Я вас всех дефицитом обеспечу!
Другой товарищ, который пытался сделать коллектив счастливым до него, этот оптимизм не разделял. Он знал, чем это должно закончиться:
Тебя будут ненавидеть от секретарши до уборщицы!
И был прав.
Прежний председатель профкома начал с того, что достал на коллектив некоторое количество цветных телевизоров. Телевизоры стоили дорого, поэтому купить их могли не все. Это чуть сбросило волну потребительского энтузиазма. И они были одной марки, так что в коллективе не было споров на тему: почему Васе дали телик лучше, чем Феде? Но когда дело дошло до ковров (для тех, кто не знает: по ним не ходили, их вешали на стенку для красоты), тут началось! Ковры были разного размера, расцветки и рисунка! Выбросили бы ковры одного типа в магазине, так тут бы проблем не было смели бы все! Но тут был выбор. А народ к этому не был готов! Полгода профком занимался примирением обиженных и обделенных. Скучно не было!
Леха Тюплин, любимец Магнитки
С чего начал мой товарищ? С кроссовок. Это не то, что сейчас: кроссовками называли кожаные тапочки с плоской подошвой. Они быстро превращались в бесформенные лапти. Но лучше-то ничего не было! И делали их на местной обувной фабрике. Новый председатель профкома сочинил письмо за подписью нашего директора, секретаря парторганизации и себя лично: такой-то трудовой коллектив, встав на трудовую вахту, выполняя решения партии, и решив перевыполнить их, просит пошить для поощрения передовиков производства 40 пар кроссовок. На обувной фабрике дали «добро». Кроссовки предстояло заказывать двух цветок красного и зеленого. Чтобы определится, коллективу дали неделю. И тут началось! Сегодня человек хотел красные кроссовки, но после обсуждения в семье зеленые. А через день наоборот. Список раз 15 перепечатывался, и каждый раз на нем расписывались начальники, и ставилась печать. Наконец, утрясли. Но на фабрике, когда мы приехали за обувью, сказали, что на некоторых размерах кроссовок на конвейере пришлось сменить цвет. Это был не яркий красный, не спокойный зеленый, это был грязный коричневый! (Сами знаете, на что он похож). Когда мы принесли обувь в коллектив, те, кому достались коричневые кроссовки, заявили, что это сделано специально, что бы унизить их!
У молодого председателя профкома в волосах появилась седая прядь. А впереди был еще заказ на импортные джинсы
Спортивная форма была в моде. Особенно «мастерки» вязаные футболки из шерсти синего цвета с отложным воротничком. Но где ее взять, если ты не спортсмен, и, тем более, не мастер? Форму выдавали только членам сборных команд. Но кто-то догадался заказывать «мастерки» (их называли еще и «олимпийками») в ателье! Их там, оказывается, можно было связать. Одну футболку вязали, точно помню, аж 22 дня, и стоила она а вот тут память меня подводит, короче, дорого. Вот вам картина прошлых лет: идет по улице модный «спортивный» парень, в левой руке держит магнитофон, в правой сигарету. А во рту зуб железный блестит красавец!
Я удивлюсь, почему хлопчатобумажных маек, обыкновенных трикушек, не хватало? В городе каждую весну проводили легкоатлетическую эстафету среди школьников. Форму покупали, как всегда, в последние дни. И что? На старт все выходили в одинаковой форме желтой или салатовой. Как близнецы! Впрочем, это касалось не только спортивной формы. В магазинах что завезли, то и брали. Вот так.
Народ копил деньги на мебельные стенки. И заполнял их не только посудой, но и книжками
Как называлась моя первая книга в жизни? Дайте мне миллион в любой валюте, не вспомню. Но одна из первых, все-таки, вспоминается. Называлась она мило и трогательно «Заяц Петя». Эта книжка меня потрясла тем, что зайцы жили так же, как люди. И даже хуже. Например, по пути в школу зайчиков караулили Волк и Лиса. Когда папа-заяц отправлял Петю в школу, он советовал вести себя осторожно. Простой советский школьник по дороге в школу максимум рисковал попасть под машину, а ученик «зверской» школы в лапы к хищнику. Меня это, несмотря на мой еще малый мозг, очень напрягало. Я подумал, что моя мама ни за что не отпустила меня одного в школу, если бы по дороге к ней меня подстерегали злодеи (слова «маньяк» мы и знать не знали). И как не умерли от истощения Волк и Лиса, если никем из зайчишек они полакомиться так и не сумели? Но других маленьких читателей, это, видимо, ни коем образом не волновало.
Книга была частью иллюзорного мира, который был далек от настоящего. Детские сказки, юношеские, а затем и взрослые книги уносили нас в мир мечты. В детстве я прочитал большую часть книг в своей жизни. Или скажем так значительную. Книги были нашими учителями жизни. И этот предмет жизнь, был почти единственным, который мы изучали с удовольствием.
Я жил в провинциальном городке, который стоял на притоке Волги реке Большой Иргиз. В этом тихом городе, где в огромном сквере росли акации, а зеркалу реки скользили белые лилии и золотые кувшинки, было одно чудное место детская библиотека. Меня привел туда одноклассник Вовка Калошин (он жил на втором этаже), и библиотека стала стрелкой компаса, которая указывала мне путь в жизни. Мы, наивные мальчишки, которые еще недавно научились сами вытирать сопли, пересказывали друг другу книги, но не обсуждали их, и, тем более, не подвергали сомнению. Книжки были готовым рецептом, как поступать в будущем, каких людей любить, а от кого держаться подальше. Все, что было написано, принималось на веру. Бесспорно!
До библиотеки идти было далеко. Зимой мороз нещадно драл меня за нос и щеки, но я упорно шел в библиотеку, как толстовский Филипок в школу. В библиотеке стояла круглая уютная печь «голландка», и ее бока так и манили прижаться к себе пришедших с мороза маленьких читателей. Когда кто-то у входа обметал веником валенки, из-за шкафов и полок с книжками выходила женщина в пуховой шали, концы которой были повязаны на груди крест-накрест. Это была фея, всемогущая властительница сказочного книжного царства! Я завидовал этой женщине. Я даже не мог себе представить такое счастье жить среди тысячи книг и знать десятки тысяч историй. Вы заметили, что в библиотеке разговаривают шепотом? А почему? Наверное, никто не хочет беспокоить великих героев, которые спят между книжных страниц. Они прожили яркую жизнь и достойны покоя.
А мы? Мы мечтали о подвигах. Мы жили в самой читающей стране мира, но нужных книг не хватало. Не хватало романтики! Фенимора Купера еще можно было достать, а вот Майн Рида «Всадник без головы», «Оцеола, вождь семинолов», «Квартеронка» и другие книги этого писателя мы брали у друзей на одну-две ночи. За книгой Эрико Вериссимо «Господин посол» у меня в очереди стоял весь класс, и нижний правый угол её был скошен: девушки тайно загибали странички, на которых описывались чудеса любви. Мы становились взрослыми. О «Мастере и Маргарите» в школе мы и не слышали, только после службы в армии мне дали на одну ночь перепечатанный на машинке экземпляр рукописи. После 20-ти лет, когда мы чуть поумнели, нас перевернули «Повесть о первой любви» Анатолия Тоболяка и «Милый Эп» Геннадия Михасенко они дали нам новых героев, наших современников, таких же ребят, как мы. (А в детстве меня поразило, что автор совершенно потрясающей книги «Могила Таме-Тунга» жил в моем городе Магнитогорске и был моим современником!).
Лучшие книги моего детства и молодости
Дети капитана Гранта. Ж. Верн
Таинственный остров. Ж. Верн
Сердца трех. Дж. Лондон
Мартин Иден. Дж. Лондон
Остров сокровищ. Р. Стивенсон
На западном фронте без перемен. Э. Ремарк
Дикая собака динго. Р. Фраерман
Всадник без головы. М. Рид
Последний из могикан. Ф. Купер
Отсюда и в вечность. Д. Джонс
Повесть о первой любви. А. Тоболяк
Человек амфибия. А. Беляев
Лезвие бритвы. И. Ефремов
Темные аллеи. И. Бунин
Морской волк. Дж. Лондон
Потом мы узнали, что есть другие великие книги, которые были для нас недоступны. Нет, мы не говорили о них шепотом не нужно преувеличивать «жестокий советский режим». Эти книги было невозможно достать. В небольшом количестве, вероятно, для служебного пользования, запретные книжки выпускали небольшими тиражами. Мне рассказывали, что на Челябинск выделили 4 (четыре!) экземпляра томика стихов Мандельштама. Три экземпляра ушли в обком и облисполком, а один пытался присвоить себе начальник областного управления торговли. К нему, якобы, приехали прямо домой, и изъяли дефицитный экземпляр. Кажется, полная чушь. Но я слышал это из уст члена бюро обкома.
«Мастера и Маргариту» я прочитал, когда мне было 20 лет, и это была книжка, отпечатанная на машинке. Рукопись была засаленной, и почти «слепой» кое-где буквы уже были стерты. В самой читающей стране мира книг не хватало. Но были чудесные островки цивилизации, где книжек было навалом.