Вера Сотникова!
Я вздрагиваю и смотрю на Марлин.
Она хмурится и настойчиво повторяет:
Вера! Сотникова!
Да здесь я! кричу. Вы же видите!
Марлин сжимает губы. Держит на мне взгляд с полминуты, затем вновь опускает глаза в список.
День тянется как резина. После переклички идем завтракать. Я выискиваю глазами Ваську, дергаю ее за рубашку и тихо спрашиваю:
Вас здесь съедобно кормят?
Она почему-то останавливается, долго смотрит на меня. Протягивает:
Как говорится, в голодухе и гвозди съедобными будут.
А если серьезно?
А если серьезно да. Комендант бережно относится к рабочей силе. Он заботится о том, чтобы процент смертности был минимальным.
Какой добряк.
Представляешь, есть дядьки повыше него! И если все подохнут, ему от этих дядек влетит!
Странно здесь все. Обязательно найдется рыба покрупнее. А самый главный кто?
Фюрер, мгновенно отвечает Васька. Гитлер, то есть.
Гитлер? Это же
Это ихний вождь. Но ты не бойся, здесь, в штабе, его нет, да и вряд ли будет. Хотя все возможно
Не сказать, что столовая меня впечатлила, но я ожидала худшего. Несколько серых столиков со стульями вокруг, кастрюли гремят, горелой кашей пахнет. Права была Васька: здесь и впрямь все не так уж и плохо. Еда есть, вода есть, да и работа нетрудная шей себе да шей. Вот только как же домой хочется Мамка поди испереживалася вся. Думает, сбежала я из дому. Наверное, разными словами меня проклинает. А Никита Плачет, наверное Буквы немецкие гладит
Я жмурюсь и падаю на стул.
Меня хлопает по плечу Васька:
Эй, чего расселась? Как говорится, тарелка на крылышках к тебе не прилетит.
Рано я радовалась хорошему отношению и прекрасной столовой. Каша больше походила на подгорелый зеленый студень, а пахла прокисшим болотом. Интересно, немецкие повара специально портят еду, чтобы поиздеваться над русскими пленными? Или кто вообще стоит за кастрюлей? Хотелось дать ему эту тарелку и миролюбиво сказать: «Ешь». А из напитков на завтрак было то, что даже безрукий не смог бы испортить просто вода. И это радует.
Я втыкаю ложку в дрожащую массу. Ложка стоит. Ничего удивительного.
Васька подсаживается ко мне и мигом надо заметить, с большой охотой вгрызается в зеленый сгусток. Я поджимаю губы. Вздыхаю, подчерпываю кусок каши и отправляю в рот.
Однако Съедобно. Пересолено, подгорело, но пустое брюхо не слишком-то привередливо.
Напротив нас садится лохматая бабища, похожая на бесформенный мешок в юбке. Угрюмо сгорбливается над тарелкой и ковыряет ложкой сгусток.
Васька моментально отрывается от своей каши. По-птичьи склоняет голову и приторным голосом щебечет:
Да что ты такая-то, Тонь! Ну тебе что, рассказать трудно? Мне ж интересно.
Заткнись! почему-то глухо рявкает баба и сжимает кулаки.
Ну, Тонь! Ну что ты как маленькая? Здесь все свои, Тонь! Мы не укусим и ругать не станем! Как говорится, не держи дурное в себе, а иначе
Отвали!
Я хмурюсь. Смотрю на Ваську и спрашиваю:
А что она должна рассказать?
Да сейчас послушаешь. У нее такое интересное случилось, а она упирается, говорить не хочет. Ну, Тонь?
Тоня резко встает с места. Окидывает взглядом столовую и снова садится на стул. Ну, да, свободных мест больше нет, а есть хочется.
Ну, не хочешь говорить не надо, обижается Васька и разворачивается ко мне. Я тебе, Вер, сама расскажу. В общем, она у нас выпивоха жуткая, день-деньской мечтает
Закрой рот, сучка!
Да тише, Тонь, ты ж рассказывать не хотела, так дай хоть мне. День-деньской мечтает о водочке или самогонке. Столько раз уж у немцев выпрашивала, а они ее слали куда подальше. Будут еще они расщедрятся, как же Как говорится, есть, но не дадим. И позавчера, представляешь, ее
Тоня вдруг ударяет по столу. Я вздрагиваю, а Васька и внимания не обращает:
Ее Мыло вдруг к себе позвал. Вечером, когда все разошлись, он с чего-то вдруг взял и позвал. А на следующий день у нее винцо появилося! Да не абы какое, а Берлинское. Так я и спрашиваю, Тонь! Каково было на винцо зарабатывать? Интересно?
Я закашливаюсь.
Странно. Подумаешь, заработала Тоня себе на алкоголь, это ее дело. А Васька-то зачем вмешивается?
Я ему краску от шкафа отскабливала! вдруг с визгом срывается Тоня. Когда пол красила, случайно шкаф запачкала, а он меня скоблить заставил! И вино я у него со стола стащила!
Я ему краску от шкафа отскабливала! вдруг с визгом срывается Тоня. Когда пол красила, случайно шкаф запачкала, а он меня скоблить заставил! И вино я у него со стола стащила!
Стащила? Надо же, какая храбрая А чего он тебя за воровство еще плеткой не исхлестал? Или планирует это сделать вечером?
Он пьян был! Наверное, пропажи и не заметил, вот я и свистнула!
Я недоверчиво кошусь на Тоню. Эта серая лохматая фигура мало походила на ту, что разжигает в мужчинах интерес. Может, у меня ограниченные вкусы? Может, я чего-то не понимаю? В любом случае, Васька очень спешит с выводами.
Я поджимаю губы и опускаю взгляд в тарелку. Даже на зеленый сгусток смотреть приятнее, чем слушать предположения Васьки.
Дверь в столовую хлопает.
Знаешь, я тебе говорила уже, что ты можешь мне во всем признаться. Я бы тебя, конечно, поддержала. Но ты признаваться не хочешь. Как говорится
Тоня вдруг хватает ложку и швыряет в Ваську. Часть зеленого сгустка оказывается на стене, а ложка с тихим звоном падает на пол.
Прямо под ноги только что вошедшему в столовую коменданту, забрызгав кашей его начищенные сапоги.
Глава 6
Мгновенно в столовой возникает напряженная тишина. Только из окон чуть слышны немецкие крики и звуки рассекающих дерево топоров.
Я задерживаю дыхание и до побелевших костяшек сжимаю собственные ладони.
Комендант стоит.
Смотрит сначала на упавшую ложку. На запачканные кашей сапоги. Окидывает взглядом столовую. Медленно стаскивает с ладоней кожаные перчатки, складывает их и засовывает в карман кителя.
Первой подает голос откуда ни возьмись появившаяся Марлин. Прижимает ладони к пылающим щекам и охает:
О, господи Ради бога, простите меня, оберштурмбаннфюрер!
Комендант переводит взгляд на нее. Прищуривается.
Я готова забраться под стол, чтобы не видеть ничего из того, что может произойти прямо сейчас. До кисловатого привкуса сдавливаю зубами губы и пытаюсь не задохнуться. Голова кружится, в висках стучит
Марлин вдруг падает на колени перед комендантом и начинает активно вытирать полотенцем его ботинки.
Совсем не понимаю, как такое могло произойти, приговаривает Марлин, ссутулясь над ступнями нациста. Ведь все время находилась здесь, следила за ними Но никак не ожидала, что вы зайдете.
Комендант вытягивает из нагрудного кармана папиросу, вставляет ее в зубы и чиркает красивой зажигалкой. Марлин наконец стирает с ботинок остатки каши и неуверенно поднимается.
Так я должен спрашивать у вас разрешения, чтобы войти в свою же столовую? вздергивает бровь комендант, размыкает губы и выпускает тонкую струйку дыма.
Господи, конечно, нет! Просто вы нечасто ее посещаете
А сейчас вздумал посетить. Проверить, как прижилась новая рабочая сила. И, насколько вижу, прижилась она очень хорошо?
Я упираю взгляд в тарелку настолько, насколько это вообще возможно.
Против своей же воли кошусь на коменданта.
Я разберусь с ними, опускает глаза Марлин. Еще раз извините. Они просто еще не знают, как нужно себя вести.
Эту я видел уже давно, комендант кивает на Тоню, а я сначала напрягаюсь, потом облегченно выдыхаю. Значит, он понял, кто во всем виноват?
Оберштурмбаннфюрер, вы уж не злитесь. Просто
Услышьте саму себя, фрау Эбнер! Как я могу не злиться, если подобный инцидент происходит не в первый раз?! Как я могу не злиться, когда вижу, что вы не справляетесь со своими обязанностями?! Сколько раз животные забывали свое место именно в ваше дежурство?!
Но Оберштурмбаннфюрер Вы же меня не выгоните?
Лучше вспомните, почему вы до сих пор здесь, фрау Эбнер, комендант резко гасит папиросу и утирает губы. Если бы на моем посту был некто другой, вы вылетели бы в первый же день. Самая ничтожная надзирательница.
Я исправлюсь.
Не зная вас, я мог бы и поверить. Вы считаете нормальным то, что произошло буквально три минуты назад?
Не считаю. Я накажу их.
Я сам этим займусь. У вас слабые руки.
Я напрягаюсь.
Их?!
Понимаю, оберштурмбаннфюрер. Постараюсь исправиться.
Вы неисправимы. Зайдите ко мне. Обсудим вашу дальнейшую работу здесь наряду с поведением рабочей силы.