Наши годы советские - Дмитрий Сергеевич Иванов 5 стр.

Иногда в руки ребят попадал, непонятно откуда, жмых. Он был двух видов: один очень хороший, с масленым вкусом и ароматом соевый; другой, так себе из подсолнечной шелухи, наверное. Обычно это были круги диаметром 2030 сантиметров и толщиной 45: плотные как камень прессованные отходы сои и подсолнечника.

Если отломить или отгрызть кусочек и пожевать, получалась масса, которую можно было либо долго сосать, получая несказанное блаженство, либо тут же проглотить, в надежде добраться до нового кусочка удовольствия.

Одного такого круга надолго хватало, но чаще ребята делились, и все заканчивалось быстро, правда, если попадался соевый жмых.

Подсолнечный не пользовался такой популярностью он был слишком жесткий и совсем не вкусный. А что могла представлять собой прессованная шелуха семечек?! Его употребляли, только когда уж очень хотелось есть.

А есть хотелось почти всегда время было такое. Маме приходилось что-то выращивать у дома, делать какие-то заготовки, чтобы накормить нас с Андрюшкой.

В конце осени, с первыми морозами, (в Новосибирске они были всегда не маленькие) мама делала запасы молока на всю зиму до весны. Молоко заливалось в глубокие тарелки и замораживалось в холодных сенях. Когда оно затвердевало, его вынимали из тарелок в виде замороженных слитков и укладывали тут же в сенях на полках в виде пирамид. Этого молока хватало почти до весны.

Весной же наступала в городе очередная эпопея заготовки еды овощей.

Недалеко от города жителям выделялись небольшие участки под огороды. У нас такой участок был рядом с насыпью железной дороги в часе езды на поезде. Рядом, чуть ли не до горизонта, было их, участков, множество.

По воскресеньям с утра поезд с несколькими пассажирскими вагонами двигался от города, изредка останавливаясь и высаживая жителей на насыпь около их огородных участков.

Границами участков были хилые колышки, но зато, с каким старанием жители обихаживали эти огородики, зная, что это почти единственные их запасы еды на весь оставшийся год. Сажали картошку, капусту, морковку, свеклу и, конечно, мои любимые репу и турнепс. Репа особенно была большим лакомством.

Когда мама, Андрей и я выезжали на наш участок, то меня, по молодости лет, освобождали от работы; чем я с удовольствием пользовался, носясь вдоль насыпи и по всему возможному свободному пространству между огородами.

При этом у меня в руках была «вертушка»  палка с закрепленным на ней кругом в виде тонкой дуги-круга с несколькими бумажными пропеллерами на ней. Если держать все сооружение высоко над головой и быстро бежать, то пропеллеры начинали крутиться от встречного ветра чем быстрее, тем бешенней они вращались, создавая легкий шум. Здорово!

Бездонное, без единого облачка небо, солнышко, до ближайшего леса или строений далеко, далеко раздолье! И полная свобода!

Наконец, вечером приходил поезд, чтобы отвезти жителей в город. Усталые люди возвращались домой. Мне малолетке, доверялось разве что тащить лопату или грабли, и это даже доставляло удовольствие.

Осенью выезды на огороды были реже, но уже за урожаем. Для меня это конечно и репа, и морковка, и, в крайнем случае, турнепс все вкусно.

Картошка и капуста собирались в мешки, чтобы потом каким-то образом доставить домой, а ботва собирались в кучи и сжигалась. И какой же божественный запах был у этих небольших тлеющих куч очень необычный. Приятный и вкусный.

Наступала зима, и тут мне хватало забот и забав.

Первое, конечно, было катание на коньках по насту или случайно образовавшемуся льду на улице. При этом сначала нужно прикрутить «Снегурки» к валенкам с помощью веревок, что иногда было большой проблемой, поскольку деревянные палочки, фиксирующие веревки при закрутке, никак «не хотели» как положено, устанавливаться на место, или же веревка закручивалась так, что валенок сжимался в носке, терял свою форму и больно сдавливал ногу. Когда же с этими проблемами я справлялся, начиналось самое главное катание. Это было мучение и удовольствие одновременно ноги разъезжались, я спотыкался и падал, вставал. Иногда «Снегурки» сваливались с валенок процесс начинался сначала. И снова вперед с сомнительным «ветерком».

Катание продолжалось до тех пор, пока не подмораживались щеки или нос, которые потом долго приходилось оттирать ладошкой или промерзшей, в снегу, иногда с льдинками, варежкой. Процесс долгий и малоэффективный, но заканчивался вполне благополучно болезненно, но благополучно, без обморожений.

Катание продолжалось до тех пор, пока не подмораживались щеки или нос, которые потом долго приходилось оттирать ладошкой или промерзшей, в снегу, иногда с льдинками, варежкой. Процесс долгий и малоэффективный, но заканчивался вполне благополучно болезненно, но благополучно, без обморожений.

Еще одна забава катание с ледяной горки. Снега в городе было много, и соорудить горку среди сугробов было несложно. К тому же ребята ее поливали водой, и катание при этом становилось еще интересней. Забравшись на карачках на эту невысокую горку, с криком: «Врагу не сдается наш гордый Варяг!», я бросался вниз на «всем»  на листе картона, на листе железа или просто на спине. Скатывание проходило на «ура». Одно было нехорошо снег и крошки льда моментально набивались под одежду, на голую спину, живот и даже, непонятно каким образом, в штаны. Что было очень неприятно просто пронзительно холодно и сыро. Я пытался с этим бороться, меняя позу прыжка и «вхождения в процесс»  я стал бросаться вперед грудью и животом. В конце концов, у меня же был опыт скатывания с горок в таком положении еще с Горхона, еще со спуска на «самокате». Но, и это мало помогало борьбе со снегом, хотя и не останавливало до того, пока я не уставал почти до бесчувствия.

Вот тут, через пару часов моего гуляния на улице, я приходил домой совершенно обессиленный, мокрый и холодный телом и одеждой. Но довольный.

Здесь меня ждала легкая выволочка от мамы. И как же трудно с меня снималась-сползала вся эта одежка, вся эта мокрота. И только теплое одеяло, и горячее тепло от печки снимали все эти последние неприятные мелочи.

А «Варяг» был в голове и на языке после фильма «Малахов курган», который я с ребятами посмотрел в клубе на закрытой военной территории, куда мы частенько проникали вопреки всем заборам и службам. В фильме об обороне Севастополя матрос бросается с гранатами под танк с песней о Варяге. События пронзительные! Да, и по радио часто можно было услышать:

Ну, а кино занимало в мальчишеской жизни особое место. С ровесниками и старшими ребятами я проникал в клуб, естественно без билетов, через какие-то «дырки» и подпольные ходы, где-то даже за огромными полотнищами экранов. Когда начинался сеанс, мы потихонечку проскальзывали в зал и усаживались на пол перед первым рядом. Экран был близко, и, казалось, прямо над головой огромные вытянутые фигуры и лица, искаженные картины событий, оглушающий звук из больших черных ящиков громкоговорителей с обеих сторон экрана. Это было не очень здорово, но приходилось терпеть, ведь зрелище было завораживающим и страшно интересным. А еще, были страхи, что «контролеры» заметят кого-то из «зайцев» и выведут из зала.

Бывали другие случаи: где-то посреди сеанса рвалась лента, на экране мелькал разрыв, из громкоговорителей неслось короткое завывание, в зале загорался свет, раздавались свистки недовольных зрителей, и тишина на пару минут. Если пауза затягивалась, раздавались свистки, чем дольше, тем больше, потом топот ног, крики: «Сапожник!», и нечто похожее. В конце концов, гас свет, и сеанс продолжался. При этом никакие неудобства не могли помешать следить за событиями на экране, симпатичными героями, слушать красивую музыку и песни.

А какие мы смотрели фильмы!

«Александр Пархоменко», «Новые похождения Швейка», «Иван Никулин русский матрос», «Георгий Саакадзе» и уже упомянутый «Малахов курган». А как можно забыть фильм «Семеро смелых», с песней:

Интересно, что после песни и самого фильма я решил поменять свою будущую профессию шофера (Горхоновские мечты) на профессию летчика или моряка. Но, поскольку будущим летчиком объявлял себя брат Андрей, пришлось мне «определиться» и заявить, что я обязательно стану моряком. Если б знать насколько мы оба в будущем были близки к своим детским желаниям обещаниями.