Злые домыслы вокруг давних историй живы. Плохая для России идея «каждый за себя» работает на отдаление этносов друг от друга. Пытаются убедить малые народы, что они в осажденной крепости и могут выжить только среди своих. Однако в нашем обществе традиционна идея общности всех людей. «Только русские позволяют себе роскошь воевать из чувства сострадания», говорил генерал Михаил Дмитриевич Скобелев.
Вечное стремление русской цивилизации не покорять малые народы, не ломать их жизненные уклады, а включать в свою среду, с сохранением традиций и языка. Никогда не шла речь об обращении в свою веру. Аборигены сами ею интересовались. Много лет прошло со времени продажи Аляски (1876 г.), а эскимосы-юпики и алеуты всё чтят святого Германа Аляскинского с Елового острова (канонизован в 1960 г.), посещают церковь Вознесения Господня Московского патриархата на Уналашке, главном острове Алеут. Как то в бывшем аляскинском селе Бухта Трех святых (ныне Старая Гавань) баптисты уговорили нескольких православных перейти в свою веру на Страстную Пятницу 1964 г. Однако в этот день 28 июля в 17 часов 36 минут точно в момент «перехода» грянуло Великое Аляскинское землетрясение. Цунами смыло все дома, кроме православного храма. Население это восприняло как кару Божью. Миссия баптистов закончилась разгромом и изгнанием. Покорением и ликвидацией несогласных занимался Запад. Он и ныне посильно продолжает эту линию. Другое дело, что ресурсы не те. И объяснения, почему это для пользы тех, кого бомбят крепко пожухли.
Глава вторая. Повелитель рыб
Семен ночевал в избушке из плавника, сложенной безвестными добрыми людьми в устье небольшого распадка. Окна и дверь отсутствовали. Крыша и печка были. Уже приемлемо. Если с утра наготовить растопку и дров, то вечером после дальнего похода, можно обогреться и просушить одежду. А ещё возле избушки есть подлинное сокровище (для тех, кто понимает): железная бочка без дна на костровой яме. Внутри два ряда решеток. Рыбку коптить.
Скалы прикрыли домишко от лаптевского ветра. После ужина, передохнув, Семён поднимался на самый высокий камень, с которого было видно море. Радовался вечерней заре-послесветию перед пока недолгой, но с каждым днем всё прираставшей тьмой. В небе появился месяц, тонкий полупрозрачный серпик. Свежий лаптевский ветер немного усмирял мошку. В сумерки холмы кряжа Прончищева прирастали высотой и объёмом. Из распадков выползал вечерний туман.
Тишина. «Для того, чтобы услышать себя, нужны молчаливые дни», полагали индейцы. Классные места для современников, утомленных в битве за бабло. Лаптевский берег как раз там, где «молчание подобно топоту табуна, А под копытами воля, Где закат высекает позолоченный мост между небом и болью» (АлисА).
Да, «здешняя жизнь дом того, у кого нет дома» («Тысяча и одна ночь», «Рассказ о водяной птице и черепахе»). На берегу дыбились груды плавника: коряги, сучья, стволы лиственниц. Попадались доски с кораблей, Однажды Семён нашел большой рулон линолеума, крепко измятого волнами, в дырах. Ценная вещь. Рулон и доски отнес к избушке. Рассчитывал со временем закрыть пустоту оконных проемов. Дверь сотворить. Известно же, в России каждый нормальный мужик сызмальства имеет профессии электрика, плотника, строителя, сантехника, механика, кулинара. Ну, и физика-ядерщика, само собой (шутка). Иначе не прожить. Никому нужен не будешь.
В отсутствие Семёна к жилищу устремлялся местный мохнач. Полагал участок своим. Оттого на всякий пожарный парень держал под рукой заряженную ракетницу. По малым признаком медведь всегда знал, дома ли постоялец. Выжидал, когда тот отправится в очередной дальний поход. Отсутствие Семёна выдавали исчезновение «лягушечки» и печного дымка. Очень интересовался подсоленной копченой рыбкой из Семёновых запасов и канистрами с бензином, привязанными к потолку. Достань он ёмкости, Семён лишился бы всякой возможности передвижения. К бензину мишка тянулся из-за возбуждающего резкого запаха. Вспомним малолетних наркоманов из девяностых с клеем БФ и тем же бензином в пластиковых пакетах на головах.
Пока (тьфу-тьфу!) обходилось малыми поборами. Драгоценные канистры целы. Каждое посещение легко опознавалось по запашку-перегару. Медведи ничем не брезгают, включая падаль, оттого дух от них ещё тот. Зиму всей душой ненавидят. Проспать стараются, ищут места под берлогу в пещерах и среди «чемоданов», блоков развалившихся скал. В тёплые края на зимовку не рвутся. Отечество любят. Куда опасней проходившие мимо лоси. Эти проложили поблизости собственную тропу. Медведь-хозяин им не указ. О лосиных боевых возможностях в народе поговорка живет: «На медведя идешь, постель стели, на лося идешь, гроб теши». В схватке с человеком мохнач инвалидом сделает. Лось насмерть забьёт.
Пока (тьфу-тьфу!) обходилось малыми поборами. Драгоценные канистры целы. Каждое посещение легко опознавалось по запашку-перегару. Медведи ничем не брезгают, включая падаль, оттого дух от них ещё тот. Зиму всей душой ненавидят. Проспать стараются, ищут места под берлогу в пещерах и среди «чемоданов», блоков развалившихся скал. В тёплые края на зимовку не рвутся. Отечество любят. Куда опасней проходившие мимо лоси. Эти проложили поблизости собственную тропу. Медведь-хозяин им не указ. О лосиных боевых возможностях в народе поговорка живет: «На медведя идешь, постель стели, на лося идешь, гроб теши». В схватке с человеком мохнач инвалидом сделает. Лось насмерть забьёт.
Этим вечером Семён на смотровую площадку не пошел. Победило давнее желание хорошенько вымыть голову. С его цыганской шевелюрой в пыли и копоти до колтунов очень недалеко. Полевая помывка Семёна проста и эффективна. Прокипятил печную золу в ведре, твердый остаток отбросил. Получился раствор щёлока не хуже шампуня. Таким веками мылись в деревнях, озадачивая иноземцев. Банька в каждом русском дворе им казалась странной. Известно ведь, что хорошо почёсанная спина считается помытой. А раз так, к чему её мыть.
После купанья кожа задышала. Вечер удался. Теперь и поужинать не грех. Копченым ленком, естественно. Рацион у нашего героя по сложившимся обстоятельствам исключительно рыбный. Оленёк с притоками волшебный край для умеющих держать в руках рыбацкую снасть. По их мнению, тучи гнуса над Оленьком, комары, оводы и следующие с небольшим интервалом мошка и мокрец, оставаясь абсолютной мерзостью, выполняли важнейшее дело: питали рыбу. За это Семёном прощались. И ещё. Комар и мошка Севера естественная охрана природы, спасающая её от праздных туристирующих элементов. У них не забалуешь. Их нельзя подкупить.
Гнус ничто не брало. Ни дымный костёр, ни олений жир с отдающим чесночком диким шнитт-луком (он же лук-скорода), ни добавленная в него солярка. Чуть-чуть потом полегче, но пот смывал жир, и кровососы атаковали с новой силой. Когда у Семёна еще был маргарин, им мазался. Дома, в Черноземье, были свои особые приемы. Тлеющие кусочки берёзовых трутовиков Piptoporus betulinus в железных баночках рядом с рабочим местом. И прочие лайфхаки. Например, в лесу желтую рубашку носить. Тряпочкой, выдержанной в муравейнике, протереться. Немного спасало. Или ящички из-под яиц использовать. Долго тлеют. Комарам не любо. Только здесь не там.
«ДЭТА»! Несчастен на Оленьке тот, кто поверил сему патентованному средству. В 1944 г. этот диэтилтолуамид синтезировал Сэмюэл Гертлер для армии США. Вроде бы помог борьбе с москитами в тропиках. На Оленьке у «ДЭТЫ» провал. Как и у «Москитола». Как у смеси рипудина с березовым дёгтем. Или ванилина с детским кремом с добавлением валерианки или без неё. Гвоздичного масла. Смеси шампуня с постным маслом и уксусом. Камфарного масла с ванилином. Мощного коктейля из дёгтя, керосина и солярки. Подсолнечного масла с уксусом и мылом. Говорили, «Тайга» получше, да где её взять? Не спасали эти средства ни людей, ни изможденных несчастных северных оленей. Тем не позавидуешь. Из-за гнуса втрое меньше щипали ягель. Впятеро меньше отдыхали. Всё кружили на площадках-тандерах по двадцать часов в сутки. При беге возникал встречный ток воздуха, отгонявший насекомых. Бедняг летом раз двадцать опрыскивали всякой химией, дай Бог памяти: ветерином, уморелом, дельцидом. Семён нашел в старом оленьем корале (загородке) емкость с остатками неприятно пахнувшей пакости и надписью «передерий». Развел раз в десять. Попробовал. Неплохо, но нельзя дотрагиваться потом до собственных глаз. Жжение ужасное. Отмываться долго и трудно.
Такова летняя жизнь на славном Оленьке. В каждой миске с ухой коктейль из комаров и мошки. Лапки на зубах похрустывают. Крылышки в ложке поблескивают. Есть же страны, где насекомых едят. Выходит, и наша в их числе. Выбравшие в жизни лёгкие пути, предпочитают насиженные места, бродяги же вроде Семёна, только такие, «гнусные». От прелестей последних (их много) не удержит даже любимая женщина. Остановить бродягу в силах только свежие рваные раны да тяжкие хвори, но и тогда в бреду ему будет видеться не пройденная дорога над Оленьком.
Говорят, существуют человеки, которым дымы и мази не нужны. Гнус их облетает. Такие редко, но бывают. Дело, будто бы, в группе крови и хорошем здоровье. Еще говорят, гнус больше грызет тех, кто сильно потеет.