Как ты? спросил я.
Как я, согласился он, вздохнул и снова высморкался в платок. Как все не как я.
Я передумал удирать. Но прошлая моя мысль была выловлена из воздуха моим двоюродным братом.
Ты что-то знаешь? попытался удержать его я.
Знаю, ответил он и наметил движение в сторону магазина. За «портянкой», как они, алкоголики, это дело называли, за портвейном 777.
Не успел я задать еще один вопрос, как Женька заметил:
Ничего не знаю и знать не хочу. Слушают нас всегда. А я пойду в запой схожу.
Он ушел в свой запой и больше из него не показывался. Вот уже почти десять лет. Как и живет, право слово?
Я никогда не стремился выделяться из толпы, я всегда хотел быть вне этой самой толпы. То, что некоторые группы людей, которым, в принципе, есть, что рассказать о своем прошлом, старательно этого прошлого лишаются, я подозревал всегда. Алкоголь, на самом деле, это не проблема. Проблема запрет этого самого алкоголя. Кто теперь скажет: что было первично пьющие эрзац-спирт деревни, что привело к потере работы, либо потеря работы, приведшая к спаиванию деревень? На древнейшей земле Карелии спеклись древнейшие поселения, которые просуществовали не одну сотню лет, выдержав и голод, и войны, и болезни. Ладно, Горбачев скорее всего предатель, Ельцин скорее всего ограниченный и самодурный безумец, их последователи те еще «дэмократы», но каким боком им вышло за четверть века сделать то, чего веками не удавалось никому и ничему?
Левый спирт стирает память, а сопутствующие ему радио, телевизор, газеты, журналы и интернет подменяет ее новой, кленовой, узорчатой. Вот тебе и на! Столетняя ливонская война, разожженная Ваней по совместительству Грозным, не дала того, что дал нам наш просвещенный век. И не стало деревень. Какая досада!
Мне не хотелось лакать левый задурманенный спирт, но также не хотелось жить государственной жизнью со всей ее про-па-ган-дой. Хотелось просто жить, да, видать, уже не судьба. Не внял я совету братца своего двоюродного. Хорош бы я был, если б послушался негодяя, да при том прожженного алкоголика. Не последовал я его наставлениям, впрочем, об этом не пожалел ни разу.
Мою книгу читали, даже комментировали. Не ругал никто. На тот момент я еще не заслуживал ругани. А старый военно-морской химик Александр Михайлович Покровский, открывший себя на закате милитаристской карьеры великолепнейшим писателем, сочувственно написал: «Можно книгу печатать, только сначала надо найти беднягу спонсора, который безвозвратно отдаст на меценатство свои кровные деньги».
Зачем спонсор? Зачем меценатство? Зачем кровные деньги? Глубоким, как «72 метра» (фильм по мотивам рассказов А. М. Покровского) молчанием ответило мне издательство «Эксмо».
Были, конечно, и другие издательства, но все они, как одно, как, например, «АСТ», ушли от авторов в глухую оборону: не принимало ничего к рассмотрению, довольствуясь своими какими-то резервами, чрезвычайно дрянными, порой. Вообще, тогда весь книжный рынок был забит похабщиной и чернухой, исторгнутой халтурщиками лихих девяностых. Тополь еще не отцвел своей антироссиянской ненавистью, какие-то писательницы с женскими фамилиями плагиатировали друг дружку, фантаст Никитин тянул псевдофэнтэзийные сопли, кто-то подражал Бушкову, кто-то Кивинову и Константинову. Емец не нашел ничего лучше, чем идти по следу Гарри Портера пера Роулинг. Зачем же в этих условиях был нужен я со своими байками о современных пиратах?
Я решил сформулировать вопрос иначе: не зачем, а кому?
И ответил без особых мозговых усилий: я нужен самому себе.
Идей у меня было преизрядно. Печатать на клавиатуре получалось все быстрее и быстрее. Поэтому пусть все будет, как будет.
Мое решение продолжить писать совпало с поездкой на личном автомобиле в российскую глубинку. Когда-то в Тверской губернии процветали всякие Бежецки, Весьегонски, Красные Холмы и Кесовы Горы. Все эти города входили в Новгородскую вольницу, которую целенаправленно разрушали всякие князья, типа Александра Невского, и цари, типа все того же Ивана Четвертого. Что можно сказать разрушили, обложили со всех углов церквями, а в советское время коровниками с различным крупным рогатым скотом. К началу второго тысячелетия от коровников и церквей остались руины, народ одичал и смотрел друг на друга волком.
Здесь, в Кесовой Горе, и жил брат моей мамы дядя Степа. Сюда я и приехал на почти новом автомобиле Форд с родственным визитом. Здесь в кругу близких мне людей, выпив самогону и закусив карасями из пруда, я и поделился своими планами. Выпивка была самодельной, дяди Степиной выделки, караси были жаренными, а мы все родней.
И долго ты собираешься еще по морям ходить? спросил меня дядя Степа.
Как получится, ответил я. Буду книги писать, а если их издадут, то с морем сразу же завяжу. Сделаюсь писателем.
В каком жанре? поинтересовалась тетя Рита. В морском?
Ментовские детективы вот в каком, уверенно сказал мой двоюродный брат Вовка, мент в чине майора.
Я со скоростью увлеченного потрошителя освободил очередного карася от миллиона его составных костей и, смахнув с бровей капельки пота, заверил:
Никакие ментовские детективы. Только то, что на душу ляжет. Про море, конечно, но и про старину, про нашу Ливонскую историю и про викингов, про «Калевалу», про «Библию», про Былины, про конец света и про Тойво Антикайнена.
Кто же тебя читать-то будет, вздохнул мент Вовка. Вот, если бы про ментов, как все тогда да.
Мы сидели за праздничным столом, рядом бессмысленно показывал говорящие головы новостной канал телевизора, которым я тайком отключил звук, на подоконнике ждали своего часа мобильные телефоны, каждый на своей волне.
«Читать будут», подумал я. «По крайней мере я сам. А про своих ментов пиши сам».
Отчего-то я воздержался произнести эти слова вслух, только подумал. Но мысли, как известно, имеют свойство быть материальны. На телевизоре случился «запил» из квадратиков, а все наши телефоны радостно моргнули подсветками экранов.
«Ну, вот, спасибо тебе, братец-алкоголик Женька!» про себя ухмыльнулся я. «Welcome to Паранойя-клуб».
Совсем скоро я покинул обогатившую меня культурно и познавательно Кесову Гору, покрутил руль вдоль полного бездорожья тверского угасания и дал газу.
Редко, когда на широких грунтовых дорогах, так сказать, «федерального значения», встречаются места, которые не проехать, не обойти. Пес с ним с отсутствием асфальта, но если у народа есть машины, он будут ездить, потому что иначе никак. А если ездит народ, значит можно проехать и мне.
Но проехать по широкой езженной грунтовой трассе «Тихвин Алеховщина Лодейное Поле» мне оказалось не суждено. Точнее, проехать-то я, в конце концов, проехал, только с потерями и, вообще, чудом.
Хорошо укатанная трасса позволяла разгоняться, если не до 62 км/ час, то до 58 км/ час это точно. Я выехал из очередного поворота и сразу обратил свое внимание на то, что дальше хана, дальше проезда нету. Можно было только перепрыгнуть через ровный ряд внушительных булыжников, пересекавших весь путь. Прыгать мой Форд не умел. Я отчаянно нажал на тормоз, но это было, скорее, от отчаянья.
Когда машина идет в занос, вращения руля только временная мера. Столб, кювет, либо встречный транспорт вот вероятный итог. В моем случае ни столба, ни кювета не было, зато откуда-то вылетела встречная «буханка», УАЗ-452. Она тоже удивилась преграде и тоже принялась крутить рулем и юзить вправо-влево.
Мы разошлись с «буханкой» на почтительном расстоянии друг от друга, в сантиметрах, этак, пятнадцати. Дядька, руливший ей, ругался, округлив глаза. Зубы у него были через один, волосы бесцветными кудельками прилипли ко лбу, а кепка в пятнах то ли крови, то ли отработанного масла, прилипла к волосам. Он, в свою очередь, вероятно, тоже рассмотрел мое одухотворенное лицо в таких подробностях, которых мне самому и в зеркало-то не видно.
Его УАЗ взбрыкнул козлом через камни и тотчас же свернул направо к своей обочине. Мой Форд проделал тот же маневр и в том же месте и тоже свернул направо. Конечно, звук удара о камни моей машины долго еще метался меж берез и сосен, но повредился я не сильно: смял всего лишь одно колесо. «Буханка» вообще не ушиблась на беглый осмотр, все-таки она была выше над землей, чем моя машинка.
Видал? сказал мне шофер уазика, подошедши поближе.
Я в ответ лишь горестно вздохнул.
Это что же такое? спросил он меня. Сейчас нас расстреливать из бесшумных пистолетов будут?
Кто? очень удивился я, даже перестав на несколько секунд горевать по колесу. Почему?
Так на тебя покушение, а меня, как свидетеля завалят, доверительно сообщил мне шофер. Все, как в кино. Ты, видать, банкир?
Писатель, отчего-то я представил себя сопричастным к роду деятельности, которым пока не занимался серьезно.
А, кивнул головой дядька. Ну, тогда, вряд ли. Только какая же это падла булыжники на дороге разложила?
Последние слова он прокричал, тряся кулаком в сторону леса.
Из чащи никто не вышел, лесу было безразлично.