Первое слово дали прокурору. Это был мужчина лет сорока. В прокурорском кителе он выглядел щупленьким и слегка сутулился. Но обладал, зато очень жёстким, характерным для его профессии голосом и буквально чеканил каждое слово. Он довольно долго перечислял статьи обвинения, которое следствие вменило ныне подсудимым. А их помимо четверых в «клетке», было ещё четверо на первой от судейского стола скамье подсудимых. Двоими в их числе являлись как раз те, с кем Пашка познакомился в то злополучное утро у стен своей школы Вадик и некто «Сёма».
Весь зал, будто замер на время выступления прокурора. Слушали все и очень внимательно, пусть даже и, не понимая всего, что скрывалось за этими сухими цифрами и номерами статей. Но каждое новое слово обвинения вызывали, то тут, то там тяжелые вздохи.
Закончив, прокурор попросил опросить первого свидетеля и потерпевшего. Судья согласилась. Девушка секретарь поднялась со своего рабочего места и, проследовав к дверям зала, вышла в коридор. Через несколько минут она вернулась в сопровождении той самой девушки, к которой Пашка ездил с дружками старшего брата.
Сейчас она была и одета иначе, и лица не прятала за огромными очками, но Пашка узнал её сразу. Пусть и лица в тот момент толком не разглядел, и прошло уже несколько месяцев, но он безошибочно догадался, что это именно она.
Следом в зал вошла женщина в меховом берете и длинной шубе. Пашка, как впрочем, и все присутствующие в зале взглядом проводил мать и дочь до трибуны, где они и остановились. Судья вначале обратилась к девушке с просьбой представиться. Та ответила. Голос у неё дрогнул и она, смутившись, опустила взгляд. Наверняка чувствовала на себе несколько десятков далеко не дружелюбных взоров. Мать Елены Ярцевой, так девушка представилась, наоборот, чувствовала себя вполне уверенно, если не сказать более. Так, наверное, держатся те, кто чувствует или знает о своём превосходстве, считает себя хозяином положения. Она стояла, выпрямившись с высоко поднятой головой и, смотрела на судью, которая в этот момент задавала вопросы её дочери. Один только раз она взглянула на подсудимых в «клетке» и разок оглянулась на зал, когда на ответы её дочери в среде молодежи зародился ропот.
Пашка в этот момент, внимательно наблюдавший за всем, что происходит, увидел её лицо. Это было лицо человека, который, мягко говоря, относился отрицательно, с долей презрения к тем, кто там, за спинами, сидевших на скамьях, начал шептаться и выказывать своё недовольство показаниями, что давала её дочь Елена Ярцева.
Когда Лена окончательно потеряла какую-либо уверенность в себе и её голос и без того слабый и вовсе начал дрожать и срываться в диалог с судьёй вступила её мама. И вот тут то все собравшиеся в зале с изумлением услышали, что общается она с судьёй как равный с равным. Что голос у этой, казалось бы, хрупкой на первый взгляд женщины с аристократичными манерами, довольно силён, чтобы прозвучав в зале заставить с первых же секунд умолкнуть за спиной все шепотки. Она говорила с чувством собственного достоинства. Тоном человека, оказавшегося в обществе ниже своего социального статуса. Это наверняка почувствовал каждый в зале. Говорила грамотно хорошо поставленным голосом. Речь звучала чётко. Складывалось впечатление, что эта женщина в дорогой шубе и меховом берете, пришла сюда не свидетельские показания давать, а сделать обвинительное заключение. И что было более всего странно, так это то, что судья ни разу её не остановила.
Наконец, казавшийся бесконечным обвинительный монолог этой женщины закончился. Вопросов Ярцевым задавать никто не стал, и они двинулись к выходу. Лена шла следом за мамой, низко опустив голову и не поднимая взгляд. Её мама шла как победитель: поднятая голова, вызывающий огонёк в глазах.
Далее начались опросы остальных свидетелей и самих подсудимых. В зал суда одного за другим приглашали личный состав того самого дежурного наряда который первым оказался на месте. Они выступали не только как свидетели, но и как потерпевшая сторона. Как выяснялось в ходе заседания, между подсудимыми и сотрудниками милиции в квартире завязалась самая настоящая рукопашная схватка.
Обе стороны перекладывали вину друг на друга. Адвокаты оживились и между ними то и дело возникали перепалки. Судья зачастую была вынуждена прибегать к помощи деревянного молотка, дабы в зале восстановился порядок.
Теперь всем присутствующим становились известны подробности той ночи. Молодёжь оказывается, не просто оказало сопротивление милиции, она напала на неё. Сотрудники наряда в ту ночь оказавшись в меньшинстве и по сути в роли потерпевших.
ОМОНовцам тоже не сразу удалось справиться с подсудимыми. С их появлением, побоище вспыхнуло только с новой силой. Один из бойцов, командир отряда, так и охарактеризовал происшедшее, сказав, что «эти стояли насмерть». Его слова частично подтверждали соседи по жилой площадке и подъезду, частично фотографии с места происшествия. Со слов сотрудников милиции и ОМОНа, подростки пускали в ход всё, что только попадалось им под руку. Об людей была переломана практически вся мебель, задействована посуда, все стеклянные бутылки были перебиты и превращены в оружие «розочки». Кто-то из подростков умудрился голыми руками собрать осколки битого стекла и бросить их в лицо сотруднику милиции. Человек получил серьёзные повреждения, и со слов адвоката, представлявшего сторону правоохранительных органов, теперь скорей всего получит инвалидность и далее продолжать трудовую деятельность не сможет.
Адвокаты со стороны подсудимых в долгу не остались. Суду была представлена масса медицинских заключений о повреждениях у их подопечных. Более всего досталось Вадику. Там присутствовало и сотрясение и черепно-мозговая и какие-то проблемы с отбитой сетчаткой глаза. Словом подписали тоже под инвалидность. К тому же подсудимые хором утверждали, что в отделе милиции, куда их доставили после задержания, всех их несколько часов методично избивали. Участвовали в этом, по их словам, все находившиеся в тот момент на дежурстве, и большинство травм и повреждений они получили именно там, а не в квартире.
Адвокаты ловко это использовали, так как сотрудники милиции сами допустили ошибку и медики к подсудимым были допущены только по прошествии нескольких часов.
Благодаря этому, роль Семёна Богатикова, или «Сёмы», как знал его Пашка, к концу заседания вообще поменялась. Его из подсудимого переквалифицировали в свидетеля. А из его показаний следовало, что по приезду в квартиру он через некоторое время уснул и проснулся только тогда, когда его начали избивать. С его слов испугавшись за свою жизнь, так как били будто хотели убить, он и оказал сопротивление. Сопротивление он оказал с одной лишь целью чтобы защититься и убежать, ибо не понимал что происходит вокруг, а главное, не знал, кем являются избивающие его люди
Заседание затягивалось, и судья перенесла его на следующий день.
Утром следующего дня дослушали показания последних свидетелей из списка. Ими были жильцы подъезда. Показания их единством не отличались и, по сути, только добавили несколько спорных моментов. Чем воспользовались юристы обоих сторон, в том числе и прокурор. Затем выслушали самих подсудимых. Каждый из них выступил с заранее подготовленной речью. Это, выражаясь юридическим языком, было их последнее слово.
Наступила очередь прокурора. Мужчина встал со своего места, взял папку в руки и около получаса перечислял, напоминал и квалифицировал всё содеянное подсудимыми. Постепенно от слов он перешёл на язык цифр, перечисляя огромное количество статей, пунктов, параграфов под которые, по его мнению, подпадали действия подсудимых. В конечном итоге он запросил у суда, наказание в виде лишения свободы для всех подсудимых. Размер срока прозвучал не маленький, от семи до двенадцати.
Удар молотка и суд удалился на совещание. Народ вереницей потянулся к выходу. Люди обсуждали то, что они услышали сегодня и вчера. Молодежь недовольно роптала. Четверо, что были на скамье подсудимых в зале, а не в клетке нервно курили на улице.
Совещание на всеобщее удивление оказалось скоротечным. Не прошло и двадцати минут, как суд вернулся в зал. Женщина в чёрной судейской мантии зачитывала приговор стоя, стоял и весь зал.
В гробовой тишине звучало одно решение за другим. Фамилия Юрки в процессе заседания фигурировала чаще других и на сей раз, она прозвучала первой. Получил он восемь лет общего режима. Пашка в этот момент бросил на него взгляд, старший брат склонил голову и провёл ладонью по бритой голове. Он сам в письме рассчитывал на срок всего лишь на год меньше. Вера Васильевна, когда прозвучал приговор для ее сына, покачнулась. Она в этот момент держала младшего за локоть, и тот, почувствовав это, обратил всё внимание на неё. Мать отпустила его руку и, достав с сумочки носовой платок, молча, вытерла слезы