Билеты хорошо. А подарок, а жить где? Нет, Люд, не могу, да и операции расписаны на два месяца вперед, в вопросах работы Катя была непоколебима.
Денег займу, с готовностью предложила Мила, хочешь, твоему главному диван по себестоимости продам? Он давно на него глаз положил, и в витрине пора дизайн менять. Ну поехали!
Катерина сомневалась. Во-первых, из-за расписания. Несмотря на то, что отпуска у нее уже год как не было, график дымился, и был на самом деле плотно расписан. А во-вторых, с Танькой они сто лет не общались и даже подругами не были. Так, знакомые, бывшие одноклассницы.
Сомнения развеяла Мила. Во-первых, Италия колыбель мировой культуры и кухни. Только представь, справа камни в трещинах, дворцы, развалины, фрески, фонари, а слева рагу из дикого кабана, белый трюфель, тальятелли, моццарелли, обалделли и божественный кофе по утрам. Во-вторых, Тоскана родина Данте, Микеланджело, Боттичелли, Вазари и как егоЧимабуэ! Надо же расширять кругозор, ограниченный Гиппократом неоспоримый довод, считаю. В-третьих, Танька вообще ни с кем не общалась, потому что последние сто лет была занята поиском европейского жениха. Ей как воздух нужны порядочные и красивые подружки невесты, чтобы фасад не портить. Так что одолжение делаем мы ей, а не она нам. Надо ехать, спасать честь Родины в лице скоропостижно брачующейся Татьяны.
Глава вторая
Мила отчаянно боялась летать. При мысли о самолете конечности немели, волосы вставали дыбом, мозг категорически отказывался внимать разуму. Общим столбняком организм не ограничивался, а добавлял трогательный пастельно землистый цвет ее лицу.
Красавица моя! Катерина обняла подругу и потащила ее к стойке бара, Пойдем, пойдем, сейчас я тебя вылечу, сейчас полегче станет. Двойной Синглмолт пожалуйста,-она усадила коченеющее тело на соседний стул.
Может лучше таблетку? послышалось из недр Милиного организма, -Виски не люблю. при виде заказа лицо у нее вытянулось в удивленную уточку, Я что, должна все это выпить?!
А ты как думала? Да не бойся, меня научил Сашка Умсиян, когда мы из Мюнхена летели. Пару тройку порций и в самолете заснешь как младенец. Давай и рраз!
Катя, я помню, ты врач, дай таблетку белую. Ну не могу я столько залпом, почему нельзя бакарди-колу? Мила смотрела в стакан с тоской осеннего спаниеля.
Таблетка не успеет подействовать, надо было дома выпить. Для успеха операции нужен крепкий напиток, так что пей, радость моя, пей залпом, Катя подала бокал подруге.
Мила выдохнула, зажмурилась и опрокинула зелье внутрь. Через 20 минут они выходили на посадку совсем другими людьми: Катя немного навеселе, Мила в сладких объятиях эйфории. Весь день она ничего не ела, выпила с утра пару чашек кофе, перехватила кусочек сыра, так что теперь в ее желудке свободно, как Эгейское море о скалы, плескалось ирландское виски. Его высокие волны доставали до мозговых клеток, приятно щекотали мозжечок и ту самую извилину, отвечающую за движение нижних конечностей. Бокал шампанского из щедрых рук стюардессы бессмертного Аэрофлота добавил веселящих пузырьков и полностью отключил ее сознание.
Проснись и пой, Рим приветствует тебя, Катя потрясла плечо подруги.
Как, мы уже прилетели? Поднимите мне веки! простонала Мила.
Оглянись, уже почти все вышли, мы последние. Я думала, что ты никогда не проснешься и мне придется волочить тебя на себе. Впрочем нет, я бы вызвала кресло-каталку, Катя тянула подругу через проход под обстрелом недвусмысленных взглядов бортпроводников.
Слушай, чего они пялятся? шепотом спросила Мила, Я же вроде сразу заснула?
Ага, сразу, так же тихо ответила Катя,-после того, как тебя пристегнули ремнем безопасности.
За что? по мере возвращения блудной памяти из недр сознания, Мила медленно покрывалась багровыми пятнами.
За то. Совсем бизнесвумены распоясались. Пара бокалов алкоголя превращают вас в патологических имбецилов, на трапе она приостановилась.
В кого? умственные способности Милы восстанавливались медленно.
Потом расскажу, а пока давай предадимся в руки итальянских пограничников, и Катя безжалостно потащила подругу на паспортный контроль.
Они пристроились в хвост очереди. Мила еле заметно покачивалась из стороны в сторону и тихо постанывала.
Я что, буянила? ей было ужасно плохо и стыдно.
Они пристроились в хвост очереди. Мила еле заметно покачивалась из стороны в сторону и тихо постанывала.
Я что, буянила? ей было ужасно плохо и стыдно.
Вообще ничего не помнишь? Катерина подняла правую бровь.
Нет, страдания Милы достигли апогея, она застонала, зашли. Сели. Провал.
Да, села она. в одной руке у Кати были паспорта, другой она крепко держала локоть неустойчивой подруги, После шампанского ты рвалась в кабину пилотов.
Зачем? предчувствуя недоброе Мила закрыла глаза.
Чтобы порулить, естественно. На весь салон кричала про право каждого советского человека увидеть землю сверху так, как ее наблюдал гражданин Гагарин, человек самолет. их очередь почти подошла, Катя смотрела прямо, говорила тихо, В итоге тебя вернули на место и пристегнули.
А ты уверена, что это была я? взгляд Милы метался по стенам, как будто рекламные щиты с лоснящимися, трезвыми и благополучными до отвращения моделями могли дать ей убежище или хотя бы разумное объяснение случившемуся.
Это еще не все, контролер в окошке рассматривал их паспорта, что-то отмечал в компьютере. Катя немилосердно, с улыбкой, обращенной к усатому красавцу, продолжала, даже пристегнутая, ты умудрилась пристать к мужику с соседнего ряда. Ничего личного: лысая жертва оказалась к тебе ближе всех. Правда, ты быстро устала и захрапела. Не могу сказать, что весь салон вздохнул с облегчением: твои низкочастотные горловые вибрации бились о внутреннюю обшивку самолета, вызывая весьма ощутимую тряску. И да, было весело. Жалко, что ты ничего этого не помнишь.
Тебе весело, а у меня язык к нёбу прилип и голова раскалывается. Больше пить ни за что не буду, и не было ни единого сомнения в том, что свое обещание Мила сдержит.
Правильно, шампанское было лишним, отмахнулась Катя. Она внимательно читала вывески и указатели, искала выход1.
Лишним?! почти прокричала Мила, Тогда какого моржа ты его мне позволила?
Ха, попробовала бы я тебе запретить! Катя остановилась, обернулась к подруге, помахала перед ее лицом ладошкой, разгоняя плотные похмельные пары, Да не волнуйся, сейчас купим водички, алкозельцер у меня есть, будешь как новенькая.
Осенний Рим навертел теплый шарф из желтых листьев, встретил узкими проходами, закоулками, цыганскими развалами, толпами растерянных туристов, ароматом пасты с чем-то невероятно мясным и домашним, загудел, заторопил, втянул в поток многоязычных паломников, не дал опомниться, вывел на железнодорожные пути и оставил перед электронным табло.
Они решили не останавливаться. Купили еще минеральной воды, показали электронный билет проверяющему контроллеру и сели на Frecciarossa2.
Мила уснула сразу. Катя скрутила из своей куртки валик ей под голову и задумалась. Все события последней недели казались по меньшей мере странными. Как-то вдруг сложный клиент отказался от операции, перенес ее на месяц из-за важной сделки. С легкой подписи Людмилы, а также усилиями рабочих салона Дуб и Сосна, в приемную главврача втиснули монументальное чудо белый, кожаный, с резными вензелями по дубовым ножкам диван. На волне блаженной халявы главный врач первой градской больницы Петр Андреевич Минов отпустил Екатерину в заслуженный отпуск. Бабасик деньги не вернул, зато нашелся покупатель на его зимние колеса, и Катин балкон вздохнул с облегчением.
Она смотрела в окно как в экран телевизора и не верила своему неожиданному счастью. Ни станционным названиям Orvieto, Chiusi, Castiglion del Lago3, ни аккуратно стриженному пейзажу, ни вытянувшимся в карауле кипарисам, ни своим глазам она не верила. Казалось, что все это исчезнет вот-вот, через минуту другую, и только мерное посапывание Людмилы возвращало ее в надежные объятья реальности. Она еще не знала, и даже не догадывалась, как стремительно и бесповоротно переводит стрелки ее судьбы скорый поезд Рим Флоренция.
Глава третья
Катя проснулась в раю. Над ее головой, в ярко-бирюзовом небе парили пухлые ангелы. Они смотрели на Катерину с ласковой ехидцей и громко вопрошали: Ты завтракать пойдешь? Катя моргнула. Рядом с кроватью как ни в чем не бывало стояла живая Мила.
Вставай! она настойчиво стягивала одеяло с подруги.
Привет, Катерина натянула его обратно, ты как, жива?
Жива, бодра, весела и страшно голодна. Ты же вчера меня не накормила, сразу спать отправила, пожаловалась Мила и сбросила одеяло на пол.