Сложные люди - Нина Третьякова 16 стр.


 Алло.

 Давай быстро ко мне!  резко скомандовал голос в трубке.

 Эм, я,  не мог сообразить парень сразу, что происходит, и помедлил пару секунд.  Сейчас?

 Сию минуту!

 Понял.

Гоша побежал в залу, крича на ходу:

 Кеша, мне пора, замдиректора вызывает!

 Что? Зачем?  мгновенно отреагировал Арсений, уже стоя в дверном проеме комнаты, в которой Гоша наспех натягивал брюки, застряв до половины в горловине кремовой рубахи с коротким рукавом.

 Не знаю, Кеша, я не в том положении, чтобы задавать вопросы,  немного помедлив и тяжело выдохнув, он наконец-то остановился, повернулся к товарищу и сказал:  Честно говоря, друг, скоро у меня могут начаться серьезные проблемы, а я предпочитал думать, что все окончено, но ведь я почти что покалечил человека, знаешь ли и опустив глаза в левый нижний угол, он очень по-доброму хлопнул Кешу по плечу. В жесте чувствовалась некая обреченность.

 Я был там, никакого человека ты не калечил!  громко подбадривал Арсений своего друга.

 Ха, боюсь, судья с тобой не согласится,  ответил Гоша.  Все, я ушел, еда в холодильнике.

Георгий сбежал по лестнице, а Кеша проводил его взглядом. Он был оптимистично настроен и не хотел думать ни о чем плохом, но в глазах все же читались легких страх и беспомощность.

Гоша же, пока бежал в свой техникум, ничего не боялся. Он был готов ко всему, не боялся ответить за содеянное и хотел положить этой ситуации конец: трусость и недосказанность была не в его характере, он был даже рад наконец-то снова понять, что к чему.

 Гоша? Куда это ты?  удивленно остановила летящего парня его мать.

 Вызывают в техникум, мам, мне некогда, там дома Кеша, накорми его,  быстро ответил Георгий и, не дожидаясь ответа, полетел дальше.

 Как же Попробуй накормить бездонную бочку,  уже самой себе говорила Людмила, но когда она смотрела вслед своему сыну, мысли ее были совсем не о том

Люда шла домой из школы, в которой проводила уроки для младших классов. Ее рабочий день уже закончился, но почему-то ей перехотелось идти домой. Она еще не успела зайти в магазин, в руках не было тяжелых сумок с продуктами, так что она просто пошла в другую сторону. Она была уверена, что двадцатидвухлетний парень сам сможет разогреть еду. Люде казалось, что внутри парней в этом возрасте живет всеядный монстр, который способен поглощать пищу сколь угодно часто и много. Так Люда прошла по широкой улице, ведущей через рынок к железнодорожному вокзалу. У нее не было определенной цели, и от этого было немного не по себе так как с тех пор, как ей стукнуло она даже не могла припомнить сколько именно, жизнь больше не предоставляла ей возможности «побродить».

Вот она уже заметила здание железнодорожного вокзала, сами рельсы еще были не видны, но с каждым шагом по пути к этому вечно живому месту, вершащему сотни судеб ежедневно, на нее снисходило теплое чувство ностальгии. Она вдруг вспомнила, как они с Павлом впервые приехали сюда, он домой, а она из дома, тогда еще не было ни Гоши, ни Андрюши, но был Паша Люда подумала, что она еще вовсе не такая старая, и она думала о том, что Павел тоже сейчас бы не был старым, они оба бы были в своих «сороковых». И вдруг ей захотелось помечать о том, что, если бы он был сейчас жив, возможно, они могли бы вместе прийти на этот вокзал и вспомнить, с чего все начиналось, но чем реальней ей удавалось представить это, тем ясней она понимала, что, скорее всего, этого бы никогда не случилось.

Как бы она объяснила Павлу, что ей вдруг захотелось побродить он бы наверняка подумал, что она спятила вконец, ведь при его жизни у них было не очень-то много романтики все больше заботы, быт. Люда вовсе ни о чем не жалела, было много теплых воспоминаний и ей было совершенно ясно, отчего они так мало говорили, отчего так мало ходили, отчего так редко держались за руки. И она не желала себе другой жизни, точно зная, что и Павел никогда не хотел другого, он был ее мужем, а она была ему женой, они были обычной семьей каких тысячи.

Но потом он умер. Люда уже дошла до самого конца помещения железнодорожного вокзала, она размышляла о своем и стояла около прилавка с канцтоварами, синие и зеленые тетради в косую и в клетку с надписью «Тетрадь» на 12 листов по две копейки и на 18 по три, дневники цвета слоновой кости, с надписью «Дневник», синие и черные шариковые ручки по 11 и 35 копеек, простые карандаши с ластиком и без по 1 копейке и выше она постоянно имеет дело с подобными вещами в школе.

Тут ей на глаза попался красивейший блокнот коричневого цвета: он походил на очень важную записную книжку. Обложка напоминала кожаную, и от нее просто невозможно было отвести взгляд. Ценник же угрожающе намекал, что это очередная вещь, которую Люда не могла себе позволить. Однако неожиданно для самой себя, она достала из кошелька четыре рубля двадцать копеек без сдачи и протянула продавщице.

 Вон тот коричневый блокнот, пожалуйста.

Продавщица покорно взяла в руки единственный экземпляр этого почти «золотого» изделия и вручила Людмиле та была вне себя от восторга. Люда даже не поняла, отчего этот блокнот принес ей столько эмоций. И вот она, не пряча его в сумку, а положив под мышку, словно папку, пошла к выходу. Теперь же, направляясь домой, женщина тихо порадовалась: во-первых, потому что на этот раз у нее было оправдание своей прогулке, а также самому факту того, что ее маленькое приключение еще не окончено.

13

 Присаживайся,  спокойно, оторвав взгляд от бумаг лишь на секунду, проговорил Денис Гаврилович.

Гоша переступил порог кабинета и аккуратно присел на стул, стоящий перед столом. Он молча просидел около минуты, боясь нарушить тишину и ожидая, когда Денис Гаврилович освободится.

 Чего молчишь?  наконец-то отодвинув от себя на какой-то сантиметр бумаги, спросил мужчина Гошу, на что тот уставился на него, сглатывая слюну.

 Ничего Надеюсь, не опоздал начал что-то бормотать парень.

 Нет, не опоздал. Что нам теперь делать, Георгий, не знаешь случайно?  задал еще один вопрос замдиректора.

 Никак нет,  и через секунду добавил,  но я благодарен, что вы позволили мне навестить родных.

 Что же, думаешь, я тебя собираюсь упрятать за то, что ты размозжил голову Антону?

Гоше нечего было ответить, и он просто опустил глаза.

 Ладно, слушай сюда. Ты больше не сможешь работать с Витей, а знаешь все почему?

Гоша все еще молчал, но он понимал, что ему следует поднять глаза, так как Денис Гаврилович обращался к нему.

 А это все потому, что ты дурак!  многозначительно, но негромко сам себе ответил замдиректора. Гоше только и оставалось сглатывать слюну, которая символически означала беспомощность, нервозность и осознание скользкого положения, в которое он сам себя поставил.

Но мужчина продолжал:

 Значит так, я тебе буду говорить, а ты будешь слушать. И еще одно.

 Что?  с готовностью, словно продолжая монолог, спросил Георгий.

 У тебя нет возможности мне отказывать, ты меня понял?  очень серьезно сказал замдиректора.  Ни в этот раз, ни в любой другой.

 Понял,  соглашался Георгий.

 Через две недели ты поедешь в Киев, будешь сдавать там экзамены, я устрою тебя в институт, пойдешь сразу на второй курс в МВД, на юридическое отделение, со специальностью решим по ходу. В Павлограде я не смогу тебе помочь, меня не так поймут.

Георгий слушал этого мужчину в строгом костюме и не верил своим ушам, он мог подумать, что тот предложит отбывать свой срок в более-менее нормальных условиях, или же в лучшем случае (о котором он и мечтать не смел) просто закрыть глаза на случившееся, но предложение о продолжении обучения в институте, еще и в столице что-то здесь было не так Да если бы он знал, что для этого нужно было разбить лицо тому парню, который, между прочим, сразу ему не понравился, то его вовсе не обязательно было для этого вести в ресторан, Гоша бы и в любом другом менее шикарном месте с этим справился на ура.

Назад Дальше