После сладкой концовки мне хотелось встать, одеться и сесть за машинку. В голову приходили мысли, надо было поскорее перенести их на бумагу. А Наде после долгого душа хотелось поваляться. И я валялся вместе с ней, изнывая от мысли, что теряю драгоценное время.
Нам бы жить семьей, в одной квартире. Когда Надя говорила, что у нее уже нет сил, это означало: хватит прятаться, давай что-то решать. Но решать я не мог и не хотел. Я все больше убеждался, что Надя, при всех ее прелестях не совсем то, что мне нужно. А может быть, совсем не то.
Меня уже не увлекала практика в английской беглой речи. Не получалось интересного разговора даже на своем языке. Надя общалась, как это принято у москвичек. Рассказывала со всеми подробностями, как прошел день. С кем встречалась, кто что сказал, что она ответила. Она то ли не умела, то ли не хотела сокращать речь. А я, привыкший сокращать, и прежде всего самого себя, приходил в ужас: как можно столько фонтанировать ни о чем? Где свежие оценки? Где необычные впечатления? А самое главное где мысли? Или их вообще нет?
Сбегая из дома к Наде, я сбегал от Нади к себе домой, проклиная себя за неспособность найти ту женщину, которая мне нужна. Ведь живет же она где-то и, может быть, мается с мужем, который создан совсем не для нее. Или едет сейчас в метро, в одном вагоне со мной. Иногда мне встречались женщины очень даже ничего. По глазам было видно, что в принципе можно подойти и познакомиться. Но что-то мешало, скорее всего, старомодная боязнь показаться смешным. И все кончалось ничем. То ли я выходил на своей остановке, то ли она. Хотя кто может поручиться, что это была именно она?
Глава 20
Вечером Вера вошла ко мне, прикрыла за собой дверь, опустилась в кресло, положила батон на журнальный столик. Спросила будничным тоном, что будем говорить в суде? Как объясним причину развода? Я спросил с усмешкой: уж не подала ли она заявление?
Не подала, так подам. Это дело решенное.
Как хочешь, так и объясняй.
Чтобы развели без проволочек, нужно согласовать причину развода. Итак, что ты предлагаешь?
За дверью послышалось какое-то движение. Похоже, Женя оттопырила локаторы.
Ну, можешь сказать, что тебе надоел мой храп.
Коварно, отреагировала Вера. Могут потребовать запись. А ты, к сожалению, только сопишь.
Так и быть, похраплю под запись. А еще можно сдать меня пару раз в милицию за пьяный дебош и рукоприкладство.
Я не шучу, Терехов. Нам действительно нужно разойтись, с напором сказала Вера.
Тогда тебе придется всю ответственность взять на себя. Скажешь, что встретила другого человека. Этого вполне достаточно. А я скажу, что тоже встретил.
Ну, вот и договорились, в тоне Веры прозвучала горькая решимость.
Дверь открылась, Женя вошла и села в кресло.
Вы что, совсем ненормальные?
Женечка, так будет лучше для всех, сказала Вера.
А нас с Денисом ты спросила? Мама, тебе не кажется, что ты слишком далеко заходишь?
Твой папа, доченька, с дрожью в голосе сказала Вера, в своих статьях учит жить других, а сам не понимает самых простых вещей. Надо любить тех, кто любит нас. А еще он не понимает, что трудно любить того, кто тебя не любит. Но еще труднее любить, когда знаешь, кого любит твой муж. У твоего папы появилась новая надежда. Вот пусть он ее и получит по полной программе.
Только теперь я понял замысел жены. Она хочет, чтобы я ушел, вовсе не для того, чтобы ушел навсегда. Она хочет, чтобы я приполз обратно, как побитый пес, скуля и виляя хвостом. Неплохо задумано.
Папа, ты серьезно решил уйти к этой женщине? с возмущением спросила Женя.
Я молча покачал головой. Дочь перевела взгляд на мать: мол, ты видела?
Ну, правильно, с сарказмом отозвалась Вера. Совсем уходить он боится. Нет, доченька, мне квартирант не нужен. А вам с Денисом не нужен такой отец.
Последние слова жена произнесла немного театрально.
Ну, уж какой есть, мама, другого ведь не будет, совсем по-взрослому отозвалась Женя. Или кого-нибудь приведешь?
Иди, занимайся своими делами, прикрикнула на нее Вера. Не лезь в отношения родителей.
Лезла, и буду лезть. Или вы помиритесь, или я уйду из дома. Жить в такой обстановке я не могу и не буду! в глазах дочери стояли слезы.
В квартиру позвонили. Женя открыла. Это была Лора с тортом в руках. Подруги пошли в кухню пить чай. Вера и Денис присоединились к девчонкам. Был слышен их смех. Вера смеялась громче всех. Лора позвала меня я отказался. Я не мог сидеть с Верой за одним столом.
В квартиру позвонили. Женя открыла. Это была Лора с тортом в руках. Подруги пошли в кухню пить чай. Вера и Денис присоединились к девчонкам. Был слышен их смех. Вера смеялась громче всех. Лора позвала меня я отказался. Я не мог сидеть с Верой за одним столом.
Я пытался работать. Но сосредоточиться было невозможно. Вера уже не смеялась, а нервно хохотала. Что ж, ладно, отложу работу. Посмотрю телевизор. Но появились барышни. Дочь с тортом. Лора с початой бутылкой шампанского. Сели в кресла, молодые и красивые. Оказывается, Лора пришла за благословением. Через неделю свадьба с Фунтиковым.
Большая мастерица Лора устраивать подобные сцены. Сама себе актриса, сама режиссер. А Женя у нее на подхвате.
Сидите тут, как в тюрьме. Сколько всего в жизни происходит мимо вас, высказалась Лора, усаживаясь с мягкое кресло.
Папка у нас семейный холостяк, подыграла Женя.
Я не нашел ничего лучшего, как снисходительно выдохнуть:
Ах-ах-ах! Какие мы подкованные, какие мы раскованные.
Лора появилась в нашем доме совсем пацанкой. Глядела на всех с откровенным детским любопытством. Повышенный интерес при этом бывает трудно заметить. Взрослые вообще обращают мало внимания на то, какими глазами смотрят на них дети. И часто даже не догадываются, что стоит за этим интересом.
Лора не любила свой дом, где один мамин хахаль сменял другого. Мы с Верой жалели ее и не возражали, когда Женя приглашала подружку на семейные праздники и вылазки на природу.
Общение было тесным, семейным. Когда я учил Женю танцевать вальс, Лора была тут как тут: «И меня поучите». И когда учил дочь плавать Наблюдая с берега, Вера первая что-то увидела. После этого она стала относиться к Лоре холодно, пыталась повлиять на дочь: не сменить ли ей подружку? Женя не понимала, с чего вдруг Лора перестала нравиться маме. «Она старше тебя и может научить чему-нибудь нехорошему», сказала Вера. «У меня своя голова на плечах», отвечала Женя. И Вера отстала. Но Женя поделилась с подружкой подробностями разговора с мамой. И теперь уже Лора тихо и незаметно невзлюбила Веру.
Вера считала Лору куда большим искушением, чем все женское общежитие. А я даже мысли не допускал, что между мной и этой лолиткой может что-то возникнуть. Есть мужская заповедь: не блуди там, где работаешь и где живешь.
Папка, как ты считаешь, кто из нас лучше? спросила Женя.
Конечно, ты, сказала Лора.
Молчи, не тебя спрашивают, шикнула на нее Женя.
Я посмотрел на дочь. Вылитая мать, но разрез и цвет глаз мой. Ну в некотором смысле нарцисс я, а какой отец не нарцисс?
Обе хороши, я посмотрел Лоре в глаза Ну что? Уж замуж невтерпеж?
Алых парусов на моем горизонте все равно не предвидится, Юрий Леонтьевич.
Сказано было с нескрываемой, даже подчеркнутой горечью, но я пропустил мимо ушей.
Что ж, рад за тебя.
Нет уж, давайте, как положено, благословите.
Она подставила лоб, гладкий, розовый, прохладный. Я прикоснулся губами и неожиданно почувствовал волнение. Мне показалось, что Лора дрожит. Нет, ничего мне не показалось. У нее скривились губы и мелко-мелко задрожжал подбородок
Лорик, ты чего? удивилась Женя.
Она первая заметила, что Лора плачет, только без слез.
Совсем как Арина Ну и что из этого вышло? Тогда я забыл, что между нами пропасть в двадцать лет. А когда опомнился, было поздно
Арина появилась в моей жизни по почте. Прислала в редакцию свои размышления о жизни, а потом пришла сама. Нельзя сказать, что красотка, но фигура рюмочкой. Она опьяняла. Хотя была закупоренная, вся в себе. У нее были размышления и взгляды на жизнь очень одинокого взрослого человека. А меня именно глубина всегда завлекает. А красота всегда под сомнением или подозрением.
В то время Вера уже уехала в Москву. Я жил в Павлодаре с Женей. Вера должна была показать себя в работе, скрывая, что у нее есть дочь. Женщин с детьми по лимиту не брали.
Я никогда не обольщал ни одну женщину. И Арины, не добивался, и ее не покорял. Она пришла сама. Держалась настороженно. Как кошка, ловила каждое мое движение. Мне было за тридцать. Я знал, что от недотрог надо держаться подальше. В этом глупость моей жизни. Знаю, что нельзя, и все же вовлекаюсь.
Через год я отвез Женю к Вере. Но прописаться в Москве не мог, вида на жительство еще не было у самой Веры. Полетел в Алма-Ату. Но пробыл там у Стасика всего неделю. После его объявления, что у Полины на меня идиосинкразия, улетел в северный городок нефтяников Стрежевой. Выбил себе комнатушку без мебели. Софу и стол сделал себе сам, в столярном цеху. Арину не звал прилетела сама, без телеграммы.