А он откуда знает? Он же не фотограф.
Ну, наверное, их этому учили А ты чего его сам не спросишь? Ты же с ним живешь.
Хмыкаю. Натягиваю на подбородок воротник, машинально пряча поджатые губы.
Он со мной не общается.
Вообще?
Практически.
А мать?
Только хмыкаю. Кажется, эта девчонка начинает лезть мне в душу. Разве я обязан отчитываться ей обо всем?
Зато вы теперь и в школе видеться будете, Яна задорно взмахивает рукой. Может, сблизитесь
Фыркаю. Очень нужно мне с ним сближаться. Скоро мать его кинет, как всех своих ухажеров вот тогда и посмотрим, кто над кем посмеется.
П-с-с, Дэн, вдруг вылетает сзади.
Медленно оборачиваюсь и натыкаюсь на широкое улыбчивое лицо, похожее на морду мопса.
Дай очки погонять?
Вскидываю средний палец и машу им перед мопсовской мордой.
Ну дай! Я же верну! пацан даже не обижается и толстыми пальцами, заляпанными чем-то жирным, сцапывает очки с моего носа и надевает на свой. Тебе жалко или че?
А что происходит дальше, я помню как в тумане.
Кажется, я вскакиваю, вмиг ощутив себя раздетым и уязвимым. Мной уже движут животные инстинкты выживания; я бьюсь отчаянной мышкой против человека ни на что не способной, но дикой и жаждущей жить.
Кульминацией становится, когда нас с Мопсом оттаскивает друг от друга Колобуся. Правда, Колобуси я не вижу, а вижу только ядовито-банановое пятно, которое кислотной каплей отпечатывается на веках и разъедает их, даже когда они закрыты. Вся моя нервная система, будто взбесившись, ударяет в череп кувалдой и вопит лишь одно: бежать!
На уроке! с таким низким голосом Колобуся умудряется визжать! Драться! При учителе! Даня, вот так ты вливаешься в коллектив?! Сел сейчас же на место!
Пусть он очки вернет!
Очки ты заберешь у меня только с матерью! из жирной руки Мопса они кочуют в сморщенную ладонь Колобуси. На уроках положено сидеть в школьной форме, но никак не в дискотечном прикиде!
Ноги врастают в пол. В последний раз у меня так кружилась голова, когда я спустился на землю после бешеного аттракциона, что приезжал к нам в деревню на День защиты детей.
Верните.
Живо садись на свое место, Решетняк!
Верните!
Не повышай голос!
И нервы лопаются воздушным шариком.
Находиться в этом классе, где на тебя буквально давили и тыкали в глаза желтым, сил больше не было.
Я срываюсь. Под восторженный вой детей выхватываю очки у Колобуси, вылетаю из класса, нахожу туалет и падаю перед унитазом. Нет, меня не рвет тошнота и головокружение медленно проходят. Я лишь пытаюсь отдышаться в этой стерильно белой и пропахшей хлоркой кабинке. Скоро меня начинает бить мелкая дрожь, а на лбу выступает пот, но это скорее от облегчения.
Пошатываясь, я с трудом поднимаюсь на ослабших ногах. Шмыгаю носом. Надеваю очки.
А все-таки дна и вправду нет. Как тогда объяснить, что с каждым днем я проваливался все глубже?
Выжидаю еще немного. Не хочу попадаться на глаза Колобусе или кому-то еще.
Просачиваюсь по коридору, добираюсь до маленькой дверцы рядом с учительской и взмокшей рукой в нее колочу. Но не жду, когда Игорь откроет, а просто врываюсь к нему и обессиленно прислоняюсь к стене.
Желтых цветов у него нет. Сама каморка тесная, но по-домашнему обставленная. В самом углу компьютерный стол, заставленный кружками; в другом маленький диванчик, который застелен цветастым пледом и на который небрежно брошена ветровка; а около двери шкаф со всякими проводами, фотоаппаратом и зарядками, а еще с чайником, пакетом конфет и вазочкой с овсяным печеньем.
Данко?
Он сидит за ноутом, и я краем глаза замечаю, что у него открыт диалог в ВК. На меня он смотрит уже без былой неприязни, лишь с легким удивлением. Самое смешное, что и на работе он был в той же самой футболке с Цоем и в тех же самых поношенных джинсах.
У физички звук опять пропал? разворачивается ко мне на вращающемся стуле, сложив руки на груди.
Отведите меня домой.
Тебя? Домой? А у вас сегодня один урок, что ли? Даже он еще не закончился.
Какая разница?! Я домой хочу! Игорь Палыч!
Ну так вали, спокойно хмыкает, теряет ко мне интерес и разворачивается к ноуту. Стучит по клавишам, печатая кому-то ответ. Влетит тебе, а не мне.
Я дороги не знаю увожу взгляд. Царапаю сзади простенькие блеклые обои. Вы так быстро сюда шли, что я не запомнил Я раньше почти не был в городе!
Я дороги не знаю увожу взгляд. Царапаю сзади простенькие блеклые обои. Вы так быстро сюда шли, что я не запомнил Я раньше почти не был в городе!
Я тебе че, собака-поводырь?
Вы чем-то важным заняты?!
Игорь вздергивает брови, а я прикусываю язык, вжимаюсь в стену сильнее и накрываю голову капюшоном, как бы извиняясь за грубость.
Но Игорь лишь смеется. Теребит губу с проколом и, крутанувшись на стуле обратно ко мне, любопытствует:
Сам сбежал или физичка выкинула?
Не ваше дело, бурчу, но стараюсь произнести это уже тише и мягче.
Он сценически закатывает глаза. Барабанит подушечками пальцев по подлокотникам и качает головой.
Данко, вали на урок. Ты по-любому будешь доучиваться здесь, хоть весь лопни от негодования. Твои бунты тут нахер никому не нужны. Или ты фильмов про американских подростков насмотрелся, где школьники чуть губы сквасят, а предки им уже с обожанием в ноги валятся?
Давайте вы меня учить не будете?! Вы мне отец или кто?! Чего вы лезете, куда вас не просят?! Чего вы в жизнь мою лезете? Вам какая разница, что я смотрел? Я! Вам! Не сын! Вы даже словами объяснить дорогу не можете, только переписываетесь с какими-то лохами! я срываюсь на слезы, но мне плевать. Я зашел слишком далеко, а сцена в классе слишком истощила мои нервы. Вам же похрен на меня! Так почему вы включаете заботливого папку прямо сейчас, когда ваша забота нахер не всралась?!
Наверное, финал триады он уже не разбирает, потому что завершаю я ее, захлебываясь плачем. Весь дрожу, опускаю голову до комичного низко, но ничего не вижу темные стекла заливает слезами. Я не понимаю, почему у меня сдают нервы именно сейчас. Не понимаю, почему я выплескиваю все душевное состояние именно на Игоря. Но понимаю одно: мне сейчас хорошенько влетит.
Игорь медленно поднимается.
Встрепенувшись, я хочу уже рвануть к двери и даже напрягаюсь для этого, но он спокойно берет меня за плечо и сажает на диванчик. Я икаю. Тут же накидываю на плечи его ветровку и кутаюсь в нее, спасаясь от озноба. Если можно пахнуть "по-советски", то куртка пахнет именно так. Старыми сигаретами, кассетами, мятными жвачками и колой. Будто он носил ее, еще будучи подростком, когда все эти вещи были популярны среди молодежи, но при этом ветровка совсем не выглядела старой.
Игорь скрипит дверцами шкафа, ставит чайник и через пару минут садится рядом со мной, протягивая смешную кружку с мемом "попей говна" и плавающей в ней долькой лимона.
Это был такой неожиданный жест, что я даже не отказываюсь. Прикрываю глаза, чтобы не обжигаться о желтизну и прихлебываю чай с приятной кислинкой. Почти никогда не пробовал лимон Такой терпкий
Спасибо, выдавливаю. Жмурюсь и делаю еще один обжигающий глоток.
Игорь молчит. Беспокоюсь, что он обиделся, и продолжаю:
Вы простите меня, пожалуйста Нервы сдали.
Снова молчание. Я даже открываю глаза, чтобы посмотреть на него. Но Игорь не обижен, не рассержен и не раздражен. Мне даже кажется, что он легонько улыбается.
Вы не сердитесь?
Завязывай, а? он морщится. Терпеть не могу, когда извиняются по сто раз.
Простите ловлю его взгляд и осекаюсь. Да, я понял.
Молодец. Можешь не рассказывать, что у тебя там в классе случилось мне, в принципе, фиолетово. Только ответь: насколько все хреново?
Очень, вздыхаю, обводя контуры паука на кружке.
Опять вырвало?
Усмехаюсь. Делаю еще один кислый глоток.
Данко, можно вопрос?
Я не беременный!
Я два раза одну шутку не шучу. Ты типа того он указывает на мои запястья.
Закашливаюсь и мотаю головой:
Что? Нет! Я не нарик!
Да ну?
Отвечаю, я не нарик! Смотрите, закасываю рукава кофты и демонстрирую абсолютно гладкие руки без единого следа от укола. Просто психика очень расшатана.
К врачу сходи.
Ага, чтобы потом все надо мной ржали
Ну, во-первых, есть такая штучка, называется она врачебной тайной. Во-вторых, не у тебя одного с психикой не лады. Было бы, с чего тут ржать. Так и будешь шугаться всего подряд?
Разберусь.
Разбирайся.
Кутаюсь в ветровку потеплее. Допиваю остатки и даже задеваю языком лимонную дольку. Чая уже нет, но кружка все еще остается горячей, и я с удовольствием грею об нее руки. У Игоря на столе продолжает мерно мурлыкать беленький ноут, а за дверью только разносится звонок с урока.
Но спокойствие обрывается сразу, как только в каморку врывается Колобуся, а яд ее желтого платья моментально отравляет глаза