Обозначающие нас в эту эпоху слова накладывают на нас досадные ограничения. И правда, термин «леттристы» не слишком подходит тем, кто не возлагает никаких особых надежд на этот тип шумовых эффектов и практически не пользуются им, не считая пары звуковых дорожек к фильмам. А слово «французский» приписывает нам исключительную связь лишь с этой нацией и её колониями. Наш атеизм называют «христианским», «еврейским» или «мусульманским» с обезоруживающей лёгкостью. И наконец, не секрет, что все мы получили «буржуазное» образование разной степени изысканности, и если даже не в плане идей, то точно в плане словарного запаса.
Так, многие из этих терминов сохранились несмотря на развитие наших исследований и деградацию (с последующим изгнанием) множества наших попутчиков: Леттристский интернационал, метаграфии и прочие неологизмы, которые, как мы заметили, моментально приводят в бешенство совершенно разных людей. И главное, что нас объединяет, это согласие в том, что таких людей нужно держать на расстоянии.
Нам могут возразить, что подобное самовольное распространение путаницы среди интеллектуальной элиты с нашей стороны является неумным и невежливым среди той самой элиты, отдельные представители которой часто приходят к нам с вопросом, «чего же конкретно мы всётаки добиваемся», задаваемым в таком заинтересованно-покровительственным тоне, что этого индивида тут же выставляют за дверь. Но будучи уверенными, что ни один профессиональный литературовед или журналист в ближайшие годы не займётся всерьёз тем, что мы делаем, мы знаем, что от подобной путаницы ничего не теряем. И к тому же нам она просто нравится.
5.Впрочем, учитывая, как скромны умственные способности и как невелик тот уровень культуры, которыми располагает сегодняшняя «интеллектуальная элита» Европы, проблема упомянутой выше путаницы уже не актуальна. Некоторые из тех, кто был в наших рядах ещё несколько лет назад, попрежнему желающие привлечь к себе внимание или попросту жить писательским трудом, стали слишком глупы, чтобы водить за нос своё окружение. Они уныло повторяют одни и те же ходы, которые изнашиваются ещё быстрее, чем прежние. Они не понимают, как быстро устаревают методы обновления. Ради того чтобы появиться в «новых новых французских журналах»14, они готовы отречься от всего; эти шуты бесплатно приносят плоды своих потуг, потому как их писанина не стоит вообще ничего, и плачутся, что при разделе этого уже протухшего пирога их обделили местом, хотя бы как у Этьембля15, почтением, которое снискал даже Кайуа16, жалованием, как у Арона17.
Есть повод полагать, что их честолюбивые попытки завершатся идеей какойнибудь иудео-пластической религии. И в итоге они станут, при хорошем раскладе, новыми Божественными Отцами18 или Мормонами19 эстетического творения20.
Не будем останавливаться на тех, кто в своё время нас изрядно развлёк. Когда человек с головой уходит в какоето развлечение это явный показатель его посредственности: хоть бейсбол, хоть автоматическое письмо, зачем? Идея успеха, если она не ограничена рамками самых примитивных желаний, неотделима от глобальных перемен в масштабах всей Земли. А то, что остаётся после дозволенных побед, всегда очень похоже на полнейшее поражение. Мы и по сей день ценим в нашем действии в первую очередь то, что мы смогли избавиться от многих привычек и знакомств. Напрасно говорят, что редки те люди, которые устраивают свою жизнь ту маленькую часть жизни, в которой у них ещё осталась хоть какаято свобода выбора, в соответствии с собственными чувствами и суждениями. В какомто смысле фанатиком быть хорошо. Один оккультно-востоковедческий журнал писал о нас в начале этого года, что мы это «самые затуманенные умы, теоретики, обескровленные вирусом преодоления, которое, правда, совершается у них исключительно на словах». Обеспокоенность этих убожеств указывает на то, что оно совершается всётаки не только на словах. Конечно, нас не схватят при попытке взорвать мост на остров Луи21 с целью подчеркнуть островной характер этого квартала, и не застукают на берегу напротив за совершенствованием кладки набережной Бернар. Потому что при тех малых средствах, которыми мы располагаем на данный момент, мы занимаемся лишь тем, что действительно не терпит отлагательств. Таким образом, запрещая различным свиньям сближаться с нами, делая так, чтобы все их попытки внесения путаницы в виде «общего действия» с нами заканчивались очень плохо, не допуская ни малейших поблажек, мы тем самым и доказываем упомянутым выше лицам безусловное существование того вируса. Но если мы и больны, то критики наши мертвы.
Раз уж об этом зашла речь, лучше сразу оговорить ту позицию, которую отдельные наименее омерзительные личности часто ставят нам в упрёк: исключение довольно большого числа участников Леттристского интернационала и то, что подобные санкции приняли вполне регулярный характер.
В действительности наше положение обязывает нас занять определённую позицию в отношении почти всех аспектов существования, которые того требуют, и потому мы выше всего ценим согласие с теми немногими людьми, кто полностью поддерживает наши позиции, как и конкретные направления исследований. Все прочие проявления дружбы, светского общения и даже простых законов вежливости нам безразличны или отвратительны. Если такой приверженности нет, то не остаётся никакой возможности избежать полного разрыва отношений. Лучше отказаться от друзей, чем от взглядов.
В конечном счёте такое решение соответствует их способу существования. Те сомнительные связи, в которые оказалось вовлечено или к которым вернулось большинство исключённых, те бесчестные (а иногда и предельно бесчестные) обязательства, под которыми оно подписалось, демонстрируют глубину того противоречия между нашими позициями, которое мы разом решили; а возможно, и то, как драгоценно единство наших позиций.
Мы вовсе не отрицаем, что превращаем личные конфликты во вражду, и даже, напротив, заявляем, что представления о человеческих отношениях, которые мы разделяем, обязывают нас так реагировать на личные конфликты, порождённые идейными расхождениями, но при этом непримиримые. Те, кто сдаётся, сами выносят себе приговор: нам не на что сердиться и не за что извиняться.
Леттризм насчитывает уже немало ушедших. Но несравнимо большее количество живых существ живут и умирают по всему миру, даже не столкнувшись с возможностью понять его и применить. В этом смысле каждый полностью ответственен за те таланты, которыми мог бы обладать. Так должны ли мы из сентиментальных соображений примиряться с теми, кто столь малодушно захотел на покой?
6.На основании всего вышесказанного следует уяснить, что наше дело это не литературная школа, не обновление выразительности, не модернизм. Это способ жизни, которому предстоит ещё много исследований и промежуточных выводов, но и сам он существует скорее только как промежуточный этап. Суть нашей задачи предписывает нам действовать коллективно, проявляя себя лишь изредка: мы ждём прихода многих людей и событий. Но наша сила также и в том, что мы ничего не ждём от массы уже знакомых действий, личностей, учреждений.
Нам нужно многому научиться, в том числе экспериментируя, по мере возможного, и в сфере архитектурных форм, и в сфере норм поведения. Но меньше всего мы стремимся наспех состряпать какоенибудь учение: мы и близко не объяснили себе всего того, что необходимо, чтобы составить стройную систему на основе тех нововведений, которые кажутся нам достойными страсти.
Часто слышишь, как говорят всё когдато начиналось. А ещё говорят, что человечество ставит перед собой только разрешимые задачи.
Ги-Эрнест Дебор, Жиль Ж. Вольман
Введение в критику городской географии
Среди всего, чем нам волей или неволей приходится заниматься, отрывочные поиски нового образа жизни остаются единственным увлекательным занятием. Очевидно, при этом совершенно не вызывают интереса те эстетические и прочие дисциплины, чью неспособность служить этим целям так легко обнаружить. Значит необходимо наметить несколько новых областей для предварительных наблюдений. Одна из них это наблюдение за рядом случайных и предсказуемых процессов на улицах города.
Само слово психогеография, предложенное неграмотным кабилом1, чтобы назвать совокупность явлений, интересовавших некоторых из нас на протяжении лета 1953 года, оказалось не таким уж и плохим. Оно не выходит за пределы материалистического подхода к обусловливающим жизнь факторам и объективного по своей сути мышления. География, например, изучает влияние глобальных природных факторов, таких как состав почвы или климат, на экономическую формацию конкретного общества, а значит и на представления о мире, которые оно может выработать. Психогеография ставит себе целью изучение точных законов и конкретных воздействий географической среды, вне зависимости от того, были ли они организованы сознательно или нет, непосредственно влияющих на эмоции и поведение индивидуумов. Прилагательное психогеографический, несущее в себе некую приятную неоднозначность, может, таким образом, быть использовано для описания полученных в ходе подобных исследований данных, а также последствий упомянутых выше воздействий на человеческие чувства, и даже в более широком смысле для любой ситуации и любого поведения, в которых проявляется такой же дух открытия.