Я не могу Вам сказать откуда взялся террорист, но определённо могу утверждать где Ваша дочь окажется через две недели .
Фраза не понравилась профессору.
И что же, Вы считаете, с ней произойдет? спросил он с плохо скрываемым раздражением.
Агрессивный тон профессора не произвёл на Ноя никакого впечатления. Он продолжил разговор спокойно, как и начал.
Её пригласят на работу в Терема.
Профессор не ожидал такого ответа, степенность собеседника ненадолго умерила его пыл.
Почему Вы так считаете, спросил он уже сдержанным тоном. Ной посмотрел в окно, словно искал там правильный ответ.
Она предотвратила теракт.
Плевать они хотели на теракт, грубо прервал его профессор.
Вы меня не поняли, сказал Ной. Им действительно плевать, что не пострадал ни один человек. Им даже плевать на то, как и откуда появился этот смертник. Сами они надёжно защищены от целой армии таких смертников. Дело не в этом. Главнокомыслящему нравятся такие поступки. Дерзкие, не вписывающиеся ни в какие рамки поведения. Он сам сделан из такого теста. Это во-первых. А во-вторых, Ваша дочь профессиональный и талантливый фотограф. Это Вам скажет любой, кто хоть раз видел её работы. А их видел каждый человек в этой стране. "Будни Братства" распространённое издание. Её пригласят на работу в Терема, профессор. Я утверждаю, а не предполагаю.
Революционер не сообщал ничего нового.
Допустим Вы правы, успокоился профессор, её пригласят на работу во дворец. Она хотя бы не будет дышать химическими отходами. Но вы же не рисковали своей жизнью, чтобы сообщить мне только об этом?
Одного этого было бы достаточно, сказал Ной. Но, признаюсь, я искал с вами встречи по несколько другому поводу. Я пришёл, если хотите, просить у Вас помощи.
Профессор не перебивал, Ной посмотрел на часы.
У меня нет времени рассказывать историю нашей организации. Учитывая Ваше прошлое, Вы, вполне вероятно, знаете её лучше меня. Я передам только то, для чего пришёл сюда по заданию штаба. Как я уже сказал, Вашу дочь пригласят на работу в Терема. Это случится, или уже случилось, пока мы тратим время на ненужные препинания. Через две недели, когда пройдёт вакханалия, связанная с выборами, голосованиями и днями победы, она будет уже во Дворце. Ваша дочь будет находиться бок о бок с самыми могущественными людьми Братства, фотографировать здания, помещения, конференции и Бог знает что ещё.
Профессор решил до последнего делать вид, будто не понимает, к чему клонит собеседник.
Теперь я скажу то, ради чего рисковал вашей жизнью, продолжал Ной, понизив голос. Об этом знают только несколько человек в Штабе, но Вас я обязан посветить в силу сложившихся обстоятельств.
Он посмотрел на профессора в упор. Учёный знал, что революционер оценивает его на прочность. Прошла минута, прежде чем Ной заговорил снова.
Во Дворце работает глубоко законспирированный агент Штаба Сопротивления, крот. Утечка информации, исходит только от него и каждый раз подтверждается на сто процентов.
А при чём тут моя дочь? не выдержал профессор.
Ной продолжал, как будто не слышал вопроса.
Это прозвучит странно, но штаб не располагает никакой информации о собственном агенте. Мы не знаем женщина это или мужчина, старик или юноша, чиновник, или уборщик мусора. Операция по внедрению проводилась прошлым поколением революционеров в обстановке строжайшей секретности. Возможно, агента уже нет в живых и вместо него работает некто, кого он завербовал и подготовил вместо себя перед смертью.
Новым обстоятельство сбило профессора с толку. Ной заметил это, но никак не отреагировал и продолжил разговор в том же духе.
То что мы ничего не знаем о собственном агенте, в действительности не создаёт для штаба никаких проблем. Я лично вижу в этом только преимущества. Даже если кто-то из нас попадёт в руки тайной полиции Братства, агенту не будет ничего угрожать.
Ной сделал короткую паузу. Профессору молча переваривал услышанное, вена над правым глазом расширилась и пульсировала, глаза покраснели от напряжения.
Ваша дочь появится в Теремах и агент выйдет на связь, продолжил Ной. Мы предполагаем это с высокой долей вероятности, её профессия сыграет ключевую роль в этом решении.
Вы сами только что сказали, что Элис фотограф, взорвался профессор. Она не имеет никакого отношения к разведывательной деятельности и не обучена шпионским премудростям.
Ной с вызовом посмотрел на собеседника:
Революционерами рождаются, профессор, разведчиками становятся.
Что Вы хотите от меня? взорвался профессор, чувствуя полную беспомощность перед обстоятельствами.
Ной оставался спокоен.
Чтобы Вы рассказали ей о нашей встрече, объяснили что произойдёт через две недели и повлияли на её решение пойти на контакт с агентом. Ваша дочь вправе отказаться сотрудничать, но станет полноправным членом фронта сопротивления если примет предложение.
Некоторое время профессор стоял молча, его лицо сильно покраснело, на шее выступила аллергическая сыпь.
Другими словами, Вы просите меня завербовать в вашу организацию собственную дочь?
Да, сказал Ной с вызовом. Вы умный человек, профессор Найтингел. Не буду играть в детские игры, назову вещи своими именами, мы просим завербовать в штаб сопротивления Вашу собственную дочь. У Вас есть полное право отказаться и забыть нашу встречу, выбор за вами.
Профессор хватал ртом воздух, пытаясь сдержать гнев от собственного бессилия:
Я думаю только о безопасности своей дочери, сказал он наконец, сдерживая внезапную нервную дрожь. Больше ни о чём.
Рация Ноя издала стонущий звуковой сигнал. Металлический голос отдал короткий приказ. Слов профессор не расслышал, обрывки шипящих фраз сливались в монотонный шум. Революционер не ответил и переключился на другую волну.
Я не сомневаюсь, что вы примите правильное решение, профессор. Мы превратим агрессивную Поп Державу в миролюбивое княжество, лишим её единственного козыря, которого она не достойна иметь квантового оружия, тогда мир вздохнёт с облегчением и больше никогда не приблизится к краю атомной пропасти.
Он протянул профессору руку.
Вам будет что рассказать миру, когда Братство лишится лептонных крылатых ракет и перестанет угрожать миру.
Профессор понял, что Ной говорит о проекторе чёрных дыр:
Некоторые тайны истории лучше не знать, даже людям с такими крепкими нервами, как Ваши, поверьте, молодой человек.
Удачи, профессор, сказал Ной и раскрыл армейский рюкзак.
Он достал две бутылки алкогольной смеси "От Брата Брату".
Вылейте эту гадость на себя, когда будете возвращаться. В день подписания соглашения о квантовых причандалах опасно казаться трезвым. Если налетите на патруль, они почувствуют запах и вопросов не возникнет. Победа будет за нами!
Последняя фраза прозвучала наигранно и не вписывалась в тон разговора. Возвращение домой было мучительным. У станции профессор заметил патруль, пришлось вылить на себя смесь. Для безопасности он сделал глоток, его сразу же вырвало. Солдаты брезгливо отошли в сторону, болотистый запах "тяжёлой воды" перебивал даже вонь формалиновых химикатов. Алкогольная смесь разжигала кожу, аллергическая сыпь распространилась до самых плеч.
Возвращаться в квартиру днём было опасно, негласный закон обязывал праздновать до темноты. Пренебрежение правилами грозило попаданием на нейронный полит-контроль. Уважительными причинами для отсутствия считались только две неизлечимая болезнь и состояние крайнего алкогольного опьянения.
Игнорирование парада в честь Судьбоносного Дня Победы или празднования соглашения о неприменении лептонного оружия становилось основанием для возбуждения уголовного дела. В каждом подъезде (которые в дни праздника называли парадными) устанавливались камеры слежения. Слинфобачки сканировали эмоции законопослушных граждан во время прямой трансляции и легко вычисляли коэффициент лояльности властям. Закрывать лицо для выхода из подъезда было также бесполезно, алгоритмы сканировали мельчайшие детали одежды; ношение балаклавы грозило тюремным сроком и умопомрачительным штрафом на несколько поколений.
Он слонялся ещё час: перешагивал мертвецки пьяных людей, слушал патриотические вопли, изображал солидарность с зомбированной толпой. Здоровый детина с перекошенным ртом подбежал к нему сзади и сделал неумелую подсечку. Профессор вырвался, человек упал в канаву лицом вниз и больше не шевелился.
Через час профессор вернулся домой, полностью обессиленный. Элис стонала во сне, у неё начиналась лихорадка. Он ни чем не мог ей помочь. Никаких лекарств в доме не было, только обезболивающее. В ванной его ещё раз вырвало, запах "тяжёлой воды" выворачивал на изнанку тело и мутил рассудок. Он вспомнил, что Элис не ела уже два дня. Сам он не чувствовал голода, и не вспоминал о еде уже сутки. Профессор поставил стакан воды рядом с кроватью и прошёл к себе. Усталость сбила его с ног, как гвардеец Братства Президента Северного Пасьянса, погрузив в беспамятство до самого утра.