Вон отсюда! рявкнул и показал на выход Харитон.
Ну-ты чё, Глеб, нормальный расклад, попытался возразить Кирсанов.
Иди продуй мозги, а потом вернёшься! Молодые люди, помогите пенсионеру отвалить! обратился Харитон к Руслану и Денису.
Не надо, я сам! сказал Кирсанов и, прихватив ружьё, с деланным достоинством удалился. В дверях он столкнулся с Вадимом, который, проводив его взглядом, спросил:
А Анжела обратно не приходила? Нет? Вот коза хитрая, мы с ней ездили, а потом она куда-то по дороге потерялась. Ну как всегда! Ничего, завтра её поймаю и накажу! затем, подав руку Харитону, спросил, присаживаясь: А ты чего этого дурачка выгнал? Он что ружьё решил продать голимое?
Да за хитрую схему развода, ответил Глеб. Хочет брать у нас камень и прочее, других запрягать в работу, самому же сесть сверху и руководить. А я не люблю посредников.
Да, в принципе, с этого прикуп был бы, ответил Вадим. Он мужик толковый, если бы не пил и по пьяным растратам людей не подставлял. Как он всегда говорил: «У мужчины должен быть свой железный стержень», но его стержень это бутылка, вокруг которой всё вертится.
Да таких много, поморщился Глеб.
Да прорва таких! Ты скидку дашь? Мы же не чужие люди, Харитон, влезла опять со своим интересом Мироновна.
Ой, обожди, ответил он и спросил у Вадима, лучше расскажи, что у вас случилось по дороге.
Так прошло три дня сельской жизни. Денис помогал в делах по хозяйству, параллельно собирая материалы для себя. И так совпало, что на четвёртый день случился полу юбилей, девяносто пять лет деду Шорохову. Ветерану войны, как он не старался, Бог не дал сыновей. Мать Руслана была третьей младшей его дочкой, но внуков судьба принесла целых пять штук. После официального застолья Руслан и Денис сели по-семейному вместе с ним в хате возле печки и завели разговор о войне. Денису всегда были интересны рассказы ветеранов. Как он говорил: «То, что они пережили, помогает временами мне выжить сейчас». Вообще, он с детства любил историю и философию, считая обе эти дисциплины своей второй профессией. Но было видно, что старый артиллерист не любил вспоминать, по понятным причинам, военные годы. Хотя время от времени это ему приходилось делать, и рассказывать тем, кто этой темой интересовался. Так и сейчас: чтобы не травить душу воспоминаниями, начал разговор со смешных историй, произошедших с ним и друзьями в тылу. Как ходили по бабам, причем так успешно, что пришлось наскоро затем лечиться. О том, как на севере, карельском фронте, финны и немцы вроде союзники, но настолько не любили друг друга, что их даже пленными в одно место садить было нельзя, один другого убьёт. Один раз финны сообщили, что если славяне увидят завтра людей, купающихся на реке, то это они, а когда пойдут немцы, то дадут ракету. Долбанули тогда от души. Финны потом сказали: «Хорошо, но немного с перелётом», смеялся дед. Вспомнил, как в самом начале сорок первого на его батарею зенитных 85 миллиметровых орудий, оставшихся без пехотного прикрытия, пошли, постреливая автоматами, психической атакой в белых рубашках с закатанными рукавами немцы. Им тогда пришлось дать залп по этой цепи и откатываться назад. Но самый страшный бой был тогда, когда он ненадолго попал в пехоту.
Что такое героизм на войне? риторически спросил дед Шорохов. Героизм ведь всегда рядом со смертью ходит. А иногда героизм и есть смерть. В одном подвиге я и принял участие, потому что победа штука коллективная. В начале декабря сорок первого наша дивизия застряла в пригородах Тихвина, немец там основательно засел и подтянул свежие силы. А нас, усилив танками, бросили вперёд. В том ночном бою мы преодолели сильный оборонительный рубеж на Пажеском кордоне и вышли к реке Тихвинка. От роты тогда осталась почти половина. В старом районе немцы приспособили под огневые точки каждый подвал и окно, а оттуда просто выкашивали людей. Дело шло к тому, что остатки нашей роты зажали бы на улицах, окружили и уничтожили. Ситуация стала безнадёжной, когда замолчал наш последний ручной «дегтярёв», и я услышал, как ротный пулеметчик крикнул, что в стволе патрон перекосило. Тогда все поняли, что сейчас фрицы почувствуют нашу слабину, пойдут в очередную контратаку, и придёт нам амба. В этот момент и появился тот танк. Я до сих пор не знаю, как он прорвался, может, случайно вышел на нас. Но это было спасение! Тридцатьчетверка выкатилась перед нашими жидкими позициями и начала поливать огнем орудия и пулемётные точки немцев. Так методично, один за одним, он посылал снаряды в цель, словно экипаж; готовились именно к этому ночному бою месяц. Оцепенение у врагов длилось недолго, они стали чиркать по броне из пушки и противотанковых ружей. Но танк, как будто не замечая, поехал вперёд и, как молот по наковальне, продолжал бить немцам по мозгам. Однако, любому чуду приходит конец пушку он подавил, а бронебойщики заклинили ему башню, и после нескольких попаданий танк вспыхнул. Выпрыгнуть сумели только двое из башни командир и из другого люка механик. Оба танкиста горели, напоминая два факела. Тот, кто выпрыгнул из башни, шёл вперед, словно не чувствовал боли. Он достал пистолет и стрелял во врагов, почти не видя их. Несколько выстрелов сразили его и товарища, который пытался сбить пламя на земле. Тут в наших рядах раздался крик: «Да что же вы смотрите, ироды! Братишка, братишка горит!» А потом всё пошло как-то само собой. Шок от увиденного, гнев сломали наш страх. И пошли вперёд, несмотря на то что нас было мало, а их неизвестно сколько. Едва только остатки роты с матюками и рёвом поднялись в атаку, фрицы дрогнули, не хотели они воевать с такими русскими. Утром главной новостью стало освобождение города Тихвина, это была первая наша победа в той войне. Вот так, ребята.
«Наверное, стоит пройти через подобное только для того, чтобы знать цену спокойной, мирной жизни. Красоту полёта большинству сложно оценить, пока не свалился в штопор», подумал Готфрид.
А дед продолжал:
Я понимаю, что произошло с теми танкистами. Я сам был такой, издалека немцев видел, кровь кипела, зубами рвать их хотел. Кто на войне не ожесточился, погиб. Но и допускать в душу злость, чтобы она заполнила до дна, тоже нельзя сгинешь, и так было со многими.
Деда, а ты считаешь, что такое правильно и без этого никак? понимая глупость своего вопроса, всё таки задал его Берёзов.
Ожесточение это плохо, когда возникает без причины, а не когда на глазах уничтожают твою жизнь и землю. закрыл тему дед Шорохов.
Дальше разговор зашёл о делах житейских и затронул религиозные мотивы.
Меня недавно встретил местный поп Иван, сказал, явно кипятясь дед, и начал охмурять: «Тебе уже много лет и надо подумать о душе, а то не ровен час предстанешь перед Христом и нечего сказать будет». А я сказал этому крестоносцу, что на фронте понял: если Бог есть, то он так же далёк от вашего балагана, как космонавт от водолазов. И я ещё поживу. Хочу узнать, чем этот бардак окончится!
Да, только с каждым годом становится всё хуже, добавил Руслан.
А как может быть по-другому, если фашистские недобитки пролезли во власть! с задумчивой горечью ответил ветеран. Вот батя нонешнего президентика Ющенко, как я читал, полицаем в концлагере был.
Поганый маятник истории, прокомментировал Готфрид.
Да не маятник, а люди такие, отрезал дед Шорохов и продолжил. А ещё тот поп мне стелил: раньше многие в конце жизни уходили в монахи, грехи войны замаливать. Да не трогай, говорю, мои грехи! С моё поработай на земле, а потом суди. И вообще, тут он обратился к Берёзову. Вот скажи, что они там в монастырях творят?
Ну, молятся, ответил Руслан.
И ничего не делают? Пускай ещё продукцию какую-нибудь дают, а не просто сидят, возразил старый Шорохов.
Они себя обеспечивают и уже хорошо, попытался возразить Руслан. Однако дед его прервал словами:
Да нет, внучек, человек должен жить не только для себя, но и для окружающих. Пусть продукцию дают!
Готфрид на этих словах рассмеялся и приобнял ветерана, словно встретил друга из прошлого с угловатым, но, в целом, правильным взглядом на жизнь. Суждения ветерана проистекали из практики старой русской системы, где не принято ничего не делать тем, кто был способен приносить пользу. Не случайно Шорохов имел звание Заслуженного рационализатора республики, и несмотря на свои годы, ходил голосовать, как он говорил, «за кого надо», а именно за красных.
Затем, закончив беседу, дед направился отдыхать. А друзья, которым на месте не сиделось, поехали по какой-то нужде к ещё одним родственникам. И там к своему неудовольствию Руслан встретил двоюродного братца Владлена Хомченко. У Влада от его отца осталась лишь фамилия и, возможно, именно по причине безотцовщины, он являлся гримасой того неустроенного времени. Такой тип паренька был узнаваем: Владлен по-деревенски был нагловат и труслив одновременно, поэтому больше склонен к воровству, чем к дракам; ну и выпить да курнуть был также не дурак. Как следствие этого, время от времени Влад получал по пьяни в разных местах, хотя пошёл в дедовскую немаленькую стать. Вообще, дед Шорохов после случая, когда он и другие родственники приложили немалые усилия, чтобы пойманный на краже внучок не попал под статью, заявил, что на следующий раз он сам его посадит! И будет этот отщепенец сидеть так долго, пока крыша на зоне не рухнет, ибо все у него дети как дети, а он трава дурная. Однако, после произошедшего Влад поменялся, стал хитрее и осторожнее. Время от времени у него появлялись деньги, на которые он купил машину, а остальные просаживал неизвестно куда. Этот источник заработка был не совсем ясен. И хотя Владлен всем говорил, что он сварной по стройкам, всех посещала догадка, что его доходы связаны опять с некой полузаконной пакостью.
Привет, Влад, ты ещё живой? поспешил поприветствовать со стебом своего двоюродного визави Берёзов, зная, что тот сам этого не стесняется.
А ты тут чё? На кой приехал? ответил брательник, при этом оживившись, как будто сам искал Руслана.
Да представь, скоро универ заканчиваю, сказал Руслан и, указав на Готфрида, пояснил, и вот с другом набираемся опыта у Вадима, собираем инфу для дипломной.