Он посмотрел на меня изумленным взглядом. Действительно, ни «да», ни «нет» Я пожал плечами, и он ответил:
Лаборатория квантовой космологии, Римский университет.
Где живете?
Улица Гарибальдийцев, восемнадцать.
Женаты? Есть дети?
Женат. Жену зовут Лючия. Детей нет.
Возраст. Ваш, а не жены.
Тридцать шесть.
Ваша проблема связана с профессиональной деятельностью?
Да.
По вашему мнению, вы столкнулись с криминальным случаем?
Да, безусловно.
Смерть?
Да.
Мужчина? Женщина?
Он смерил меня изучающим взглядом. Пожал плечами.
Ни то, ни другое.
Я вздохнул. Вроде бы мы нормально начали, но если он сейчас опять свернет на ту же дорожку Может, подойти с другого конца?
Вы кого-нибудь подозреваете? Если речь идет о криминальном случае, то, что бы ни произошло, должен быть виновник, так? У вас есть подозрения?
Да.
Вы можете назвать имя?
Да.
Назовите.
Боюсь, что
Ну же
Потом. Я назову потом.
Ну, хорошо. Итак, погиб некто. Не мужчина и не женщина. Человек?
В определенном смысле. Я же сказал Вселенная.
Это имя?
Это да, в определенном смысле. Вы беретесь за мое дело?
Я долго смотрел в его глаза. Я старался понять, чего он все-таки от меня хочет. Почему он так и не сказал правды? Мне было любопытно. Я знал, что скажу «да», потому что не мог отказаться от дела, в котором ничего не понимал. В моей практике это случалось дважды. Первый раз когда я ушел из полиции, еще до того, как официально открыл агентство, и работал, как мальчик на побегушках, выполняя поручения коммендаторе Мальфитано, моего бывшего начальника. Он попросил меня проследить за неважно. Я проследил. То, что происходило в доме синьора назовем его синьором Зедда было понятно не больше, чем измена Кармеллы, от которой я тогда пытался оправиться. Мне и докладывать было нечего, потому что я не знал что именно из происходившего относилось к делу, что нет, а что мне вообще только мерещилось из-за моего больного тогда воображения. Но прошло время, и я разобрался. Понял. Как потом оказалось, понял даже то, во что коммендаторе Мальфитано не собирался вмешиваться и совсем не хотел понимать. Ладно. Потом был еще случай, на третьем, кажется, году я взял на работу Беппо, тоже бывшего полицейского, отличный был филер, равного ему я и сейчас не знаю. Когда он погиб, глупо, нелепо, переходил улицу (на красный, естественно, он никогда не признавал светофоров), и его сбил грузовик, так вот, когда он погиб, я закрыл бюро и целый месяц пил, тогда-то да, тогда-то Кармелла ко мне и вернулась, вот странно: когда мне было хорошо, когда я был на коне, когда мог ей что-то дать, позаботиться, тогда ей было это не нужно, она искала чего-то другого, а когда мне стало плохо, работа разваливалась, я мог лишиться лицензии, и денег не осталось ни лиры, почему она вернулась именно в тот день, пришла, сунула ногу под дверь, не позволяя мне закрыться в квартире, протиснулась в прихожую и сказала: «Джузеппе, ты можешь приготовить мне кофе?»
Да. И на другой день появилось то дело. Потом я выступал в суде, как свидетель, и все разложил по полочкам. Это туда, а это сюда. Адвокат подсудимого слова не смог вставить. Все было ясно. А когда работа начиналась, понятно было только, что если я это распутаю, то гонорар позволит выплыть, и не только выплыть, но даже взлететь, я сказал Кармелле: «Это потому, что ты вернулась. Теперь у нас все будет хорошо».
Но все не было хорошо. Не бывает, чтобы хорошо было все. Что-то всегда остается. Не вокруг, а во мне самом, и я сам не всегда понимал, что именно оставалось во мне после того или иного дела, от того или иного клиента, той или иной ситуации. Почему я на пятой минуте разговора не сказал синьору Лугетти: «Извините, у меня нет времени»?