Когда была открыта научная эволюция, кое-кто боялся, что она высвободит животные инстинкты. Она сделала хуже: она высвободила духовность. Она приучила людей думать, что, уходя от обезьяны, они приближаются к ангелам. Но можно уйти от обезьяны и отправиться к чёрту! Дарвинизм фактически лишает человека его высокого предназначения и ставит цивилизацию на грань катастрофы, потому что лишив человека его первичного и высшего начала духа, любая личность и народ в целом, начинают демарализовываться и деградировать, что приведёт в конечном счёте всё человечество к истреблению друг друга. Когда людям впервые пришло в голову, что мир, быть может, не скреплён великой целью, а слепо катится неизвестно куда, надо было довести мысль до конца: если исчезает мысль о сознательной цели мира, то многоцветный осенний ландшафт ничем не отличается от многоцветной мусорной кучи! Вера в окончательный и абсолютный закон смерти обессмысливает все идеалы и всё противоборство между добром и злом, истиной и ложью, красотой и безобразием, обессмысливает и саму жизнь. Напротив, вера может дать нам нить смысла там, где иначе был бы лабиринт бессмыслиц.
Мир не объясняет себя и не объяснит, просто развиваясь. Совершенно невероятно, чтобы безличная природа сама по себе постепенно складывалась в многоцветную картину. Если бы мир шёл к свету или к мраку, то посторонней силы тут не нужно, это было бы естественным, как смена времён суток, но сложную многоцветную картину не создать без замысла. С простым течением времени мир может выцвести, как старое пальто, или почернеть, как старая картина. Но если в нём тонко сочетаются самые разные цвета, определенные сложные узоры это значит, что есть Художник. Всё на свете чудесно. Весной всё снова и снова вызывает к жизни некая сила. У мира есть цель, а раз есть цель, есть Личность, её породившая. Если бы природа бессознательно и сама по себе менялась, то нетрудно представить, как по закону биологии наши носы становятся всё длиннее. Однако можем ли мы себе представить, что слепой биологический процесс ведет к красоте? Ведь для неё нужно определенное и очень сложное сочетание всех черт. Простой эволюцией к ней не придёшь. Только разумной личности возможно правильно всё разместить, где всё в свою меру и на своём месте. Если бы мир и улучшался сам собой, то прогресс должен был бы быть простым, как постепенное понижение или повышение температуры. Но он гораздо сложней даже для творческого человека. Значит должен быть и Творец. Но если вы всё же такой скептик, то рано или поздно вы спросите себя: почему что-либо должно быть правильно, даже наблюдения и дедукция, сами мысли, может, не имеют никакого отношения к реальности. Почему хорошая логика не может быть так же обманчива, как и плохая? Ведь и та, и другая только циркуляция мыслей в мозгах озадаченной обезьяны.
Эволюция мира и человека исключена даже просто потому, что непонятно откуда взялись такие качества как любовь, милосердие, сострадание. С точки зрения эволюции это невозможно, так как согласно этой теории выживает только сильнейший. Так же эволюционисты не отвечают и никогда не ответят на вопрос: что заставляет молекулы жить? Пусть даже они и «сложились сами собой». Но почему же они живут и взаимослаженно действуют? Откуда у них взялось самосознание?! Спросите любого эволюциониста (атеиста) за обеденным столом, откуда взялась ложка, которой он ест? Появилась сама или её кто-то сделал? Ответ очевиден: даже самая простая ложка не образовалась сама собой, её сделал разум. Видел ли этот атеист того человека, который изготовил эту ложку? Нет, не видел и не знает даже имени этого человека. И что же теперь, раз он не видел «творца» этой ложки, значит ли это, что его нет? Неужели это так сложно понять, что если уж у простой ложки есть свой изготовитель, то у целой вселенной тем более должен быть свой Создатель!? Давайте будем уже умными людьми.
Когда речь идёт об открытиях или изобретениях, доказательство это опыт. Но никакой опыт не поможет создать человека или увидеть, как он был создан. Изобретатель может понемногу создавать аэроплан, даже если он складывает цифры на бумаге или куски металла у себя во дворе. Когда он ошибётся, аэроплан его поправит, свалившись на землю. Но если ошибётся антрополог, рассуждающий о том, как наш предок жил на деревьях, предок ему в поучение с дерева не упадёт. Нельзя взять к себе первобытного человека, как берут кошку, и смотреть, ест ли он себе подобных и умыкает ли чужую подругу. Словом, когда занимаешься прошлым, надо полагаться на свидетельства. Однако свидетельств так мало, что они не свидетельствуют почти ни о чём. Почти все науки движутся по кривой, их непрестанно поправляют факты. Наука же о первобытных взлетает ввысь по прямой, ибо её ничто не поправляет. Учёные так привыкли делать выводы, что о гипотезе, сложенной из кусков кости, они говорят как об аэроплане, сложенном из кусков металла. Дивная, победоносная машина возникла после сотни ошибок. Учёный, занимающийся первобытностью, может спокойно услаждаться первой же своей ошибкой и дальше не идти. Учёный слишком спешит. Гипотезы множатся столь быстро, что их лучше назвать выдумками, и никаким фактом их не поправишь. Самый честный антрополог не может знать больше антиквария. У него есть лишь обломки прошлого, и он может держать их так же крепко, как держал его дальний предок обломок кремня. Антрополог нередко потрясает им гораздо яростней, чем учёный, который может собрать и приумножить факты. Порой он становится таким же опасным, как собака, вцепившаяся в кость. Собака хотя бы не высасывает из кости теорий, доказывающих, что люди ни к собакам не годятся.
Когда была открыта научная эволюция, кое-кто боялся, что она высвободит животные инстинкты. Она сделала хуже: она высвободила духовность. Она приучила людей думать, что, уходя от обезьяны, они приближаются к ангелам. Но можно уйти от обезьяны и отправиться к чёрту! Дарвинизм фактически лишает человека его высокого предназначения и ставит цивилизацию на грань катастрофы, потому что лишив человека его первичного и высшего начала духа, любая личность и народ в целом, начинают демарализовываться и деградировать, что приведёт в конечном счёте всё человечество к истреблению друг друга. Когда людям впервые пришло в голову, что мир, быть может, не скреплён великой целью, а слепо катится неизвестно куда, надо было довести мысль до конца: если исчезает мысль о сознательной цели мира, то многоцветный осенний ландшафт ничем не отличается от многоцветной мусорной кучи! Вера в окончательный и абсолютный закон смерти обессмысливает все идеалы и всё противоборство между добром и злом, истиной и ложью, красотой и безобразием, обессмысливает и саму жизнь. Напротив, вера может дать нам нить смысла там, где иначе был бы лабиринт бессмыслиц.
Мир не объясняет себя и не объяснит, просто развиваясь. Совершенно невероятно, чтобы безличная природа сама по себе постепенно складывалась в многоцветную картину. Если бы мир шёл к свету или к мраку, то посторонней силы тут не нужно, это было бы естественным, как смена времён суток, но сложную многоцветную картину не создать без замысла. С простым течением времени мир может выцвести, как старое пальто, или почернеть, как старая картина. Но если в нём тонко сочетаются самые разные цвета, определенные сложные узоры это значит, что есть Художник. Всё на свете чудесно. Весной всё снова и снова вызывает к жизни некая сила. У мира есть цель, а раз есть цель, есть Личность, её породившая. Если бы природа бессознательно и сама по себе менялась, то нетрудно представить, как по закону биологии наши носы становятся всё длиннее. Однако можем ли мы себе представить, что слепой биологический процесс ведет к красоте? Ведь для неё нужно определенное и очень сложное сочетание всех черт. Простой эволюцией к ней не придёшь. Только разумной личности возможно правильно всё разместить, где всё в свою меру и на своём месте. Если бы мир и улучшался сам собой, то прогресс должен был бы быть простым, как постепенное понижение или повышение температуры. Но он гораздо сложней даже для творческого человека. Значит должен быть и Творец. Но если вы всё же такой скептик, то рано или поздно вы спросите себя: почему что-либо должно быть правильно, даже наблюдения и дедукция, сами мысли, может, не имеют никакого отношения к реальности. Почему хорошая логика не может быть так же обманчива, как и плохая? Ведь и та, и другая только циркуляция мыслей в мозгах озадаченной обезьяны.
Эволюция мира и человека исключена даже просто потому, что непонятно откуда взялись такие качества как любовь, милосердие, сострадание. С точки зрения эволюции это невозможно, так как согласно этой теории выживает только сильнейший. Так же эволюционисты не отвечают и никогда не ответят на вопрос: что заставляет молекулы жить? Пусть даже они и «сложились сами собой». Но почему же они живут и взаимослаженно действуют? Откуда у них взялось самосознание?! Спросите любого эволюциониста (атеиста) за обеденным столом, откуда взялась ложка, которой он ест? Появилась сама или её кто-то сделал? Ответ очевиден: даже самая простая ложка не образовалась сама собой, её сделал разум. Видел ли этот атеист того человека, который изготовил эту ложку? Нет, не видел и не знает даже имени этого человека. И что же теперь, раз он не видел «творца» этой ложки, значит ли это, что его нет? Неужели это так сложно понять, что если уж у простой ложки есть свой изготовитель, то у целой вселенной тем более должен быть свой Создатель!? Давайте будем уже умными людьми.
Когда речь идёт об открытиях или изобретениях, доказательство это опыт. Но никакой опыт не поможет создать человека или увидеть, как он был создан. Изобретатель может понемногу создавать аэроплан, даже если он складывает цифры на бумаге или куски металла у себя во дворе. Когда он ошибётся, аэроплан его поправит, свалившись на землю. Но если ошибётся антрополог, рассуждающий о том, как наш предок жил на деревьях, предок ему в поучение с дерева не упадёт. Нельзя взять к себе первобытного человека, как берут кошку, и смотреть, ест ли он себе подобных и умыкает ли чужую подругу. Словом, когда занимаешься прошлым, надо полагаться на свидетельства. Однако свидетельств так мало, что они не свидетельствуют почти ни о чём. Почти все науки движутся по кривой, их непрестанно поправляют факты. Наука же о первобытных взлетает ввысь по прямой, ибо её ничто не поправляет. Учёные так привыкли делать выводы, что о гипотезе, сложенной из кусков кости, они говорят как об аэроплане, сложенном из кусков металла. Дивная, победоносная машина возникла после сотни ошибок. Учёный, занимающийся первобытностью, может спокойно услаждаться первой же своей ошибкой и дальше не идти. Учёный слишком спешит. Гипотезы множатся столь быстро, что их лучше назвать выдумками, и никаким фактом их не поправишь. Самый честный антрополог не может знать больше антиквария. У него есть лишь обломки прошлого, и он может держать их так же крепко, как держал его дальний предок обломок кремня. Антрополог нередко потрясает им гораздо яростней, чем учёный, который может собрать и приумножить факты. Порой он становится таким же опасным, как собака, вцепившаяся в кость. Собака хотя бы не высасывает из кости теорий, доказывающих, что люди ни к собакам не годятся.